Владимир Ковалевский: трагедия нигилиста - Семен Резник

И вдруг было заявлено об открытии, осветившем загадку с совсем неожиданной стороны, как чаще всего и происходит при подлинно великих научных свершениях.

...Среди ученых иностранцев, приглашенных в Россию Петром, был некий Мессершмидт, датчанин, получивший от царя задание заняться исследованием Сибири. Это был старательный и неторопливый труженик, пядь за пядью изучавший сибирскую землю. Он умер в Петербурге в 1735 году, не успев завершить свой десятитомный отчет, с тех самых пор благополучно пылившийся на полках академического архива.

Однако в начале 70-х годов, словно бы специально для того, чтобы честный труд не исчез вовсе бесследно, один из рисунков Мессершмидта попал на страницы английского научного журнала, а еще через четверть века номер журнала оказался в руках французского зоолога Жоржа Кювье.

Вглядевшись в рисунок, молодой натуралист чуть не подскочил от удивления... Правда, воспроизведенное в журнале изображение нижней челюсти сибирского слона было очень нечетким. Всего лишь беглый карандашный набросок. Но великая догадка тотчас осенила Кювье.

Не говоря никому ни слова, он послал в Петербургскую академию просьбу изготовить для него другой рисунок с той же челюсти.

Оказывать услуги друг другу издавна было заведено между учеными. Случалось, отношения между государствами портились. Случалось, вспыхивали войны... Но ученые обменивались печатными работами, книгами, подробными письмами, в которых обсуждали спорные вопросы, пересылали друг другу рисунки и препараты. И хотя императорская Россия упорно не признавала республиканской Франции, хотя вместе с другими монархиями Европы вела против нее войну, в Петербурге и помыслить не могли о том, чтобы отказать парижскому собрату. Требуемый рисунок был выполнен с большой тщательностью.

Первого плювиоза четвертого года республики (в январе 1796-го) двадцатишестилетний Кювье, только что избранный членом Французского института, то есть академиком, сделал доклад, в котором признался, что петербургский рисунок вызвал в нем «такую радость, которую трудно выразить». Ибо он «нашел в этом рисунке подтверждение выводов, сделанных по первому плохому рисунку».

Выводы же состояли в том, что «слоны Сибири» существенно отличаются от обоих видов ныне живущих слонов, то есть от индийского и африканского! Несомненно, они относятся к тому же семейству — хоботным. Но их следует причислить к другому виду и даже к отдельному роду этого семейства...

После столь смелого заявления интерес к сибирским слонам обострился до крайности. Адамс знал, что не все соглашались с французским натуралистом: ведь его открытие основывалось всего лишь на рисунке с одной челюсти животного. А значит, найденная туша должна всей своей угрожающе многопудовой массой вмешаться в спор ученейших людей Европы! Нет, не напрасно предпринял Адамс столь опасное путешествие, не зря мерз на ледяном ветру, преодолевая перевалы диких каменистых гор, еще не получивших названия, не зря пробирался по топям оголенной безрадостной тундры.

Конечно, ему здорово повезло! Ведь семь лет прошло уже с тех пор, как тунгузский князец (Адамс так и писал в отчете: князец, а не князек) Шумахов обнаружил тушу, и больше двух лет назад он видел ее в последний раз. За это время труп могло затянуть песком, а то и вовсе смыть в Ледовитое море. Весь долгий путь от Якутска Шумахов, которого Адамс взял в провожатые, по многу раз пересказывал историю своей удивительной находки, начавшуюся в августе 1799 года, когда он вместе с братьями отправился вниз по Лене промышлять «мамутовы рога», за которые от купцов можно было получить много всякого товара.

Зорко всматривался Шумахов в унылые берега с низко нависавшими над ними темными облаками, надеясь заметить где-нибудь торчащий из обрыва «рог» (то есть бивень), но так и вернулся домой ни с чем. А тому, что на правом берегу Лены увидел какой-то странный чурбан, громоздившийся среди ледовых торосов, не придал никакого значения. Шумахов, правда, не поленился пристать к берегу, взобраться по откосу и осмотреть странную глыбину со всех сторон. Но так и не выяснил, что она собой представляет.

Через год, вновь явившись на это место, князец, к величайшей своей радости, обнаружил под несколько оттаявшим льдом рыжеватый бок и конец изогнутого бивня огромного зверя. Однако извлечь «рога» ему не удалось.

Вернувшись домой, Шумахов сообщил родичам о большой удаче. Но только ужасное смятение посеял среди них. Ибо старики слышали о подобных находках от своих отцов. И знали, что тот, кто первый увидит мамута, вскорости должен непременно умереть, да со всем своим семейством!..

Великая печаль напала на князьца от этих слов. Он даже тяжело заболел и вправду чуть не умер... А как выздоровел, так сразу сообразил, что все это бабушкины сказки. Вновь поспешив к ледяной глыбе, он приставил к ней верных людей и настрого приказал всячески оберегать сокровище.

Три года кряду стояли сильные холода; нараставший за зиму лед не успевал растаять, и вся туша снова покрылась непроницаемым голубоватым панцирем. Но долготерпелив был князец Шумахов!

На четвертое лето солнце засияло погорячее, лед вокруг глыбы подтаял, и «сия ужасная масса скатилась на берег, на отмель». Так зафиксировал в своем отчете это достопамятное событие Адамс. И для полной убедительности добавил: «Свидетелями были тому два тунгуса, ехавшие со мной».

В марте 1804 года Шумахов смог наконец отделить от туши «рога» и тут же, на месте, уступил их купцу Болтунову, за что получил от него разного товару на 50 рублей. Диковинный зверь так поразил купца, что он зарисовал его и потом подарил свой рисунок Адамсу. Однако глаз натуралиста тотчас определил, что рисунок «весьма неправильный», ибо зверь изображен на нем «с остроконечными ушами, с лошадиными копытами и щетиною во всю длину спины; все это произвело особое животное между свиньею и слоном»15.

Лишенная бивней многопудовая туша уже не представляла в глазах Шумахова никакой ценности, и он оставил ее на отмели без всякого присмотра. Поэтому-то так нервничал путешественник, торопя своих спутников, в число коих, кроме Шумахова, входили егерь, три казака, десять тунгусов и купец Бельков, человек бывалый, проведший «почти всю жизнь на берегах Ледовитого моря». «Во время одной величайшей опасности» Бельков даже спас жизнь петербургскому натуралисту, благодаря чему тот и смог авторитетно «подтвердить сие почти невероятное дело».

Правда, туша оказалась уже «совершенно искаженною». Ибо выздоровление Шумахова развеяло предрассудки тунгусов, и промышлявшие в окрестных местах охотники «во время недостатка корма» «довольствовали мясом мамута собак своих». Да и дикие звери, судя по всему, не брезговали мясом животного, погибшего тысячи лет назад. Белые медведи, лисицы, волки — их норы и берлоги можно было видеть неподалеку — тоже «довольствовались», отрывая куски от гигантской туши.