Покоренный ее красотой - Элоиза Джеймс

– Кровать? – почти вскрикнула она. – Вы хотите оставить меня здесь?

– О, вам здесь понравится, – заверил ее Пирс. – Все мои пациенты просто в восторге. Моя экономка окружает их такой заботой, что ее можно хоть сейчас причислять к лику святых.

– Я не могу валяться в постели месяцами! Мой муж без меня как без рук, и потом, я веду швейный кружок и занимаюсь… – Она замолкла при виде выражения лица Пирса.

– Я понимаю, что вы весьма ценный член общества и необходимы своему семейству. Но у вас будет больше шансов произвести этих детей на свет живыми, если вы проведете следующие четыре месяца в постели. Хотя, конечно, с близнецами уйма хлопот, и, если вы предпочитаете отправиться домой, мы вас поймем. Осмелюсь предположить, что ваша матушка спала крепче, имея на руках только вас, а не парочку двойняшек.

Женщина покачала головой.

– Вы уверены? Во второй раз вашей матери явно повезло больше. В таком случае идите наверх, – сказал Пирс, так и не дождавшись от нее ответа, и повернулся к двери, выбросив пациентку из головы. – Это все на сегодня? Я не стал переодеваться к ужину, чтобы сделать обход больных.

– Мне не нравится состояние мужчины, поступившего этим утром, – сказал Себастьян, следуя за ним.

– Сыпной тиф скорее всего, – рассеянно отозвался Пирс. – В окрестностях наблюдается вспышка тифа. – Он думал о завтрашнем плавании.

– Не похоже на тиф. По-моему, все гораздо хуже.

– Что может быть хуже? Половина моих пациентов умирает от сыпного тифа даже без моего вмешательства. К тому же ты, позволь заметить, не слишком хорош в диагностике.

Себастьян покачал головой.

– Я велел экономке положить его в отдельную палату.

– Отлично, – сказал Пирс, помедлив секунду, чтобы облегчить боль в ноге, прежде чем спуститься с лестницы.

– Как твоя нога? – поинтересовался Себастьян.

Пирс бросил на него свирепый взгляд.

– А как дьявольское орудие, которое ты носишь в своих штанах?

– Не болит, – бодро отозвался Себастьян. – В отличие от твоей ноги, если судить по тому, как ты клонишься набок, словно пьяница на ярмарке.

– Вздор! – заявил Пирс, спускаясь с лестницы. – Ты видел мою мать?

– Рыскает по дому в поисках твоего отца, чтобы терзать его, отказываясь с ним разговаривать. И вырядилась так, словно собирается на прием к королеве.

Пирс помедлил мгновение, опершись о перила.

– Ты перестарался с плаванием, – заметил Себастьян. – Сбавь темп. Купайся хотя бы через день.

Ни за что. По крайней мере не сейчас, когда он заимел компанию в бассейне.

– Я подумаю об этом, – сказал он, двинувшись дальше. – Значит, ты полагаешь, что моя матушка готова принять его назад?

Себастьян на секунду задумался.

– Она надела корсет, который так приподнимает ее бюст, что его невозможно не заметить.

– Да ты просто извращенец, если замечаешь подобные вещи у своей тетки.

– Я замечаю это как факт, а не предмет вожделения, – возразил Себастьян. – В отличие от твоего отца.

– Просто она хочет помучить его, – сказал Пирс. Но его голос прозвучал не слишком уверенно даже для его собственных ушей.

– Похоже, она действительно неравнодушна к нему. Это было бы неплохо. Она снова стала бы герцогиней, оставаясь в безопасности здесь, в Англии, а я перевез бы сюда свою мать, чтобы она не чувствовала себя одинокой.

– С чего ты взял… – начал Пирс, но замолк, глядя на кузена, который спускался в этот момент с лестницы, самодовольный, как петух на рассвете. Что толку спрашивать? Ясно, что Себастьян разбирается в женщинах лучше, чем он, Пирс. С таким обилием вышивки на жилете он сам мог бы сойти за женщину.

– Впрочем, она не примет твоего отца, если ты не примиришься с ним, – сказал Себастьян. – Она сердится на него из-за тебя ничуть не меньше, чем из-за себя.

– Вздор, – снова буркнул Пирс.

Себастьян добрался до подножия лестницы и направился в гостиную. До Пирса донесся его голос:

– О, та tante[7], вы выглядите просто сногсшибательно. Я не дал бы вам больше восемнадцати лет.

– Вздор, – сказал Пирс, обращаясь к Прафроку, который стоял у дверей с таким видом, словно наслаждался происходящим.

Как и говорил Себастьян, его мать втиснула себя в платье, должно быть, сшитое для женщины, не имевшей и половины ее бюста.

– Maman, – произнес он, поклонившись и поцеловав кончики ее пальцев. Но когда он огляделся по сторонам, обнаружилось, что мишени всех этих женских ухищрений нигде не видно. – Где герцог?

– Кто? – осведомилась она пренебрежительным тоном.

– Ну, тот тип, с орлиным носом и угрюмым взглядом. Мы некогда жили в непосредственной близости от него.

Она сделала глоток вина.

– Полагаю, он предпочитает уединение. И еще я слышала, что завтра утром он уезжает. Так что весь замок будет в нашем распоряжении.

Она весело улыбнулась, но в ее глазах промелькнула тень. Проклятие, Линнет права. И Себастьян, видимо, тоже.

– Где моя невеста? – поинтересовался Пирс, озираясь вокруг. Молодые доктора столпились у подноса с напитками, а Себастьян подталкивал ногой поленья в камине, рискуя испортить свои тщательно отполированные сапоги.

– Не знаю, – отозвалась его мать. – Возможно, руководит горничными, которые пакуют ее вещи.

– Она не уедет, – заявил он, приняв бокал бренди из рук Прафрока. – Пока не доведет меня до приступа бешенства, размышляя над тем, принимать ли мое предложение. Хотя я его даже не делал.

В глазах его матери отразилась жалость.

– Она никогда не выйдет за тебя, дорогой. Линнет вызвала бы ажиотаж при дворе Наполеона, только войдя в зал. Вся эта суета по поводу ее репутации… Кого это волнует?

– Ты хочешь сказать, что она слишком хороша для меня?

– Насчет «слишком хороша» не знаю, – сказала его мать, взмахнув веером. – А вот слишком красива – определенно. Тебе следовало жениться на ней, как только она оказалась здесь, прежде чем она имела возможность узнать тебя лучше.

Прафрок припустил рысью через комнату, и Пирс обернулся, догадываясь, кто сейчас войдет.

Вечернее платье Линнет было сшито в стиле, напоминавшем классический. Пирс слышал, что римские матроны не носили нижнего белья под своими туниками, и Линнет явно отнеслась к этому историческому аспекту своего костюма со всей серьезностью.

Ткань ее муслинового платья была такой тонкой, что виднелись очертания ее колена, когда она помедлила, ожидая, пока Прафрок объявит ее. Что касалось ткани на ее груди, то ее практически не было. Пара кружевных лоскутов и нитка жемчуга, изящно оттенявшая соблазнительные округлости.