Полное собрание сочинений. Том 84 - Толстой Л.Н.

544.

1892 г. Октября 30 или ноября 1. Я. П.

Вчера девочки поехали в Тулу провожать Веру и взять свидетельства1 у Зиновьева, а я, по обыкновению, в 4-м часу пошел гулять им на встречу и дошел до самой Тулы, так меня встретили уж в городе и, одев в теплую одежу — свою и Дмитрия Олсуфьева, ехавшего с ними, привезли меня домой в 7 часов. Так хороша была и погода, и дорога для ходьбы. Дома застал приехавшего Булыгина и Раева,2 так что гостей б[ыло] много. Вечером Таня и Маша с Д[митрием] Ад[амовичем] ездили на Козловку и привезли твое письмо,3 к[оторое] их очень огорчило тем, что ты так огорчилась таким неважным и никому не вредным делом.4 Они всё снесли с верху, и у Маши девочки теперь в ее комнате. И сейчас учатся. — Дми[трий] Ад[амович] очень мил был. Он тебе верно и передаст это письмо. Еще были письма вчера от Дунаева5 и от Страхова.6 Стр[ахов] пишет очень интересно о чтении поэта Мережк[овского] о литературе.7 Признаки совершенного распадения нравственности людей fin de siècle8 и у нас.

И письмо от Левы,9 хорошее, бодрое; но нехорошо тем, что очень осудительное. — Нынче я пошел с Ев[гением] Ив[ановичем] и Олс[уфьевым] и потом б[ыл] у Игната,10 он очень болен, и послал его к Рудневу. Думал о тебе. Тебе должно быть одиноко теперь: не с кем поговорить из своих взрослых. — Погода у нас всё чудная.

Прощай, душенька, целую тебя и детей.

Л. Т.

Ев[гений] Ив[анович] просил свою мать11 прислать его полушубок в наш дом, с тем, чтобы прислать его сюда с Таниными вещами.

На конверте: Софьи Андревне.

1 Свидетельства Красного Креста для дарового провоза продуктов питания, предназначенных голодающему населению.

2 Павел Константинович Раев, занимался в Хатунской школе.

3 Письмо неизвестно.

4 «Тем, что крестьянских ребят Марья Львовна собирала в детских комнатах дома: я боялась какой-нибудь заразы» (п. С. А.).

5 От 31 октября.

6 Письмо неизвестно.

7 Речь идет о докладе писателя-мистика, впоследствии белоэмигранта, Д. С. Мережковского о причинах упадка современной русской литературы, читанном в Русском литературном обществе 26 октября 1892 г. (См. Петербуржец, «Маленькая хроника», в «Новом времени», № 5987 за 1892 г.)

8 [конца века]

9 Письмо это не сохранилось.

10 Игнат Севастьянович Макаров — ученик яснополянской школы.

11 Анна Панкратьевна Попова, рожд. Новакович (1844—1914).

545.

1892 г. Ноября 2. Я. П.

Вчера получили твое письмо1 и писал тебе с Олсуфьевым. Мы живем по старому. У Тани мигрень, но она с нами обедает и даже не лежит. Читаем вслух Карамазовых,2 и очень мне нравится. Скажи Саше, что ее щенок болен. Мы его будем лечить. Нынче никто никуда не ездил. Посылали за Ив[аном] Ал[ександровичем] и Пошей, к[оторых] ждали сегодня, но теперь 10 час[ов] и их нет. Репин стесняет нас.3 Мы бы съездили в Пирогово, Таня к Мамон[овой],4 а мы всё его жда[ли].

Целую тебя и детей.

Л. Т.

На обороте: Москва. Хамовники, 15. Софье Андревне Толстой.

1 Возможно, письмо от 27 октября.

2 «Братья Карамазовы», роман Ф. М. Достоевского.

3 И. Е. Репин гостил в это время в Ясной Поляне.

4 Софья Эммануиловна Дмитриева-Мамонова (1860—1945) — знакомая Толстых.

546.

1892 г. Ноября 5. Я. П.

Вчера не писал тебе, милый друг, но за то видел тебя всё во сне и писал Леве.1 Девочки тоже ему написали. Я постоянно за него боюсь, боюсь за то, чтобы не заболтался в этом сквернейшем в нравственном отношении городе. Там все соблазны роcкошной столицы, moins2 тех добрых сторон передового движения общественной мысли к[оторое] слышится в других свободных столицах. Я помню, как я в молодости ошалел особенным, безнравственным ошалением в этом роскошном и без всяких принципов, кроме подлости и лакейства, городе. То же ошаление я видел на Сереже3 и боюсь теперь за Леву. Особенно вспоминал, как он нравственно хорош, лучше т. е. стал, последнее время, главное, в смысле доброты.

Нынче вечером наконец приехали в 7 ч. вечера Пав[ел] Ив[анович] и Ив[ан] Ал[ександрович]. Пав[ел] Ив[анович] рассказывает про тамошнее дело, и всё у него идет хорошо. Он не выходит из рамок наших средств, но нужда растет, и по тому, что он говорит, и из других сведений я вижу, что очень плохо. Нам угрожали было приехать Зинов[ьевы] и Леонт[ьевы],4 но не приехали вчера. Мы здоровы. Таня теперь хочет ехать к Мамоновой завтра. — Поша будет у тебя, вероятно, завтра, после этого письма, и всё расскажет. Я совсем здоров; немножко работаю физически и, когда могу, как нынче, много над своей работой. У нас снег и зимний путь, а в Бегичев[ке] нет, и Ив[ан] Ал[ександрович] на санях насилу доехал. При случае возьми у Готье5 или вели прислать Дикенса — «Martin Chuzlewit». Мы читаем Достоевского. — Что Фет.6 Целую тебя и детей.

Л. Т.

Степа мне писал письмо, упрекая меня в том, что я не дал знать.7 Я отвечал ему. Что Элена Павловна? Видаешь ли ты ее? Поша говорит, что она ему написала грустное письмо.8 Такое же она писала Маше.9 Она всё лежит. Передай ей мое большое уважение и любовь. Мне так жалко ее.

На конверте: Москва. Хамовники, № 15. Графине Софье Андревне Толстой

1 Письмо это неизвестно.

2 [без]

3 Сергей Львович Толстой служил в Петербурге с осени 1888 г. по март 1890 г., ведя светский, рассеянный образ жизни.

4 Семья тульского вице-губернатора И. М. Леонтьева.

5 Книжный магазин Готье.

6 С. А. Толстая сообщала о здоровье Фета 8 ноября.

7 О смерти жены.

8 и 9 Письма эти неизвестны.

547.

1892 г. Ноября 7. Я. П.

Пишу тебе и для тебя, и для себя. У меня уж сделалась привычка вечером общаться с тобой и писать, и получать. Поша тебе расскажет всё про вчерашнее. Довольно тяжело было с гостями, но мы, кажется, ничем не обидели их. Одно только, что заморили их прогулкой.

Вчера получили твое огорченное письмо о Тане.1 Она, было, написала одно письмо не в духе, но удержалась, а другое не удержалась.2 Всё это так глупо, когда видишь, как мне видно со стороны, как вы любите друг друга. Я видел, как Тане больно было вчера узнать, что она тебе сделала больно, — и как вам нельзя поэтому — да и никому нам нельзя — сердиться, обижаться друг на друга, а главное, доказывать свою правоту. Все мы такие слабые, жалкие, что если понимать друг друга, то только можно жалеть и любить, а никак не сердиться. Мне вот тебя ужасно жалко за твою осеннюю тоску, да еще в Москве и не здоровой. Утешаюсь только тем, что на тебя как скоро это находит, также скоро и проходит.

Вчера вечером пришел еще черный Анатолий Буткевич, кот[орого] ты боишься, и добрый, кроткий и жалкий. Он вчера рассказ[ывал] мне, как он 9-[ти] лет бегал с палкой от гардин, в виде ружья, за братом, прицеливаясь, и не попал в дверь, а в притолку, и проткнул себе глаз. Глаз вытек, и он был на волоске от сумашеств[ия] или смерти. А теперь у него другой глаз болит. Ну вот и сердись и осуждай такого 9-летнего, а отчего и не 32-летнего.

Вчера получил письмо Левы.3 Дай Бог, чтоб он поскорее прошел это испытанье так, чтоб ему радостно, а не стыдно б[ыло] вспомнить. — Нынче утром Попов (тоже жалкий, робкий, кроткий, желающий быть как можно лучше) и Буткевич пошли к Булыгину. А Таня в 1-м часу поехала в Тулу, с тем чтобы сделать там кое-какие дела — о девочке слепой от Мордвиновой и о дровах и потом ехать к Мамоновой. Она вернется во вторник. Всегда страшно отпускать. Она и уехала. С[оня] Мамонова ездит всегда одна и указала ей, как кого спросить. Так что мы с Машей обедали вдвоем. Как ты думаешь о Машиной поездке на Дон? Мне тоже страшно отпускать, но поездка теперь полезна для дела, в отсутствие Поши. Целую тебя и детей.

Л. Т.

Письмо это везет Маша сейчас, 10 час[ов], на Козловку. Что-то будет от тебя?

На конверте: Москва. Хамовники, 15. Софье Андревне Толстой.

1 Письмо это неизвестно.

2 В ACT сохранилось письмо Т. Л. Толстой от 4 ноября, в котором она писала С. А. Толстой о ее требовании не пускать ребят в дом.

3 Письмо не сохранилось.

4 С. А. Толстая в письме от 8 ноября высказалась отрицательно о поездке Марьи Львовны в Бегичевку (ПСТ, стр. 547).

548.

1892 г. Ноября 9. Я. П.

Вчера получилась большая почта из Тулы и тобой присланные письма и брошюры, и «Вопросы Фил[ософии] и Пс[ихологии]», с статьей Грота1 и Соловьева,2 и, главное, письмо Трегубова3 с статьями Антония4 и Ключевского,5 к[оторыми] он меня задирает и просит высказать мнение. Всё это мне живо напомнило всю эту праздную, умственную суету Московскую. Разумеется, можно держаться в стороне от нее, но трудно. — Ты как бы спрашиваешь, когда мы приедем? И ты пишешь, что М[итя] Олс[уфьев] сказал тебе, что я высказал, как мне тяжело в Москве. Это не справедливо. Я сказал ему, что я всегда говорю, что мне очень трудно покидать место, на к[отором] я сижу и на к[отором] мне естественно сидеть, и нужно усилие, чтобы уехать, и важные причины. Вот Таня приедет, и мы подержим совет, т. е. я предоставлю им решать за меня. Я никак не могу сам решить; дай я поеду туда или сюда, если только нет для этого особой нужды, т. е. если кому нибудь не нужен. И напрасно ты говоришь, что, живя в Москве, я или мы своим видом упрекаем кого то.6 Я никогда не тоскую в Москве. Мне совершенно также чувствуется, как и здесь. Но только, рассуждая, я знаю, что здесь лучше. Не знаю, пошлю ли этот листок. А то он пожалуй вызовет пререкания, а мне только хочется как можно теснее и любовнее жить с тобой, а не пререкаться. — Два дня не получал от тебя писем, если не считать нынешнего к Тане.7 Ее нет, как ты знаешь. И нынче от ней письмецо открытое; она пишет, что дорогой встретила Георг[ия] Львова и с ним поехала к ним, к Львовым,8 что она давно обещала, с тем, чтобы от них уехать в 9 утра и в тот же срок, т. е. завтра, во вторник, — вернуться. Мы и пошлем за ней. Я рад, а то я беспокоился, как она ночью доедет. Еще б[ыло] письмо от Левы,9 уж ответ на наше. Он всё в бодром, хорошем духе и радуется на возможность освободиться через 2 месяца. Спрашивает мое мнение об этом. Я сейчас напишу ему,10 что, разумеется, чем скорее он освободится, тем лучше. Я всё боюсь за него. Вчера и я не писал тебе — погода была дурная, метель, и мы не ездили и не посылали, но также, как всегда, думал о тебе. Очень приятна мне здесь после усталости утренней работы — я стал больше уставать — тишина вечеров. Никто не развлекает, не тревожит. Книга, пасьянс, чай, письма, мысли свои о хорошем, серьезном, о предстоящем большом путешествии туда, откуда никто сюда не возвращается. И хорошо. Только ужасно грустно по твоим письмам, — по нынешнему Тане, — что ты всё тоскуешь. Как бы тебе дать спокойствия, радостного, довольного, благодарного спокойствия, к[оторое] я иногда испытываю? — Целую тебя и детей.