Ванька-ротный - Шумилин Ильич

– А говорили, что в роте все спят на ходу!

– Где пацаны?

– В роте! Товарищ командир полка.

– Пошлите за ними наших людей!

– Слушаюсь! – сказал дежурный офицер, – Будет исполнено! А в то время я беседовал с мальчишками. Им было лет по тринадцать не больше.

– Мы шли все время лесом, – рассказывал один.

– Днем сидели в лесу, а ночью пробирались к линии фронта.

– Два раза видели немцев.

– Один раз на дороге, они шли за повозкой. А другой раз на той стороне леса. Там у них стоят пушки.

– А почему вы решим идти через линию фронта? – спросил я.

– Вас кто-нибудь направил сюда?

– Мы сами!

– А пошли зачем?

– 34 -

– Захотели к своим пробраться!

– У вас в деревне родители или кто из родных?

– У него бабка в деревне. А у меня никого.

– Откуда ты взялся, нужно тебя спросить?

– Мы жили в Калинине. Мать на лето отвезла меня в деревню. Он мой друг. Мы живем в Калинине в одном переулке. Он поехал к бабушке, вот и я с ним. Мать за мной осенью не приехала, вот мы и остались у его бабушки. Вот мы и решили податься к своим.

– Куда?

– Бабы говорили, линия фронта близко. Наши стоят на Тьме. Вот мы и решили уйти из деревни. Я велел старшине послать двух солдат.

– Пусть ребят отведут в батальон. Ребят отправили, и солдаты вскоре вернулись.

– У нас их по дороге забрали. Из полка нарочные подоспели. Дня через два мальчишки опять появились в роте. Их привели полковые разведчики. К нам в траншею явился Максимов.

– Нужно без шума переправить их обратно на ту сторону! – сказал он.

– Ты сам поведешь!

– Я взял с собой старшину, Захаркина и мальчишек, перешёл по льду речку и забравшись на заснеженный берег, решил подождать. Мы легли в снег, нужно было немного дать им отдышаться.

– Ну и где же вы были? – спросил я в полголоса.

– Из штаба полка нас на санях парой лошадей отвезли в дивизию. Там с нами говорили офицеры. Потом водили к какому-то старику. %%% Нам вернуться обратно к бабке и собирать сведения о передвижении немецких войск. Нам дали пароль! К нам связного пришлют, – заявили они гордо.

– Вам же велели об этом никому не говорить! – сказал я.

– Вы-то ведь свой! Может мы опять сюда к вам вернемся. Вам поручено переправить нас.

– А не боитесь назад возвращаться?

– Нет! Мы дорогу знаем!

– Ну хорошо! Я подождал середины ночи, поднялся на обрыв, довел их до опушки леса, и они ползком подались вперед. Мы пролежали со старшиной и Захаркиным в снегу до утра, слушая не стрельнут ли немцы. Я отвечал за них. Нужно было сделать все тихо. Мы уползли назад перед самым рассветом. Можно было сказать, что переправа через линию фронта нам удалась. Старший лейтенант Максимов звонил мне, когда я вернулся, я ему подробно обо всем [доложил] рассказал.

– 35 – Через насколько дней меня вызвали к комбату.

– Иди в полковые тылы и получи валенки и теплые рукавицы. Полушубки, телогрейки и стеганные штаны ещё не привезли [на всех], после получишь. Штабные, тыловики и ком. состав полка были одеты полностью и во все новое. Нам офицерам рот выдали то, что после них осталось.

– А как же солдаты? – спросил я.

– А что солдаты? Солдаты ватники под шинель имеют, шапки на них надеты, рукавицы завтра старшина получит, а на счет валенок придется дня два подождать. Валенки для всех солдат на подвозе. Ещё через день в роту пришло пополнение. С маршевой ротой прибыли молодые солдаты. Командиром взвода прислали младшего лейтенанта Черняева. Не помню, откуда он сам. Но кажется из Омска. Мы были в роте вместе около месяца и сведения о нём исчезли из памяти быстро и навсегда. Но внешность его я запомнил [хорошо]. Парень он был молодой, широкоплечий, по характеру спокойный и даже не в меру молчаливый. Лицо у него было простое, обветренное и чуть – чуть скуластое, глаза обыкновенные, серые. Ладони рук больше и мозолистые. Кем он был до войны? [я знал, но забыл] В деревне работал. На фронте, что ни месяц – каждый день перемены, прошла [одна] неделя – целый [серьёзные] события. День на день никогда не похож. Прибыл он к нам в роту прямо из училища. Несколько месяцев позанимался военным делом и уже младший лейтенант. Прибыл он к нам; в ноябре, а в декабре его уже не стало. При особых обстоятельствах он пропал без вести вместе со своим взводом. На фронте он был всего ничего, всего один месяц. И за этот короткий срок войны сумел получить от Березина судимость. Судимость правда условная, но она морально раздавила человека. II декабря сорок первого года под огнем немецких зенитных батарей легло в землю сразу два полка нашей пехоты. В донесениях и книжечках под диктовку Д. И. Шершина указали, что в районе Марьино и Щербинино шли ожесточенные бои. А боев просто не было. Под батареи зениток сунули людей, и считай только убитых на поле оставили без двух, трех сотен тысячу. И все это свершилось за пару часов. Черняев не мог выйти из-под этого огня. Я был этому очевидец и свидетель. Из нашего полка всего вышло только два человека. Но вернемся на Тьму. Взвод младшего лейтенанта Черняева был выдвинут несколько вперед и правей. Он стоял у самой кромки льда в густых заснеженных кустах.

– 36 – Черняева со взводом поместили туда по указанию штаба. Я понимал, что штаб полка по приказу свыше обязан был разработать в деталях и организовать систему обороны. В общем, расчет был простой! Если роту в траншее накроет немецкая артиллерия, то в кустах на снегу останется нетронутый взвод. Я конечно возражал, тактика штабных мне была не совсем понятна. Но в моём согласии никто не нуждался. А я возражал потому, что взвод Черняева поставили в такое место, где нельзя было углубиться в землю и на полштыка лопаты. Солдатам Черняева негде было укрыться. Они сидели в открытом снегу. Берег в том месте был низкий и топкий. Плоский мыс, образованный наносом песка, не промерз и на поверхность земли везде выступала вода. Можно подумать, что мы могли принести мешки с песком и соорудить что – то вроде редута. Но должен вас огорчить. Рогожа и мешковина была тогда на строгом учете. Мешки выдавали только под тару тыловикам [и обозникам]. Солдаты Черняева насыпали вокруг себя полуметровый сугроб, набросали на снег под ноги лапника и получилась лежанка под открытым небом. Во взводе Сенина солдатам было теплее. У них над головой была корка промёрзшей земли. Солдаты подкопали в переднем скате траншеи норы и заползали туда на четвереньках. Землянку в роте вначале нам строить запретили, потом ее строить не %%%%%. Мы ждали, что нас перебросят в другое место %%%% [А может и не забыли? Мне не хотелось по этому вопросу идти и обращаться к комбату в штаб полка.] Важно было другое, как понимал я. Нас хотят поставить в такие условия, чтобы у каждого возникла правильная и одинаковая мысль. Если назад из траншеи ходу нет, а вы хотите выбраться из обледенелой могилы, идите под пули, берите деревню и грейте зады. А пока на ветру и на холоде застывали мои солдаты. Выползешь из норы, встанешь со сна, наступишь на пятки, а хребет дугой, ни туда и ни сюда, ни разогнуть, ни дыхнуть и ни пёрнуть [%%%%%]. Старики говорят, это икшакс (ишиас). 0т холоду ног. А нам молодым кажется другое. Что нас поставили вдоль мерзлой траншеи раком и через нас прыгает начальство, как при игре в чехарду. Я тоже спал в промерзлой солдатской норе во взводе у Сенина. Сегодня ноябрь сорок первого года. Из дивизии пришёл приказ. Командиру стрелковой роты положено иметь ординарца.

– 37 – Перед рассветом, когда приносили в роту пищу, я сам ходил с котелком за получением порции баланды и хлеба [и стоял в очереди]. До сих пор ротные бегали в одиночку по передку. Зацепит где пулей! Всякое может случиться! Пойдет по тропе и пропадет человек! По приказу я должен выбрать себе солдата в ординарцы, подать на него представление по инстанции и он пойдет в полк на беседу. "Проверка на вшивость", как говорили солдаты. Под этим понималось и то и другое. При тебе должен быть благонадежный и проверенный человек. Кто знает, может ты сидишь как засланный в пехоту шпион? – Сидишь в траншее, спокойно кормишь вшей, [целый день] торчишь на холоде, живешь в голоде, да ещё прикидываешься [что ты свой]. А потом окажется, что ты перебежчик с той стороны. Ординарца должны проинструктировать в соответствующих органах. К вечеру в тот же день меня вызвали в батальон. Зам. комбата по политчасти, а теперь у нас в батальоне было по штату такое лицо, вполне серьёзно и, можно сказать секретно, сообщил мне.

– Есть данные из дивизии, что в стрелковых ротах находиться шпион. Мне поручили предупредить тебя, чтобы ты проверил своих солдат. Он офицер, но одет во всё солдатское. Для связи и опознания у него есть пароль, две немецкие бритвы.

– Проверь у своих солдат карманы и мешки, может найдешь у кого одну или две.

– А они что? Со вставными лезвиями?

– Да нет! Говорят тебе опасные, немецкие, Золинген! Лезвием как следует не побреется. Немцы не дураки!