На мохнатой спине - Вячеслав Рыбаков

– Твоя работа? – спросил я без обиняков.

– Что? – невиннейшим голосом ответил он вопросом на вопрос.

– Новостей не смотришь? Срам-то какой с нашим певуном!

– А… – сказал он. – Нет, слышал, конечно. Но разве мне такое под силу? У меня ж бедная фантазия, – с добродушной мстительностью напомнил он мне мою фразу. – Это уж просто небо шельму метит.

– И твои не имеют к этому никакого отношения? – усомнился я.

– Хочешь верь, хочешь проверь, – ответил Лаврентий, и по его тону даже через телефон чувствовалось, как он доволен и как сияет его физиономия.

– Так что теперь?

– Ну, а что теперь? Подождём немного и будем из гуманных соображений требовать по официальным каналам его экстрадиции. Чтобы отбыл наказание на Родине. Знаешь, что такое тюрьма в разорённой войной голодающей стране? Когда в одной камере на соседних нарах сторонники обеих воюющих сторон плюс аполитичные бандиты, которым плевать и на социализм, и на фашизм, но спуску они не дают никому… Откуда у парня испанская грусть? А вот оттуда. После этой экзотики ему наша Колыма Куршевелем покажется.

Я только головой покачал. Хотел откланяться, но тут Лаврентий не удержался.

– Думаю, эта методика войдёт в анналы, – сказал он. – Помяни моё слово, её повторят не раз и не два. И, боюсь, скорее даже не мы, а те, кому приходится потоньше нас работать. Всякие там поборники прав человека и приоритета законности.

Как в воду глядел.

А на отчёте, что Лаврентию пришлось держать, он лишь сообщил скромно, что вопрос отпал сам собой, и Коба шаловливо погрозил ему пальцем.

1-е.

Режим Франко утвердился по всей Испании. Сопротивление приверженцев республики окончательно подавлено.

3-е.

По распоряжению Гитлера немецкий Генштаб приступил к разработке плана «Вайс» – плана разгрома Польши. Предельным сроком нападения было установлено 1 сентября. Советская разведка уведомила об этом Кремль через десять дней.

7-е.

Риббентроп официально дал задание чиновникам своего МИДа прозондировать в советском представительстве готовность СССР к переговорам относительно улучшения отношений и развития экономического сотрудничества.

14-е.

Со ссылкой на высказанное Сталиным на съезде партии намерение поддерживать страны, независимость которых может оказаться под угрозой, со стороны Англии и днём позже – Франции в Кремль поступили предложения присоединиться к англо-французским гарантиям Польше. В гарантиях никак не упоминались страны Балтии и Финляндия, остававшиеся, следовательно, удобным плацдармом для немецкого нападения на СССР в обход Польши. Присоединившись к гарантиям, СССР позиционировал бы себя явным противником Германии, но при том в случае нападения немцев через Прибалтику оказался бы в войне с Германией один на один.

17-е.

СССР в ответ предложил заключить между Англией, Францией и СССР договор о взаимной военной помощи, по которому три державы обязывались оказать немедленную военную поддержку любому из подвергшихся нападению государств Восточной Европы. В предложенном проекте указывалось: «Англия, Франция и СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Чёрным морями и граничащими с СССР, в случае агрессии против этих государств». Галифакс ответил в том смысле, что «Британия будет настаивать на своём первоначальном предложении о советской односторонней гарантии для Польши и Румынии». Майский указал британскому министру на то, что «предложенная формула лишена характера взаимности: мы обязаны помогать англо-французам, если они окажутся вовлечены в войну из-за Польши или Румынии, но они не обязаны в аналогичной ситуации помогать нам».

18-е.

Польша довела до сведения Германии, что та «может быть уверена – Польша никогда не позволит вступить на свою территорию ни одному солдату Советской России».

19-е.

После бесед с Галифаксом полпред СССР в Великобритании Майский выехал в Москву для участия в обсуждении перспектив тройственного пакта. Позже Майский вспоминал: «Я рассказывал правду, и в итоге картина получалась малоутешительная. Тем не менее правительство всё-таки решило переговоры продолжить и приложить все возможные для того усилия, чтобы убедить англичан и французов».

26-е.

Лондон неофициально уведомил Берлин, что советское предложение о трёхстороннем пакте взаимопомощи принято не будет.

Завершая заседание кабинета, на котором обсуждались связанные с советским предложением вопросы, Галифакс подытожил: «Мы должны действовать так, чтобы в случае войны не остаться без русской помощи, мы не должны ставить под угрозу наш союз с Польшей и подвергать опасности мир».

29-е.

Сразу по возвращении в Лондон Майский вновь посетил Галифакса, где «долго доказывал важность скорейшего заключения тройственного пакта о взаимопомощи и настойчиво заверял в самом искреннем желании советского правительства сотрудничать с Англией и Францией в деле борьбы с агрессией». Считается, что полпредам в Лондоне и Париже был советским правительством установлен предельный срок для того, чтобы добиться от держав внятной положительной реакции, – 1 мая.

Глава Департамента северных стран британского МИДа Коллир, комментируя высказывание Галифакса на заседании кабинета 26 апреля, отметил: «Кабинет занял такую позицию, желая обеспечить себе русскую помощь и одновременно сохранить за собой свободу действий, чтобы, когда мы сочтём нужным, помочь Германии за счёт русских продвинуться на восток».

30-е.

Германия неофициально уведомила Францию, что либо Лондон и Париж убедят Польшу пойти на компромисс по Данцигской проблеме, либо Берлин будет вынужден наладить отношения с Москвой.

Мы хоть попытались

Через несколько дней после майских праздников фон Шуленбург попросил меня о приватной встрече. Попросил так настойчиво, как никогда прежде: в ближайшие, дескать, дни ему придётся на некоторое время отбыть в Берлин, и весьма желательно до отъезда прояснить кое-какие неопределённости. Объяснение выглядело ни к чему не обязывающим, вопиюще неконкретным, и вообще непонятно было, почему он решил переговорить именно со мной, а не с кем-то из прямо ответственных за германское направление советских дипломатов.

Вот и этот Первомай укатился в прошлое. Москва, отполыхав бродячими кострами развевающихся кумачей, отшагав по Красной площади в обличье изобильных урожаев, непобедимых танков и ударников с физкультурницами, в очередной раз сказала своё веское «Ура!» и вновь прикипела к рабочим местам. Погода в ту весну радовала так, будто обещала и впрямь мир, труд и май, вечный май. Но от души порадоваться безмятежному теплу и весеннему сиянию могли, пожалуй, лишь старики да школьники после уроков. Бодрая музыка уличных репродукторов, создававших по центральным районам города сплошную сеть покрытия, все эти «Кудрявая, что ж ты не рада» и «Нам нет преград», целыми днями звучала по большей части именно для них, для старых и малых. Но уж когда истекал рабочий день и усталый народ опрометью бросался в театры, библиотеки, продуктовые магазины и убогие жилища – тут ему никуда было не деться от того, что много позже начнут высокомерно называть сталинской пропагандой.

Пройдут десятилетия, споются и забудутся «Ландыши», «Хороши вечера на Оби», «А у нас во дворе», «Бирюсинка», «Мой адрес Советский Союз», «Арлекино», «Зайка моя», «Я убью тебя, лодочник» и множество иных пролетающих мошками хитов; но даже в двадцать первом веке, который тогда, в конце тридцатых, виделся нам одухотворённым и трудолюбивым царством давно победившего коммунизма и давно обнявшей всех доброты, – даже и тогда, если вдруг возникала необходимость навалиться всем миром на какое-то трудное дело или отпраздновать какую-то общую победу, из тьмы времён будто сами собой выныривали те самые мелодии, что нескончаемо омывали Москву в ту давнюю-стародавнюю пору. И я прекрасно понимал почему. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять. Они создавались в полушаге от громыхания залитых кровью жерновов, но с ощущением, какое только и способно делать что человека, что страну молодыми: ощущением манящего простора впереди. Никогда такого уже не повторялось. И наверное, не повторится.

Мы договорились с послом Германского рейха встретиться по возможности запросто, чтоб заранее никому со стороны и в голову не могло прийти, куда нас занесёт. Во-первых, потому, что в случайно выбранной затрапезной забегаловке уж точно не случилось бы никаких подслушивающих устройств. Все столичные шалманы на прослушку не поставишь. Во-вторых, топтунам, буде таковые увяжутся либо за мной, либо за ним, либо за нами обоими, вне зависимости от того, у какой именно из двух высоких договаривающихся сторон они будут на службе, сложнее окажется остаться незамеченными. Намереваясь висеть на хвосте у двух элегантных джентльменов, собравшихся на совместный ланч, они загодя должны будут мимикрировать с учётом того, что им придётся перекусить по соседству. И, стоит нам забрести в простонародную щель, они, если рискнут увязаться за нами, сразу станут заметны.