Чертовка на удачу - Марина Орлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опасное чувство, которое отрезвило. Я слишком быстро влюблялся в эту чертовку с пронзительными глазами и нахальными улыбками, и эта стремительность пугала. Я только-только отпустил призрак прошлого, и становиться зависимым вновь, не хотел. Пусть даже с Ринатой я казался себе более свободным, чем когда либо.
С ней было просто. Казалось, ничего в нашем общении не изменилось. Я не мог назвать ее навязчивой, ревнивой или притязательной. Она не устанавливала ограничений, словно секс между нами – лишь формальность. И это в некой степени успокаивало. Не уверен, что готов с головой окунуться в настоящие отношения в полном смысле этого слова.
Но мне безумно нравилось проводить время с девушкой, смеяться, общаться, гулять и, даже, молчать. Я с нетерпением смотрел на часы, зная, что вечером мы встретимся. У нее или у меня, не принципиально. Иногда мы долго гуляли, делясь последними новостями. Теперь, когда агентство окончательно принадлежит лишь ей, Рината развела кипучую деятельность, которая вылилась в серьезные переработки. А еще она не без радости рассказала, что выставила квартиру на предварительную продажу и вскоре агентство по недвижимости начнет подыскивать покупателей, пока она окончательно оформляет все документы.
После мы ужинали где-нибудь, если до дома терпеть голод не было сил, а уже дома… я чувствовал себя каким-то восторженным мальчишкой, каждый раз, когда она целовала меня.
Но пакостная мыслишка, что свербела на границах разума не давала полностью раствориться в этих отношениях и предложить что-то более серьезное.
Потому, когда она в один из дней рассказала, что на выходные приезжают ее родители едва ли не запаниковал, думая, что она хочет нас познакомить. Но, как оказалось, она лишь обмолвилась об этом, а после продолжила рассказывать и остальные вести, пока я тайком переводил дух.
– Останешься ночевать с ними?
– Не знаю, – пожала она плечами безразлично. – Признаться, я отвыкла жить с родителями, и как мы продержимся с ними в одной квартире больше трех дней – представляю с большим трудом. Выслушивать нравоучения я никогда не любила. Скорее всего придется эти дни ночевать в квартире на продажу. Заодно и избавлюсь от ненужного хлама из коробок. Давно нужно было этим заняться. Судя по всему, Артуру его барахло не нужно, раз он до сих пор не удосужился съехать. А эта свалка может отпугнуть покупателей, потому выброшу.
– Можешь ночевать у меня, – предложил я с улыбкой, зная, как девушка не любит ту квартиру. Рината выгнула бровь, усмехнулась и величественно кивнула:
– Я подумаю.
В пятницу мы с ней не виделись, так как Рината встречала родителей, в субботу у меня были дела, а девушка занялась уборкой в квартире на продажу, в чем ей помогала Кари и Славка. С другом я также предпочитал тему наших с Ринатой отношений не обсуждать. Рината с Кари, как я понял, тоже не спешила с этим, придерживаясь того минимума, чтобы дать понять, что в наши отношения лезть рано и совершенно не нужно.
В воскресенье неожиданно появились дела у Ринаты, которая предупредила, что пробудет в офисе до позднего вечера. Я прождал ее звонка до семи, а после сел в машину и приехал самостоятельно, чтобы обнаружить ее зарытую в ворохе бумаг и коробок в ее кабинете с самым усталым и несчастным видом, который только мог за ней припомнить.
– Тебе не кажется, что на сегодня достаточно?
– Завтра нужно вводить в производство новое оборудование, выстраивать и реализовывать новую политику и план продвижения агентства… Я ощущаю дежавю, словно все начинаю с нуля, как пять лет назад, – вздохнула она, устало откидываясь на спинку своего кресла и раздраженно отшвырнула карандаш. После потерла лицо и зарылась пальцами себе в волосы, слегка массируя голову. – Голова раскалывается… – мученически всхлипнула она и подняла усталые синие глаза на меня. – Зря ты приехал, Вадим. У меня еще очень много работы, – вздохнула она и вновь хотела взяться за карандаш, но я не позволил. Подошел, откатил кресло, на котором она сидела, а после поставил девушку на ноги. – Ты чего творишь? – нахмурилась она, пока я самостоятельно сохранял все документы на ее компьютере.
–Сейчас ты уберешь все документы, закроешь офис, и мы поедем ко мне, где я накормлю тебя уже остывшим ужином, что готовил полтора часа, ты примешь ванну и ляжешь спать ровно в десять вечера. И только после этого ты вновь примешься за трудовые подвиги, – перечислил я последовательность.
– А не много ли на себя берешь? – прищурилась она, но должной злости в голосе я не заметил.
– Наш договор все еще действует, – победно усмехнулся я, заметив, как опасно сверкнули синие глаза. – Мы заранее договаривались, что встретимся в воскресенье. Хочешь нарушить данное мне слово? – поднял я брови.
– Туше, – уважительно протянула она и улыбнулась. – Сегодня твоя взяла, но не думай, Медведь, что так будет всегда. Я тоже могу играть по этим правилам, – пригрозила она, но приблизилась, ухватив за воротник, и томно поцеловала.
Девушка была настолько измотана, что осилила лишь половину порции и удалилась в ванную, где уже был необходимый женский «минимум» необходимого. Удивительно, но меня это нисколько не смущало. Как и то, что появилась из ванной она в моей футболке, несмотря на то, что привезенная «дежурная пижама» лежала на отдельно выделенной полке в моем шкафу…
И все же я не мог не признать, как мне нравится смотреть на нее. Как я тороплюсь домой, зная, что там будет она. Мне нравится, как она рассказывает мне новости, просит совета или задумчиво молчит. Мне нравятся ее саркастичные шутки и ироничные высказывания при просмотре фильмов. Мне нравится ее совершенное неумение проигрывать, будь то обычный карточный «дурак», или звание «повар дня». На каждое мое слово у нее всегда находилось десять, причем ироничных и колких, что обычно заканчивалось догонялками с препятствиями по квартире и фантастическим финишем в спальне
А еще она была очень чуткой, несмотря на показную грубость и циничность. Она отлично знала, когда лучше промолчать, когда посочувствовать, сопереживать или позлиться, когда поиронизировать и рассмешить, а когда отвлечь меня своими губами и крепкими объятьями. И никогда не переступала черты дозволенного, когда даже я не всегда знал, где именно она заканчивается.
Единственное, где она
