«Афганистан, мой путь…» Воспоминания офицера пограничной разведки. Трагическое и смешное рядом - Юрий Николаевич Матроскин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8 февраля операция закончилась и наша мангруппа, совершив почти 60-км марш, остановилась на привал в Шерхане. Там бессмертный экипаж БМП-1 № 806 сделал свою последнюю в жизни фотографию. Казалось, все завершилось успешно: 10-дневная операция закончилась без потерь и осталось лишь совершить 80-км марш на «точку». Все отдыхали, шутили, веселились. Но на душе у меня что-то было не так: меня все больше и больше охватывало предчувствие чего-то страшного и неизбежного. Я не мог объяснить, что меня мучало — настроение ни с того ни с сего упало и меня интуитивно охватило не проходящее чувство опасности, беспокойства и даже появились мысли о гибели. Мое настроение заметили другие офицеры, и Ваня Лобанец спросил: «Что с тобой?» Я неожиданно для себя ответил: «Знаете, мужики, меня, наверное, завтра убьют». Они опешили: «Ты что, дурак? Операция закончена. Выбрось дурные мысли из головы, а то «накаркаешь». Однако эти мысли меня не отпускали до утра — сон не шел, а когда рано утром 9 февраля 1985 года наша колонна начала движение — мое сердце лишь сжалось в тревожном предчувствии чего-то ужасного. Я не кривлю душой — многие бойцы, побывавшие в аналогичной ситуации позже говорили о том же. Тем не менее марш проходил как обычно — мои три «бэхи» № 802, 805 и 806, как обычно, замыкали колонну, растянувшуюся не менее чем на полтора километра. Первой шла БМП № 802 в составе командира отделения сержанта Рауфа Бутылкина, наводчика оператора ефрейтора Валерия Лихошвы и механика-водителя ефрейтора Юрия Колесина и двух бойцов в качестве десанта. Моя 805-я в составе командира экипажа старшего сержанта Владимира Терентьева, наводчика-оператора ефрейтора Анатолия Сербинова, механика-водителя ефрейтора Анатолия Зайца и десантника ефрейтора Константина Соколова шла второй. 806-я в составе командира отделения старшего сержанта Евгения Рожнова, наводчика-оператора ефрейтора Рашида Одинокова, механика-водителя ефрейтора Сергея Фомина и десантника-пулеметчика ПК ефрейтора Василия Романенко замыкала колонну.
Обогнув с юга «зеленку» зоны Дашти-Арчи, откуда наши колонны постоянно обстреливались, мое психологическое напряжение постепенно спало — впереди был участок дороги, где засад быть не могло. К тому же, в эфире было слышно, как кто-то из наших офицеров интересовался, натоплена ли баня на «точке». На подъезде к Саб-Куругскому перевалу, что в нескольких километрах от кишлака Саб-Куруг, южнее которого начинается зона Хазарбаг — базового кишлака БФ Кори Амира (ДИРА), зампотех майор Георгий Налетко неожиданно связался со мной по радиостанции: «Поскольку 806-я не заводится, то пропусти ее вперед — если она заглохнет на перевале, то подтолкнешь ее» (заглохшую гусеничную технику заводят, только толкая ее сзади). По моей команде мой механик-водитель Анатолий Заяц тут же пропустил 806-ю вперед и наша БМП стала замыкающей. Дистанция между нашими машинами составляла около 10 метров. А в 14.25, буквально через каких-то 300 метров после нашего перестроения, вдруг что-то страшно грохнуло и непонятным образом я очутился на земле. В голове звенело, хотя ее и защитил шлемофон. В нос ударил острый запах гари и дыма, послышались крики раненых ребят. Меня пронзила страшная мысль: «Подорвались на мине!» Как оказалось, вражеская противотанковая итальянская мина, усиленная мешком тротила, была установлена специально против гусеничной бронетехники — замыкатель мины находился на обочине дороги и приводился в действие сдвигом грунта вправо заблокированной гусеницей при ее повороте влево. Мина взорвалась под двигателем 806-й с такой силой, что ударной волной машина была отброшена на несколько метров вперед и яма от взрыва оказалась у нее за кормой. Поднявшись с земли, я увидел, как из ее люков вырываются столбы черного едкого дыма. Сзади в 1,5 метра от ее кормы находилась большая глубокая яма от взрыва диаметром больше двух метров, а изнутри БМП раздавались страшные крики Рашида Одинокова. В это время наш механик-водитель Толик Заяц с залитым кровью лицом (осколок попал ему в лоб) вылез из люка, снял «шлемофон» и со словами «Пи…ц, приехали!» с силой ударил им о броню. Это вывело меня из оцепенения, и мы с ребятами бросились к горящей машине. Подбежав к люку механика-водителя, из которого выглядывала безжизненная, повернутая влево голова Сережки Фомина, и встретившись с его стекленеющим взглядом, мне стало ясно, что ему уже ничем помочь нельзя.
В это время Володя Терентьев с кем-то из ребят бережно снимали с «брони» Женю Рожнова, который в момент взрыва сидел на броне в командирском люке — ноги у него были оторваны и болтались на рваных ватных штанинах. До сих пор помню эту жуткую сцену: Володя Терентьев протянув к нему руки произнес: «Женя, иди ко мне». Рожнов полным боли голосом с каким-то надрывом простонал: «Терентий» — и повалился на него, потеряв сознание. Подбежавшие ребята из состава экипажей БТР бросились вытаскивать из БМП Рашида Одинокова. И в этот момент у меня мелькнула мысль, что в десантном отсеке 806-й находится три ящика с выстрелами к пушке «Гром», которые из-за пожара в любой момент могут сдетонировать. Открыв правую десантную дверь, я вытащил два из трех ящиков и оттащил их на обочину. Когда же начал вытаскивать третий ящик и, упершись ногой в ребро порога проема задней двери, потянул его на себя — раздался глухой взрыв и огненная вспышка «дыхнула» мне в лицо жаром, каким-то чудом не повредив глаза. Отшатнувшись от нее, но не выпустив ручку ящика, я тем самым выдернул его из десантного отделения наружу. При этом силился понять: что взорвалось? Вероятно, это был цинк с «ВОГами» (осколочные гранаты к АГС-17 «Пламя»). И тут до меня дошло, что в БМП находится полная боеукладка из 40 выстрелов к пушке «Гром», которая в любую минуту может взорваться от разгорающегося внутри машины пожара (до сих пор не могу понять, как она не сдетонировала от прозвучавшего взрыва). Поняв бессмысленность попыток предотвратить взрыв, бросился к раненым ребятам, чтобы оттащить их подальше. Впереди, прямо перед носом горящей машины на земле наш врач Леня Сакутин перетягивал жгутами ноги Жене Рожнову, а Витя Нарочный вкалывал ему «промедол». Справа на обочине, в нескольких метрах от
