Мы отстаивали Севастополь - Евгений Жидилов

Мы теперь чаще встречаемся с нашими соседями по фронту. Как-то мне позвонил по телефону полковник Павел Филиппович Горпищенко, чья бригада занимала оборону левее нас.

— Евгений Иванович, — слышу его певучий бас, — как поживаешь?

— Слева ты прикрываешь, — отвечаю я, — а справа Таран. Так между двумя друзьями и благоденствую.

К тому времени Таран уже не был моим заместителем. Его назначили командиром полка, присвоили звание подполковника. Он стал нашим соседом справа.

— Хочу к тебе сейчас подъехать, — говорит Горпищенко. — У себя будешь?

— Приезжай.

Через двадцать минут связной Федоров доложил мне, что в балке показались всадники. Выхожу из землянки. По заснеженной дороге приближаются двое верховых на маленьких худеньких лошаденках. Один высокий, с черной бородой. Длинные ноги его чуть не волочатся по снегу. Другой — низкорослый и полный.

— Настоящие Дон-Кихот и Санчо Панса, — определяет Федоров.

Поравнявшись с нами, полковник Горпищенко и его ординарец спешились.

— Даю тебе любого коня, — торжественно провозглашает Горпищенко. — Гляди, какой рысак! Вихрь! [158]

— А что я с этим одром буду делать? — осторожно спрашиваю я, чувствуя, что все это мой сосед задумал неспроста.

— Товарищ командир, возьмите, — взмолился Федоров. — Я его выкормлю.

— Ты будешь на нем гарцевать и, как старый конник, сможешь рубить фрицев шашкой. Но мне, — Горпищенко ухмыльнулся в бороду, — взамен этого чистокровного рысака дай двадцать автомашин.

— Уж больно дорого обойдется нам эта сомнительная лошадиная сила, — смеюсь я. — Неужели тебе, Павел Филиппович, в самом деле требуется двадцать грузовиков?

— Ну, двадцать не двадцать, а десяток уступи.

Прикидываю в уме. Машин у нас много, сейчас дела им все равно нет. А у Горпищенко с техникой туго.

— Ладно, поможем. Федоров, забирай коня.

Обрадованный Саша кидается к лошади, чуть не целует ее.

С соседями мы живем дружно. Выручаем друг друга чем можем.

18 февраля мы приглашаем их на наше торжество. К нам приехал генерал И. Е. Петров вручать правительственные награды морякам нашей бригады. Бойцы и командиры собрались в большом зале бывшего санатория на Максимовой даче. Вручаются ордена Красного Знамени. Первым подходит к генералу лейтенант Б. А. Волошанович — командир минометного дивизиона. Он страшно волнуется. На минометных позициях он смел и решителен, а вот здесь, в торжественной обстановке, робеет. Иначе держится капитан А. С. Гегешидзе. Он твердо чеканит шаг и отвечает генералу, отшлифовывая каждое слово. Этого ничем не смутишь. Командир артиллерийского дивизиона, старший лейтенант К. К. Иванов, немножко бравируя, подходит развязной походкой, мешковато поворачивается и сильно жмет генералу руку. Он всегда такой — дерзкий и стеснительный одновременно. Боевые ордена получают командиры батальонов майор С. Ф. Мальцев, калитан К. И. Подчашинский, инструктор политотдела старший политрук В. С. Родин, начальник штаба батальона старший лейтенант Я. А. Рудь, мой бывший заместитель подполковник [159] Н. Н. Таран, начальник разведки майор Д. В. Красников.

В скорбном молчании прослушали мы сообщение о посмертном награждении нашего боевого товарища командира первого батальона капитана В. П. Харитонова.

Вручаются ордена Красной Звезды политрукам А. К. Гребельнику, И. Н. Павликову, А. П. Турулину, интенданту 2 ранга П. М. Будякову, врачам А. Я. Полисской, И. С. Штельмаху, разведчице Ольге Ивановне Химич и многим другим. У 123 человек теперь на груди красуются ордена и медали. Моряки намеренно не застегивают верхних пуговиц телогреек: хочется, чтобы все видели награду, заслуженную в боях за Родину.

В конце февраля нас посетил командующий флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский. С Сапун-горы он внимательно осмотрел передний край. На фронте было сравнительно тихо. Лишь кое-где возникали серые или коричневые облака, а немного погодя следовали глухие разрывы снарядов и мин. Знакомлю адмирала с организацией обороны бригады. Октябрьский подробно расспрашивает о горе Гасфорта, которая с торчащим на ее вершине остовом полуразрушенной часовни Итальянского кладбища высоко поднимается над местностью.

— За эту высоту, — напоминает сопровождающий адмирала генерал Петров, — семнадцатого и восемнадцатого декабря дрался капитан Бондаренко со своим батальоном. Шумливый капитан, знаю его еще по Одессе. Если ему что надо, он всех на ноги поднимет.

— На Большой земле он сейчас, в госпитале, — говорю я со вздохом.

— Как в госпитале? — удивляется генерал. — А кто же теперь держит эту высоту?

— Капитан Гегешидзе, командир второго батальона. Думаю, что он не уступит в стойкости капитану Бондаренко.

— Передайте Гегешидзе, — приказывает Октябрьский, — чтобы он укреплял высоту. Терять ее ни в коем случае нельзя. Потерять ее — значит подпустить противника к Сапун-горе.

Бывал у нас и командующий эскадрой флота контрадмирал Николай Ефремович Басистый. Он интересовался, как корабельная артиллерия поддерживает бригаду [160] своим огнем, как воюют краснофлотцы, ушедшие в бригаду с кораблей эскадры. Часто навещали нас начальник отдела кадров флота капитан 1 ранга А. Г. Коновалов и его заместитель полковник А. И. Зайцев, начальник отдела комплектования капитан 1 ранта П. А. Ипатов. Они помогали укомплектовывать бригаду. Мы с Ехлаковым каждый день бываем в окопах на передовой. Стараемся улучшить наши позиции. Батальон Мальцева переводится на левый фланг у высоты 129,3. Он сменяет здесь подразделения наших соседей. Неугомонному Ехлакову не понравилась позиция:

— Надо еще вперед продвинуться.

Мальцев объясняет, что нельзя: весь передний край минирован, об этом предупредил командир подразделения, чьи саперы сами ставили тут мины.

— Чепуха! — заявляет комиссар. — Никаких мин здесь нет. Я вам сейчас докажу это.

Мы не успели спохватиться, как Ехлаков перескочил через бруствер.

— Назад! — кричу ему. — Немедленно вернись!

Самоотверженный Саша Федоров уже рядом с комиссаром, забегает вперед его..

Один за другим раздались два взрыва. Комиссар и связной удержались на ногах, но идти не могут. Стоят, поддерживая друг друга. Бежим к ним, отводим в машину.

Отчитываю Ехлакова, не стесняясь в выражениях. Но упрямец не признается в ошибке.

— Черт их знает, — ворчит он, стиснув зубы от боли. — Натыкали везде мин, ни проехать ни пройти.

Ехлаков и Федоров пролежали в госпитале десять суток. Когда я пришел навестить их, на тумбочках у обоих увидел штук по пятнадцать мелких осколков.

— Вот вытащили у нас из мягких мест, — указывает на них Ехлаков. — Скажи инженеру Еремину, что мины хороши, только пусть заряд делает посильнее, а то до костей не достает. На себе испробовали.

— Может быть, повторишь «минную дегустацию»? — спрашиваю с улыбкой.

— Нет уж, хватит, — комиссар шевельнул ногой и застонал. — Все-таки противная штука. Ночей не сплю.

— Поправляйся, Николай, и не спеши. На фронте [161] пока спокойно. А мне пора идти: через час у меня занятие с командирами батальонов.

— Ты и комиссаров прихвати, пускай учатся, как лучше воевать.

Ехлаков очень ревностно относится к боевой подготовке политработников. Сам всегда стремится в бой и не любит таких, которые пытаются отсидеться во второй линии.

На другой день Ехлаков вдруг появился в бригаде. Пришел ко мне, опираясь на палку:

— Не могу больше лежать в госпитале, долечусь у себя в санчасти: из нее, если потребуется, я в любое время уйду.

— Ну что же, если ты такой неугомонный, лежи у нас. Отберем у тебя штаны и сапоги, без них все равно никуда не уйдешь, — пригрозил я.

В марте к нам прислали капитана 1 ранга Евсеева. Я его знал по совместной службе в севастопольском гарнизоне. Перед войной он был командиром учебного отряда. В последнее время работал в штабе флота на Большой земле, чем-то там провинился, и его с понижением направили на фронт. Я не интересовался, чем он проштрафился. Что бы там ни было, но мы получили человека, солидного по званию, образованию и опыту работы. Предложил ему должность офицера оперативной части штаба бригады. Евсеев охотно согласился.

— Только вот одеться вам, Александр Киприанович, придется в защитную армейскую форму, — предупредил я.

— А подберете на мой рост? — усомнился Евсеев. Высокий, широкоплечий, он головой упирался в потолок землянки.

— Найдем!

В землянку, прихрамывая, вошел комиссар Ехлаков. Знакомлю его с Евсеевым.

— Слыхал, слыхал, — пожав ему руку, улыбнулся комиссар. — Грехи «замаливать» к нам? Поможем тебе, у нас коллектив дружный, один за всех и все за одного.

Капитан 1 ранга облачился в гимнастерку и брюки-галифе, в кирзовые сапоги, отпустил небольшие рыжие усы. Внешне он стал выглядеть армейским офицером из запаса. Но, как и все наши матросы, под гимнастеркой носил тельняшку и, чтобы были видны ее голубые полосы, [162] ворот держал расстегнутым. Зовут его теперь «товарищ полковник». Вначале он не сразу отзывался, когда к нему так обращались, но постепенно привык. Вскоре в бригаде все узнали высокого, сутуловатого «морского полковника», который с утра до вечера ходит по передовой, все выспрашивает, всем интересуется, вникает в каждую мелочь. Это исполнительный и старательный работник. Начальник штаба А. Я. Кольницкий им доволен.