Проклятие Кеннеди - Гордон Стивенс

В старые времена были бы нужны дополнительные заслоны — люди между Бретлоу и Хендриксом, чтобы избежать прямого контакта и предохранить ЗДО от ответственности, если случится что-нибудь непредвиденное. Но электронная почта обеспечивала необходимую развязку.

Ящики внутри ящиков.

Бретлоу вышел из программы и отхлебнул еще горячего кофе.

Разговор Майерскофа с Бекки Лансбридж состоялся в девять. Это была одна из рутинных бесед, какие он проводил с каждым своим сотрудником. Она прекрасно выглядит, подумал он, сегодня она выглядит просто потрясающе. Когда она вышла, он во второй раз за сегодняшний день позвонил в Милан, затем переключил свое внимание на собранные ею отчеты различных лиц, чье положение в оборонной промышленности округа Колумбия или политических учреждениях на Холме могло обеспечить доступ к материалам, могущим представить интерес для Управления. Конечно, никто из авторов ответов не имел понятия, для кого он пишет, а все сотрудники ЦРУ, входящие с ними в контакт, действовали совершенно раздельно и знали имена и должности только своих подопечных.

Сегодня эти документы занимали пятнадцать страниц. В трех отчетах не было ничего любопытного, в двух описывались новые свидетельства, которые вот-вот будут представлены конгрессменам, ведущим отдельные правительственные расследования, а еще два содержали сведения о расследованиях такого же рода, но еще не начатых.

В четверть двенадцатого он попросил, чтобы его принял ЗДО.

— Где Крэнлоу? — спросил Бретлоу у Мэгги Дубовски.

— Только что сообщили. Его рейс задерживается, и он будет здесь не раньше двух.

— Тогда скажи Майерскофу, что я приму его через десять минут.

Шесть минут спустя ему передали, что Майерскоф ждет. Такой уж он, Майерскоф, едва не рассмеялся Бретлоу: все торопится, и чем дальше, тем больше. Однажды он появится на очередном совещании раньше, чем уйдет с предыдущего.

— Бенини все еще нет. Его секретари не говорят ничего внятного о его местонахождении, а номера для экстренной связи молчат.

Все это важно, подумал Бретлоу, но Майерскоф попросил о приеме не ради этого.

— Пока никаких предположений о том, что могло с ним случиться? — спросил он.

— Нет.

— Со счетами все в порядке?

— Да.

— В таком случае, будем надеяться, что ничего плохого не произойдет и все образуется. Что еще?

— Больше ничего.

Майерскоф передумал. Майерскоф пришел сюда, чтобы сказать ему о двух вещах. Во-первых, о деле Бенини, а во-вторых — о чем-то, что потом решил оставить в секрете — возможно, ради того, чтобы еще раз все проверить. Значит, это не так важно, чтобы Майерскоф рискнул высунуться, потому что, если дело сверхважное, Майерскоф не может умолчать о нем — хотя бы ради того, чтобы прикрыть собственную задницу.

— Спасибо за информацию.

Он правильно сделал, что не сказал Бретлоу, пытался убедить себя Маейрскоф. То, что один из сенатских подкомитетов — Подкомитет по банковскому делу — собирается начать расследование об отмывании грязных денег, вовсе не значит, что окажутся затронутыми какие-либо из тайных операций ЦРУ. Отсюда еще слишком далеко до их Управления, слишком далеко до того, чтобы беспокоить Бретлоу, даже если вспомнить, что одним из банков, привлекших внимание Сената, был Первый коммерческий в Санта-Фе. Впрочем, он присмотрит за этим, проследит, что удастся разнюхать тому, кто затевает расследование, — кажется, его фамилия Митчелл.

Через тридцать пять минут после встречи с Майерскофом Бретлоу вышел из кабинета и направился к отдельной столовой для ДЦР. К шефу уже прибыли гости: кто-то из Белого дома, с полдюжины конгрессменов, председатели ключевых комитетов, с которыми ДЦР хотел перемолвиться словом и которые сочли нужным набрать политические очки, появившись на похоронах Зева Бартольски. Плюс несколько сукиных сынов, которые донимали его расспросами на Холме. Он нацепил на лицо свою гарвардскую улыбку, шагнул в комнату и заставил себя вступить в светский разговор.

Если бы только кто-нибудь из присутствующих знал, поймал он себя на мысли; если бы они только знали о тех «черных» счетах и проектах, которые они финансируют. И все-таки где-то там, снаружи, были мужчины и женщины — смелые мужчины и женщины, — рискующие всем ради того, во что они верили. Кто-то из них умрет, как умер Зев Бартольски. И тем не менее, стоит этим сенатским ублюдкам в безупречных костюмах хотя бы заподозрить, чем он занимается, как они с наслаждением оборвут ему яйца.

Он улыбнулся им и мысленно задал себе вопрос.

Как далеко он зайдет, чтобы защитить тех мужчин и женщин, своих полевых агентов.

Больше того.

Как далеко он позволит себе зайти, кем и чем сможет пожертвовать, чтобы защитить то, во что он верит.

Один из помощников ДЦР в дальнем конце комнаты махнул рукой, подзывая его к телефону. Он пересек комнату и взял трубку.

— Да.

— Это Мэгги. Крэнлоу только что прилетел. Покупает сандвич.

— Скажи ему, что я спускаюсь.

Пятью минутами позже шеф Боннского отделения уже сидел в его кабинете, с сандвичем на пластиковой тарелке. То же самое сделал бы и я, подумал Бретлоу.

— Пива? — предложил Бретлоу.

— Если холодное.

Бретлоу открыл холодильник и вынул две бутылки «будвара».

Как же, слыхали, подумал Крэнлоу, — слыхали, что ЗДО регулярно обновлял свой запас чешского пива еще до падения Берлинской стены.

— Рассказывай, — Бретлоу снял с бутылки крышку и устроился за столом.

— Как вам известно, Зева убили с помощью плоской бомбы. За последние несколько месяцев такие бомбы использовались в Европе неоднократно. Немцы до сих пор пытаются найти связи, но у нас уже есть список группировок, первые три из которых выглядят наиболее подозрительно.

— А именно?

— Это «Боевой полумесяц», «3-е октября» и «Революционное движение мученика Махмуда».

Все с Ближнего Востока — этого Бретлоу и ожидал. Первое название носило общий характер, второе появилось в память о дате последнего инцидента, виновниками которого были члены группы, а третье возникло после того, как один из террористов был арестован и якобы замучен до смерти в одном из ближневосточных государств, пользующихся поддержкой Запада. Возможно, все группировки финансировались из Москвы, по крайней мере, до недавнего прошлого; изготовитель бомбы тоже мог оказаться московским выучеником. Старые друзья — новые враги, подумал Бретлоу, а старые враги — новые друзья. Один Бог знает, кто будет на чьей стороне лет этак через пять.

— Есть надежда, что они еще в Европе?

— Это возможно.

— Попытайся выяснить.

Он закончил беседу, откинулся на спинку стула, подумал, стоит ли возвращаться на официальный ленч, и вместо этого попросил Мэгти принести пару сандвичей. Два часа спустя он прощался с Зевом Бартольски.

Гроб был накрыт звездно-полосатым флагом, звучание гимна было тихим и неотступным. Боевой гимн Республики. Холодная война закончилась, враг стал другим, но враг не исчез. Сегодня, на кладбище, Бретлоу был уверен в этом как никогда.

Сейчас неподходящая пора для похорон такого, как Зев, внезапно подумал он; шпионов надо хоронить зимой, когда земля тверда, стынущие на ветру лица провожающих укутаны шарфами, а их дыхание паром повисает в воздухе. Сейчас же вместо этого жарило солнце, и по спине Бретлоу стекал пот.

Прозвучала последняя нота гимна; замерли в тишине его последние слова.

Как он умер за счастье людское,Будет жить, чтоб свободу снискать.И правда его не умрёт.

Политики стояли впереди, чтобы телевизионщики могли без труда заснять их. По крайней мере, у Джека Донахью хватило такта не прийти, подумал он.

Марта Бартольски вышла вперед и бросила на гроб первую пригоршню земли; сухая почва застучала по крышке, как гравий. Младший сын рядом с нею отдал прощальный салют. Бретлоу помнил фотографию другого сына, салютующего своему отцу. Юного Кеннеди, который прощался с президентом. Вдова Зева повернулась и неверным шагом пошла к ожидающей ее машине. Телевизионные бригады стали сворачиваться, политики тоже уходили; один-двое из них задержались, чтобы дать интервью. Бретлоу отошел от могилы и тронул Марту за руку.

— Не уходи пока.

Она кивнула, не понимая, и вцепилась в руку старшего сына.

— Журналисты и политики ушли. — Бретлоу внезапно охватил гнев. — Мы позаботимся, чтобы они не вернулись.

Фургончики корреспондентов и легковые машины политиков, пятляя, пробирались к воротам и исчезали в направлении Вашингтона. Кладбище опустело; остались лишь вдова с двумя сыновьями и самые близкие коллеги и друзья. Бретлоу у изголовья могилы, Марта справа от него, два сына — слева.

— Гордитесь своим отцом, — сказал он им. — Гордитесь тем, что сейчас увидите.