Апокалипсис от Владимира - Владимир Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, — ответил Путин, — причем их было несложно найти, особенно в местах лишения свободы. Вот только смотреть на них не доставляет никакой радости. Это живые трупы, враз поседевшие и сгорбившиеся, из их глаз текут слезы. Скорее всего, они находятся в состоянии глубочайшего раскаяния за свои деяния и, бесспорно, пребывают в религиозном трансе. На связь с внешним миром не выходят и только молятся, причем некоторые из них скончались в течение нескольких часов, но в прах не обратились. Пока рано говорить, но вид трупов крайне необычен.
— Забавно, — сказал я, — об этом я не думал, хотя чего-то подобного следовало ожидать. Дело в том, что их раскаяние дает возможность обретения жизни вечной, но не земной. Они отмаливают себя и уходят в Рай, оставляя уже ненужную, но безгрешную плоть. Не удивлюсь, если вскорости им начнут поклоняться, как святым мощам.
Нам наконец принесли чай. Помешивая сахар ложечкой, я ненадолго задумался, а потом спросил:
— Дорогой господин Президент, а что говорит статистика? Погибло много грешников?
— Точных цифр пока нет, — ответил Путин, делая осторожный глоток, — но речь идет о пяти-шести процентах населения земного шара.
— А сколько выживших?
— В России не более десятка, причем никого с гомосексуальной ориентацией.
— Естественно, — хмыкнул я, — эти считали себя нормальными, а нас сексуальными меньшинствами — за что им каяться? Эх, какой тяжелый удар понесла индустрия моды и мировая эстрада!
Владимир Владимирович посмотрел на меня так, будто впервые видел:
— А вам ведь этих людей совсем не жалко, Владимир Рудольфович. Довольно странно для вашего положения.
— Жалко, очень жалко. — Я наигранно покачал головой: — Как-никак, в Геенне огненной горят, вечным огнем. И их, и всех тех, кому еще предстоит к ним присоединиться — и вас, и меня жалко, и Россию, и все мировое прогрессивное человечество, даже отсталую его часть. Но больше всего мне жалко нашего Создателя. Пять с лишним тысячелетий мы только и делали, что огорчали его, и вот теперь, когда пришло время платить по счетам, вы мне говорите о жалости? Я вам не институтка, начитавшаяся Блока. Вы много лет прослужили в системе, так что меня поймете. Я выполняю приказы моего командования и пытаюсь это делать максимально хорошо. Мною движет высший долг!
— Понятно, — кивнул Путин, — вот только сострадания в вас не видно.
— Давайте оставим этот разговор, — отрезал я, начиная злиться. — Ведь кроме заботы о моем душевном здоровье у нас накопились и вполне практические вопросы?
— Да-а, Владимир Рудольфович, — протянул Президент, — а вы сильно изменились! Я не могу вот так вот, как вы, взять и пренебречь людьми. Знаете, цинизм никогда не был моей сильной чертой. Вот так, без суда и следствия, лишать людей жизни, не вынося никакого формального приговора, не давая возможности обжаловать решение и даже высказаться перед смертью, привести в порядок свои земные дела, подготовить своих близких?! Все это противоречит тому, чему я учился и во что я верю! Объективно говоря, после всего случившегося я должен подать в отставку, так как де-факто власть в стране уже не принадлежит мне. В России больше не действуют конституция и все базирующиеся на ней законы…
Президент не был расстроен, напротив — он выглядел абсолютно уверенным в собственной правоте. Решение об отставке не было спонтанным, хотя, уверен, далось ему нелегко. Подозреваю, что причина колебаний крылась не в любви к власти, а скорее в избыточном чувстве ответственности.
— Дорогой Владимир Владимирович, — я улыбнулся, — ну зачем вы так? Конечно, мир уже никогда не будет прежним, и я понимаю ваши переживания и разделяю тревогу. Еще двое суток тому назад я страдал так же, как и вы сейчас, но у меня есть лекарь — Даниил. Вы вправе рассчитывать на его помощь! И позвольте мне посвятить вас в его видение дальнейшего развития событий. Путин усмехнулся, причем глаза остались холодными, но от реплики воздержался.
— Итак, — продолжил я, — теперь, когда козлища уничтожены, у всего человечества наконец-то появился шанс начать вести библейский образ жизни. Конституции и весь прочий юридический мусор уступят место главной книге всех времен и народов, в случае возникновения принципиальных разногласий с прошлыми законами Даниил ее поправит. Жить станет предельно просто — ответы на все вопросы можно найти в Новом Завете. Роль президентов остается принципиально значимой, но теперь вы будете уже не доверенными лицами народа, а помазанниками Божьими, сиречь императорами. Кстати, соответствующую церемонию я вам гарантирую. Если я правильно понимаю, а в этом я могу вас уверить, в Москву для ее проведения Даниил прибудет лично. Обратится к верующим с проповедью и коронует вас. Наверняка вместе с помазанием вы обретете ряд сверхъестественных возможностей. Можно с уверенностью сказать, что начнется новая эра Праведной жизни под руководством Правителя и Судьи в одном лице. Я не намерен вам мешать, скорее, наоборот, с радостью помогу, но в зону моих интересов войдет только старушка Европа. С Азией, уверен, вы справитесь сами. Так что решение об отставке разумно и своевременно, ведь вас ждет повышение!
— В данный момент аналогичная беседа проходит и у Президента США с господином Гейтсом? — поинтересовался Путин.
— Уверен! — ответил я.
— А количество мировых царей?
— Двенадцать.
— Все — действующие президенты?
— Нет, совсем нет. Но я думаю, вам об этом скажет лично Даниил.
— Должность пожизненная?
— Да.
— Есть ли у меня возможность подумать?
— Нет, так же как и нет возможности отказаться!
— Когда планируется приезд господина Давида в Москву?
— Он даст об этом знать, но уверен, что в ближайшее время. Счет идет на дни.
— Забавно, — ухмыльнулся Путин. — Русь Святая началась Владимиром, и вот теперь круг замкнулся.
— Во многом от вас зависит, каким будет это завершение, — заметил я. — Сколько людей спасется — неизвестно. Число, данное в Апокалипсисе, надо понимать аллегорически. Надеюсь, учитывая вашу мудрость и заслуженный авторитет, вам удастся многое.
— Что я должен сказать — благодарю за доверие?
— А вот сарказм и ирония сейчас ни к чему! Я понимаю, что прозвучавшее для вас неожиданно, но вам придется свыкнуться с новыми реалиями.
— Да ладно, кто же от такого отказывается? — Путин неожиданно широко улыбнулся. — Кстати, с этим вашим приговором преступникам получилось довольно много трагикомичного.
— Что вы говорите?
— Так, например, один популярный эстрадный исполнитель, не оставлявший ни малейшего сомнения в своей гомосексуальности, оказался не тронут, и стало ясно, что все это была легенда, придуманная для успешного существования в жанре. А вот многие влиятельные деятели предыдущей президентской администрации, Церкви, новостные ведущие и многие другие оказались содомитами.
— И не говорите! В Европе освободилось множество должностей — от мэров до президентов.
— Итак, давайте подведем итог нашей встречи! — Президент посерьезнел и попытался вернуть себе инициативу, но сегодня явно был не самый подходящий для этого день. Я не поддержал его порыва и довольно просто ответил:
— Да ладно, вроде и так все ясно. Думаю, что Даниил сам все прояснит и подведет итоги.
Путин встал из-за стола, и я последовал его примеру. Обменявшись рукопожатиями, мы уже собирались расстаться, но хозяин ресторана, делавший до этого мне знаки руками с такой скоростью, что мог бы отвечать в правительстве Москвы за разгон облаков, набрался смелости и бросился к Президенту. Он был не один, рядом находилась милая девушка, держащая на вытянутых руках книгу для почетных гостей. Игорь, не теряя достоинства, красивым, бархатным баритоном заворковал:
— Для нас такая честь, господин Президент! Не будете ли вы столь любезны оставить запись в нашей книге?
Президент улыбнулся и спросил девушку:
— А зовут-то тебя как?
— Надя, — ответила та и почему-то густо покраснела.
— Хорошенькая, — прищурился Путин, — ну, да ладно. Владимир Владимирович уже было собрался что-то написать, но посмотрел на всю ресторанную обслугу, забывшую о выучке и вылезшую на свет из подсобных помещений, чтобы взглянуть на Президента.
— Идите все сюда, — сказал Путин, — что вы там по углам шаритесь? Фотоаппарат у кого-нибудь есть? Давайте сфотографируемся.
Завязалась веселая суета, все сгрудились в кучу, и я оказался зажат между Игорем и Президентом. Сначала думал пококетничать, сказать, что, мол, давайте без меня, лучше я вас всех сниму, но решил, что это уже будет слишком. Когда пару снимков сделали и страсти улеглись, Владимир Владимирович подошел к лежащей на столе Книге почетных гостей и размашисто написал — ПУТИН! Я поморщился: это был самоповтор, такой же автограф я уже видел в аналогичной книге ресторана «Узбекистан».