Когда НАТО будет бомбить Россию? Блицкриг против Путина - Юрий Мухин

Зачем Тухачевскому и остальным генералам для «охранения и разведывательных задач» требовались десятки тысяч легких танков?

Заметьте, я критикую не танк Т-26 или остальные, а показываю бездарность принципа тактики советских военных теоретиков. Если бы целью тактики было уничтожение врага, то тогда не то что этот не старый еще танк Т-26, а и какой-нибудь единорог XVIII века сгодился бы. А уж танк!

Ведь танк является наиболее сильным оружием на поле боя из всех, на нем применяемых. Обычно в его преимущество заносят только броню, но этого мало. Есть еще преимущество, обычно не обсуждаемое, — высота командира танка и оружия танка. Ведь на поле боя все стараются слиться с землей, уже на колени встать — и то опасно. Противника видно очень плохо, благо он обстреливает все места, откуда хорошо виден. А командир танка осматривает поле боя с высоты минимум 2, а то и более 3 метров. Никому на поле боя это поле не видно так хорошо, как командиру танка.

Мало этого, для танка и неглубокая лощина уже укрытие, из которой противнику будут видны только верх башни и пушка. Кроме того, способность танка быстро маневрировать в сочетании с броней делает его трудной целью для гаубичной артиллерии. Если бы целью советской тактики лета 1941 года было уничтожение противника, то танки Т-26 в атаке не катили бы на противника в безумные и смертельные для них атаки. Они выезжали бы на огневые позиции перед противником и своим мощным оружием расстреливали бы передний край немцев — били бы из пулемета по месту любой мелкой вспышки выстрела, из пушки — по любой крупной, по любой подозрительной кочке, а пехота в это время подбиралась бы к окопам немцев на бросок гранаты. Танк — это лучшее ОГНЕВОЕ средство поля боя, даже те же помянутые мною плавающие танки. Ведь когда мы усилили противотанковую оборону, то немцы именно так и вели свои наступления — расстреливая из танков наш передний край. Прекрасно можно было использовать и Т-26, и те же Т-28 и Т-35 и в обороне, как маневрирующие ОГНЕВЫЕ точки, а не как кавалерийскую лошадь, обязанную, закрыв глаза, мчаться на врага, чтобы раздавить его копытами в контратаке.

Но если наши генералы собрались использовать танк как бронированную лошадь, то тогда обязаны были и бронировать его так, чтобы эту лошадь не убили на подъезде к врагу. В этом бессмысленность Т-26 и остальных советских танков до начала постройки Т-34.

Да, автор этого маразма тактики применения танков и выбора их конструкции маршал Тухачевский, но причина маразма и остальных бросающихся в глаза недостатков советских танковых войск — в пренебрежении мнением рядовых танкистов со стороны всех маршалов и конструкторов не только во времена, но и после Тухачевского.

К примеру, ни в одном из наших танков, даже в совершенных тогда Т-34 и КВ, не было собственно командира танка. Формально должность эта была, но командир сам обязан был стрелять из пушки в легких и средних танках, а в тяжелых — заряжать пушку и стрелять из верхнего, самого удобного пулемета. Из-за этого командиры танков не успевали исполнять свои обязанности — наблюдать за полем боя, указывать цель, направление движения, корректировать стрельбу.

Когда немцы начали знакомиться с нашими танками, доставшимися им в трофеях, их это поражало. Поражало это дикое непонимание основ танкового боя. Когда они в захваченной Чехословакии рассмотрели уже готовые танки 38 (t) и увидели, что там только три человека экипажа, то они вернули танки чехам и заставили их переделать машины, сделав на них командирскую башенку и командирское место.

В начале войны немецкие танкисты неожиданно для себя встретились с нашими тяжелыми танками КВ, и те вынуждали их принимать бой. Командир 41-го танкового корпуса немцев генерал Райнгарт так описал свое впечатление:

«Примерно сотня наших танков, из которых около трети были T-IV (средний немецкий танк с пушкой 75-мм и лобовой броней в 60 мм. — Ю. Л/.), заняли исходные позиции для нанесения контрудара. Часть наших сил должна была наступать по фронту, но большинство танков должны были обойти противника и ударить с флангов. С трех сторон мы вели огонь по железным монстрам русских, но все было тщетно. Русские же, напротив, вели результативный огонь. После долгого боя нам пришлось отступить, чтобы избежать полного разгрома. Эшелонированные по фронту и в глубину русские гиганты подходили все ближе и ближе. Один из них приблизился к нашему танку, безнадежно увязшему в болотистом пруду. Безо всякого колебания черный монстр проехался по танку и вдавил его гусеницами в грязь. В этот момент прибыла 150-мм гаубица. Пока командир артиллеристов предупреждал о приближении танков противника, орудие открыло огонь, но опять-таки безрезультатно.

Один из советских танков приблизился к гаубице на 100метров. Артиллеристы открыли по нему огонь прямой наводкой и добились попадания — все равно, что молния ударила. Танк остановился. «Мы подбили его», — облегченно вздохнули артиллеристы. «Да, мы его подбили», — сказал командир гаубицы. Вдруг кто-то из расчета орудия истошно завопил: «Он опять поехал!» Действительно, танк ожил и начал при-ближатъся к орудию. Еще минута, и блестящие металлом гусеницы танка словно игрушку впечатали гаубицу в землю. Расправившись с орудием, танк продолжил путь как ни в чем не бывало».

Снаряд этой гаубицы был хотя и фугасным, а не бронебойным, но весил 43,5 кг. От такого снаряда любой немецкий танк (а также тогдашние французские и английские) просто разлетелся бы на части. Казалось бы, все хорошо, и наши даже немногочисленные КВ могли уже в начале войны выбить всю немецкую бронетехнику. Но... Танкист из немецкого 1-го танкового полка так вспоминает бой 24 июня 1941 г. у г. Дубисы:

«КВ-1 и КВ-2, с которыми мы столкнулись впервые, представляли собой нечто необыкновенное. Мы открыли огонь с дистанции 800 метров, но безрезультатно. Мы сближались все ближе и ближе, с противником нас разделяли какие-то 50—100 метров. Начавшаяся огневая дуэль складывалась явно не в нашу пользу. Наши бронебойные снаряды рикошетировали от брони советских танков. Советские танки прошли сквозь наши порядки и направились по направлению к пехоте и тыловым службам. Тогда мы развернулись и открыли огонь вслед советским танкам бронебойными снарядами особого назначения (PzGr 40) с необычайно короткой дистанции — всего 30—60метров. Только теперь нам удалось подбить несколько машин противника».

Смотрите, наши танки проехали в десятках метров мимо немецких и не заметили их, не расстреляли. Почему? Ведь в КВ было 5 человек экипажа! Было-то было, да что толку?

Механик-водитель смотрел в единственный триплекс, видя перед собой несколько метров дороги. Рядом с ним пулеметчик смотрел в прицел шаровой установки размером с замочную скважину, только около 200 мм длиной. Наводчик смотрел в прицел пушки, у которого угол обзора всего 7 градусов, радист вообще смотровых приборов не имел, а командир обязан был на полу танка вытаскивать из укладки снаряды и прятать в нее стреляные гильзы. Кому же было за полем боя смотреть? У командира КВ даже люка не было, чтобы выглянуть и оглядеться.

Рассмотрим только один элемент работы командира танка — корректировка огня пушки. Пушку в цель наводят с помощью оптического прицела. Если в него глянуть, то в центре видна прицельная марка (угол вершиной вверх), иногда говорят — «перекрестье прицела». И сетка делений в тысячных, т.е. 1/1000 круга. Виден в прицел очень небольшой кусочек местности. Возьмите лист бумаги, сверните его в трубку и посмотрите в нее. Столько видно и в прицел. Наведите трубку на какой-то предмет и подпрыгните так, чтобы этот предмет оставался в видимости в трубке. У вас не получится, он пропадет из поля видимости, и вам потребуется время, чтобы вновь навести трубку на этот предмет. То же происходит и при выстреле пушки, когда танк вздрагивает.

Первый выстрел делают, подведя в прицеле прицельную марку в центр цели. Но обычно и прицел несколько сбивается: и температура воздуха влияет, и ветер, и масса других факторов. В результате снаряд первого выстрела ляжет где-то рядом с целью. Очень важно заметить где! Потому что следующий выстрел нужно делать с учетом промаха, с учетом отклонения снаряда от цели — с корректировкой.

Но, повторяю, танк при выстреле вздрагивает, цель выскакивает из поля зрения прицела, и если снаряд бронебойный (со слабым взрывом или вообще без взрыва), а расстояние до цели относительно небольшое (снаряд летит секунду или менее), то наводчик не способен увидеть, куда снаряд упал, и не способен скорректировать огонь.

Это делает командир, он и корректирует огонь, скажем: «Фигура вправо, выше полфигуры». И следующий снаряд ляжет в цель.

Вот конкретный бой той войны, рассказанный ветераном — механиком-водителем БТ-7. В начале войны их танк вел бой даже не с танком, а с немецкой танкеткой — слабобронированной машиной, вооруженной обычным пулеметом. Немецкий пулеметчик ничего бэтэшке сделать не мог, его пули отскакивали от лобовой и бортовой брони. Но и командир-наводчик нашего танка ничего не мог сделать танкетке — он стрелял из пушки, но не видел, куда попадают снаряды, и поэтому не мог скорректировать себе огонь — не мог попасть. Тогда он навел пушку на танкетку, открыл люк, под его защитой высунулся из башни и выстрелил из пушки, чтобы, наконец, понять, куда попадают его снаряды. В это время немецкий пулеметчик дал очередь по люку, пули пробили 6-мм броню, командир был убит, механик вывел танк из боя — стрелять стало некому. Бэтэшку победила боевая машина, которая и доброго слова-то не стоит.