Красный тряпочник (СИ) - Афонин Владислав

Дорогой Як, в вашем отделе хорошая информационная база, наверное, на порядок лучше нашей. Попробуйте проверить хотя бы одно из этих дел, всё окажется так, как я говорил. В любом случае, ваша главная задача — выяснить, кем они являются, и навсегда положить конец их злодеяниям. В настоящий момент под угрозой находится абсолютно любой советский гражданин вне зависимости от экономического положения, социальных характеристик, политических взглядов и уровня культурного развития. Удар может быть нанесён в любое время и в любое место. Кем бы они не являлись и какие бы цели не преследовали, отряд «Гамма» и ему покровительствующие должны быть разгромлены и наказаны!

P. S. Кстати, а что всё-таки там с Красным тряпочником?:)

С уважением,

Вю.

«Вот как оно оказывается в нашем чудесном государстве. Прямо-таки специализация нашего отдела. — Ярослав за годы службы в милиции приобрёл значительную долю профессиональной циничности и не особо удивился сообщённому Приставаловым. — Надо обязательно поговорить с Боровом на этот счёт. Может, кто-то уже занимается этими преступлениями. С этой “Гаммой” дело вырисовывается куда серьёзнее, нежели с Красным тряпочником».

Коломин поблагодарил журналиста за предоставленную информацию и в общих деталях поведал ему о продвижении в деле неуловимого маньяка. Между вовсе не безвинными жертвами имелись связи, и, возможно, убийца имеет какое-то отношение к этим связям — больше Валентину Юрьевичу пока знать не полагалось. Капитан вышел из «Тёмного нета», выключил компьютер, отсоединил и спрятал блокатор, лёг в кровать. Перед глазами продолжали стоять бронированные «чистильщики».

Тревожно вздохнув, Ярослав провалился в сон.

[1] ОБХСС — Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности в МВД СССР.

Глава VIII. ПО ЗАВЕТАМ ВОЛАНДА

Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.

М.А. Булгаков, «Мастер и Маргарита».

Плохо, очень плохо. Как же сильно тошнит… Это чувство нестерпимости доканывает, когда пелена перед глазами застилает вроде бы трезвый взор, когда очертания предметов плывут, как на картине сюрреалиста, а ты чувствуешь себя отравленным, но не можешь изрыгнуть из себя этот проклятый яд! Марево сменяется бело-синими вспышками, в глазах плывут и разбегаются то ли блёстки, то ли мушки, то ли звёздочки. Хочется изогнуться в судорогах, но или тело не позволяет, или препараты, в него введённые. Хочется попить прохладной воды, ибо горло пересохло донельзя, но пить нельзя, проси ты иль не проси. А есть совсем не хочется, ибо извергнешь всё на пол, простыни и окружающих тебя людей. Вроде бы будет стыдно, хотя к такому развитию событий тебя явно готовили. Вроде бы живой, вроде бы не сдох…

Эти аппараты, скорее, похожие на монстров из книг Лавкрафта, нежели на изобретения прогресса, по трубкам которых сквозь острые иглы в твоё тело ежесекундно заливается какая-то дрянь. Эти приборчики, пикающие, словно трусливые крысы, и отражающие показатели жизнедеятельности молодого организма. Эти люди в халатах, одновременно равнодушные и одновременно заинтересованные в успешном исходе. «Наверное, исходе на тот свет?!» — в диком ужасе ответит сторонний, неподготовленный наблюдатель. И, наконец, эта пропитанная спиртом и хлором тошнотворная холодная стерильность, от которой съёживается открытое всем сквознякам юное тело. Тело, слишком красивое и натренированное для своего возраста.

Ярослав, в многочисленных проводах, катетерах, иглах и бинтах, похожий на помесь осьминога с ежом, болезненно поморщился. Свет потолочной лампы раздражал его, хоть он и находился в полубессознательном состоянии. Ремни и так хорошо удерживали его, однако кто-то всё равно продолжал его заботливо придерживать к операционному столу. Юноша прищурился, огляделся в бредовом мираже: на специальных мониторах виднелись лишь непонятные абстрактные узоры.

— Показатели пси-активности зашкаливают, — сказал один голос где-то слева. — Боюсь, сейчас мы переборщили!

— Аркадий Константинович, его всего сводит судорогами, — доложил второй человек. — Да и остальные показатели критические… Сейчас оставим мальчика без печени.

Градов в медицинской маске, закрывающей пол-лица, склонился над полуживым Ярославом.

— Он сильный — справится, — уверенно ответил профессор. — Давайте папаверин один укол внутримышечно. С остальным пускай справляется сам.

— Есть один укол папаверина внутримышечно, — кивнул второй.

Спазмолитик подействовал: через несколько минут Ярослава прекратило скручивать, юноша почувствовал некоторое облегчение. Остальную боль он пропустил сквозь себя и, не давая себя уничтожить, словно оседлал её — стало, скорее, не хорошо, но как-то привычно. Дыхание стало не таким учащённым, сердце перестало норовить вырваться из груди, прекратили пульсировать веки.

— Он не просто сильный, а сильнее большинства, — поделился впечатлениями первый. — Лучше переносил только Грим.

— У Альбертика… свои особенности, — туманно отозвался Градов. По-отечески погладил Ярослава по лбу. Резина медицинской перчатки неестественно ощущалась на влажном лбу. — Потерпи ещё немного, мальчик мой. Это очень и очень неприятно, я всё прекрасно понимаю. Буквально чуть-чуть, и всё закончится.

Коломин промычал в ответ что-то невразумительное.

— Подачу «Псио» прекратить!

Вспышка. Ярослав раскрыл глаза и резко приподнялся со спины, будто внезапно набравшись сил. Операционный блок пустовал, мерно попискивали приборы. Как муха, назойливо жужжала потолочная лампа. Окно было заклеено белой плёнкой, но стало очевидно, что на город опустился вечер. Ремни на теле кто-то развязал, также оказалось отсоединённым большинство проводов, игл и катетеров. Коломин огляделся, как пьяный, и яростно стал выдёргивать из себя оставшиеся медицинские приспособления. Пару раз из дырочек и разрезов на теле проливались струйки крови — новой или свернувшейся — которые окрашивали металл стола и пелёнки на нём в алый или багровый. Из последней трубочки вылилась гадкая чернильно-чёрная жидкость, испачкав Ярослава от груди до паха.

Абсолютно наплевав на себя, юноша спрыгнул с операционного стола на пол. Холод от плитки неприятно ударил в таз сквозь босые ноги. Покрывшись мурашками и съёжившись из-за озноба, Ярослав поковылял, словно неизлечимо больной, к двери. Она не поддалась, так как оказалась закрыта на электронный замок. Вспышка. Сам того не желая, молодой человек внезапно узнал, что нужную ключ-карту забыл один из учёных в ящике письменного стола. Ярослав вытер кровь и чёрную жидкость со своего тела, хотя в виде размазанного слоя они всё равно продолжали оставаться на нём. Юноша полуприсел на одну ногу, и грудь прострелило огнём от низа ребра до верха ключицы. Наплевав на боль и самого себя, Ярослав открыл ящик посередине, взял оттуда несколько папок, моментально отыскал нужную и потряс её. Из жёлтого куска картона выпал пропуск. Коломин прошлёпал к выходу и долгожданно отпер его.

В полутёмном коридоре царил противный сквозняк. Время от времени дорогу во мраке освещали тусклые красные лампочки. Ярослав не опирался на стены, как умирающий, и старался идти нормально, может быть, даже несколько торжественно, грациозно. В эти минуты юноша походил на прекрасного Орфея, спустившегося в царство Аида. Однако стоический поход в неизвестность стремительно окончился: Ярослава замутило, вновь зарябило в глазах. Теряя сознание, он завалился и со всей силы рухнул на правое плечо. Чей-то испуганный голос в конце коридора окликнул его по имени. Перед окунанием в забвение молодой человек почувствовал, что к нему, бездыханному, успело подбежать на помощь несколько людей. Старуха смерть опять не смогла схватить его в свои цепкие объятия?