После заката будет рассвет - Виктория Цветаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, конечно, я и не тороплю. Ты ещё слишком слаба, чтобы куда-то ехать, тем более…
– Прежде чем принять окончательное решение, ты должен кое-что узнать обо мне…, – прервала его я на полуслове, не дав договорить.
Закрыв глаза, я страдала в этот момент всем сердцем от того, что решила сделать. Но я не видела другого выхода, мне нужно было его испытать и убедиться окончательно в его чувствах.
– Я не могу начинать наши отношения с вранья, ты должен знать кое-что обо мне. Но учти, узнав это, ты можешь больше не захотеть меня видеть.
– Говори, – напрягся в ожидании он.
– Это касается другого мужчины, – он с неверием посмотрел на меня. – После того случая, когда ты мне изменил со своей помощницей, я тоже тебе изменила, хотела отомстить.
– Не верю…, я тебе не верю… Ты не могла! – отшатнулся он от меня.
– Могла и сделала, а теперь тебе решать, хочешь ли ты по по-прежнему быть со мной или нет. Это было сгоряча, я хотела тебя забыть и сделала глупость. Прости меня…, – намеренно сгущала краски я, не говоря всю правду.
Мне хотелось знать, настолько ли сильно он мной дорожит и любит, насколько убеждает в этом. Как сильна его любовь ко мне и любит ли он вообще? Или эгоистично считает, что только ему можно изменять и всё сойдётся с рук? Я решила быть с этим мужчиной, но слишком поздно.
Реакция его была ожидаема, он встал и, не говоря ни слова, выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью. Через минуту я услышала рёв мотора и шум удаляющегося автомобиля. Вот и сказочки конец, а кто слушал молодец… Что и требовалось доказать… А счастье было так возможно, так близко…, но что-то опять пошло не так.
После его ухода, я не плакала, слёз больше не было. Просто тихо и молча лежала и успокаивала себя тем, что так лучше, и наша встреча была просто ошибкой – туман, который с наступлением утра рассеялся, как будто его и не было…
Глава 20. Оля
«Одно слово может изменить твоё решение. Одно чувство может изменить твою жизнь. Один человек может изменить тебя».
Конфуций
Дни меняли ночи, а ночи меняли дни, время неумолимо двигалось вперёд. Я постепенно приходила в себя, набираясь сил, освобождаясь от плена болезней. Родители опекали меня круглосуточно, попеременно сменяя друг друга. Только теперь я поняла, как состарили их печали, и что я натворила своим поступком. Хороша дочь ничего не скажешь. Эгоистка! Тебе значит больно и трава не расти, а каково им? Ведь я всё, что у них есть. Боже, какой я самовлюбленный монстр, почему я думаю только о том как плохо мне. Они не вечны, а им так хочется счастья и покоя для меня. Всё, Оля, решено, ни один мужик на свете не стоит родительских слёз, ни один!!! Надо держать удар, надо думать головой, а язык за зубами, надо беречь папу и маму.
После того позорного побега о Рустаме не было слышно ничегошеньки. Он просто исчез со всех радаров, оставив после себя только незаживающую и кровоточащую рану в сердце. Завтра моё двадцатилетие, и я всегда с нетерпением ждала этот день, но не в этот раз, ненавидя его впервые в своей жизни и жалея, что вообще родилась на свет.
Накануне вечером мне позвонила Вика и сказала, что Лену утром экстренно с кровотечением увезли в больницу: угроза выкидыша. Она не обвиняла меня, считая, что не только я одна во всём виновата, и просила простить Лену, сгоряча обвинившую меня во всех смертных грехах. Я заверила её, что не обижаюсь и всё понимаю. Эмоции в таких делах самый наш главный враг, и мы не всегда ведаем не только то, что говорим, но и что творим.
Мне оставалось только молиться, чтобы всё обошлось, и она не потеряла своего малыша. Это будет ещё один грех на моей совести, мне тогда точно никогда его не отмолить и не стать счастливой. Это будет конец всему! Чувство вины грызло меня изнутри, как самый жестокий червь, сводя с ума от безысходности и невозможности что-либо изменить. Оставалось только ждать и надеяться на благоприятный исход.
Утром, ещё только пропели петухи, а мама уже щебеча, как птичка, с моим любимым кофе влетела в комнату, как всегда в хорошем расположении духа. Я могла ей только позавидовать, выглядела она свежей и отдохнувшей. А меня и будить не нужно было, потому что за ночь я не смогла сомкнуть глаз даже на минуту, так и пролежала глядя в пустоту. Про настроение лучше не упоминать вовсе, какое день рождения, когда тошно жить на белом свете. Но я должна ради родителей взять себя в руки, для них это самый лучший день в их жизни. Они так любят меня, а я их люблю, больше жизни люблю… Мне ничего не оставалось делать, как выдавить из себя улыбку, чтобы не расстраивать маму.
– С днём рождения, родная, это тебе, – и мама протянула мне маленькую синюю коробочку.
Открыв её, я увидела золотую цепочку с таким же золотым кулоном сердечком. Кулончик был гладкий, с небольшим выбитым резным рисунком по краям в виде знаков бесконечности.
– Хотим, чтобы у тебя осталось на память хоть что-то от нас с папой. Мы так тебя любим… Открой кулончик, Мышка.
Открыв его, я увидела, что он был двусторонний, с выемками для фотографий внутри, где уже были вставлены образы моих мамы и папы.
– Мамочка, спасибо, они такие красивые! Не нужно было тратиться, ты же знаешь память в сердце, а не в вещах, – расстегнула я карабин и попыталась застегнуть у себя на шее цепочку, но у меня ничего не получалось.
Ладони вспотели и застёжка постоянно соскальзывала с моих пальцев.
– И в них тоже, вот посмотришь и вспомнишь о нас, где бы ты ни была, – всплакнула она, вытирая слёзы со своих щёк.
Мама помогла мне застегнуть замочек и подвела меня к зеркалу, полюбоваться этой искрящейся красотой. Утреннее солнышко как раз светило в окно, и золотое сердечко на моей груди переливалось, искрилось и раскидывало лучи по всей комнате, что казалось вся моя спальня переливается разноцветными блестящими искорками.
– Как я могу вас забыть? Как это вообще возможно? – гладила я пальцами подарок, любуясь этой красотой.
Никогда ничего подобного не носила, у меня даже уши не проколоты.
– Вы самое дорогое, что есть в моей жизни, моя опора и поддержка. Спасибо, мамочка, я буду хранить его всю жизнь возле своего сердца, хотя нет, ещё ближе…
Тут влетел в комнату папа и схватил меня
