Монстролог - Рик Янси

– Нет, сэр, я не сплю.

– Жаль, – сказал Доктор, – тебе надо поспать, Уилл Генри. В ближайшие часы нам потребуется все наше мужество. Сейчас он, должно быть, уже получил мое письмо, и либо он приедет ближайшим поездом, либо я плохо знаю Джона Кернса.

– А кто такой Джон Кернс? – спросил я. – Он тоже монстролог?

Доктор суховато рассмеялся:

– Не в научном смысле слова, нет. По профессии он – хирург, причем блестящий хирург, смею заверить. А что до его характера… он так непостоянен; он совсем не такой, как мы. Если бы я только знал, где найти Генри Стенли, я, бесспорно, предпочел бы его. Оба они – охотники на Антропофагов, но при всем при этом Стенли – джентльмен старой школы. Чего не скажешь о Кернсе.

– Кернс – охотник на Антропофагов?

– Полагаю, его можно так назвать, в определенном смысле. Конечно, в этом у него опыта больше, чем у меня, потому что я вообще никогда не охотился на Антропофагов. И я должен предостеречь тебя, Уилл Генри, – добавил он и стал очень серьезен, даже мрачен. – Не поддавайся слишком сильно влиянию Джона Кернса – не вникай в его философию и не очень-то доверяй ему. Вообще, держись от него по возможности подальше.

– Почему? – спросил я с естественным детским любопытством, заинтригованный предостережением, как любой ребенок.

– Он слишком много читает, – был странный ответ Доктора. – Или недостаточно много. Я все никак не могу понять. В любом случае, держись подальше от Джона Кернса, Уилл Генри. Он – опасный человек, но в нынешней ситуации необходимо призвать опасных людей. Мы обязаны использовать все инструменты, которые судьба дает нам в руки. Антропофаги не ели двое суток; они снова выйдут на охоту, и выйдут скоро.

– А что, если они уже вышли? – спросил я, и мороз прошел у меня по коже. Комната, казалось, уменьшилась и наполнилась зловещими тенями.

– Уверяю тебя, не вышли. Несчастный мистер Грей накормил их собой на день или два.

Я не озвучил возражение, мгновенно пришедшее мне в голову – а что, если вы ошибаетесь? Я уже пробовал возражать и заплатил за это высокую цену. Так что я придержал язык. Господи, прости меня за это! Возможно, если бы я возразил ему тогда, если бы заставил его усомниться в своей правоте хоть на миг, шесть невинных людей не умерли бы столь страшной смертью. Потому что в то время как мы разговаривали, была забита и съедена целая семья. Пока мы коротали ночь в пустых разговорах, монстры занимались тем, что проливали реки крови.

Часть восьмая

«Я – ученый»

Уже рассвело, когда я наконец нехотя выбрался из постели. Ложась спать, я едва успел скинуть одежду и натянуть одеяло, но недолгие часы сна изобиловали наглядными видениями прожорливых паразитов, червяков и личинок, и невидимых безымянных существ, которые обитают в темноте под большими камнями и гнилыми бревнами. Я проснулся, чувствуя себя еще более усталым, чем когда ложился спать. Во рту у меня стоял кисловатый привкус, а на сердце была смертельная тяжесть.

Утреннее небо проглядывало в окошке над головой. Оно было безоблачным, прозрачно-синим, и словно по-весеннему смеялось надо мной и моим мрачным настроением.

Я принял решение не рассказывать Доктору о своих дурных предчувствиях; он отверг бы их со смехом, а потом прочел бы мне лекцию о том, что предзнаменования и приметы – это отголосок нашего примитивного прошлого, когда предчувствия были действенным откликом на окружающую среду, населенную хищниками.

Я спустился вниз в кухню, еще не до конца проснувшись, но заметив краем глаза, что дверь в подвал приоткрыта и там горит свет. Я поставил воду на огонь, чтобы приготовить чай, и облокотился лбом о печь, стараясь унять демонов физического и умственного переутомления. Те, кто испытывал нечто подобное – когда твои собственные мысли и тело кажутся чужими, – поймут, почему я не сразу отреагировал на громкий стук в дверь. Они поймут, почему я вскрикнул от неожиданности, когда Доктор снизу закричал:

– Уилл Генри! Открой дверь! Открой дверь!

– Да, сэр, – ответил я, – сейчас, сэр!

Я открыл дверь настежь. Высокий тощий человек стоял, ссутулившись, на ступенях крыльца. Его голову обволакивало облако сладко пахнущего табака, лениво струящегося из пенковой трубки. Утреннее солнце бросало блики на его очки. В сочетании с безупречным овалом лица и кустистыми усами он всем своим видом очень напоминал сову.

– А, Уилл Генри! Прекрасно, прекрасно! – воскликнул констебль Морган ласково, переступая через порог, за который его не приглашали. – Где Доктор Уортроп? Мне надо с ним поговорить.

Неожиданное появление городской полиции, казалось, нимало не встревожило Доктора.

– Что случилось, Роберт? – спросил он ровным голосом. Его абсолютное спокойствие было контрапунктом очевидно взволнованному и тревожному возбуждению констебля.

– Омерзительное, отвратительное происшествие! – воскликнул констебль; слюна повисла у него на кончике усов. – Иначе не скажешь! Ужас! Я не сталкивался ни с чем подобным за все годы моей службы!

– Но, похоже, вы полагаете, что я могу помочь.

Констебль кивнул, дернув головой.

– Произошло кое-что из ряда вон выходящее, – выдохнул он. – Вы должны это увидеть немедленно.

Несколько минут спустя экипаж констебля уже летел на полных парах по булыжной мостовой Нового Иерусалима. Доктор и констебль повысили голоса, чтобы перекричать скрип колес, стук подков и свист ветра, врывающегося в открытые окна.

Констебль был весь на взводе; Доктор оставался бесстрастен.

Вопросы сыпались один за другим, ритмично барабаня по мозгам.

Доктор:

– Когда доложили о преступлении?

Констебль:

– Утром, на рассвете.

– Свидетели?

– Да. Один свидетель – единственный выживший. Пока я не увидел место преступления собственными глазами, я думал, что он не только свидетель, но, возможно, и преступник. Его рассказ так нелеп, что явно не может быть правдой.

– Вы арестовали его?

Констебль кивнул, нервно вытряхивая трубку. Сидя рядом с ним и прижатый к нему на повороте, я не мог не различить исходящий от его одежды запах – слишком узнаваемый в последнее время запах крови и смерти. Его не отбивал даже аромат табака.

– Мы до сих пор держим его под арестом, – сказал констебль, – ради его безопасности, Доктор Уортроп. Не по обвинению. Как только я увидел место преступления… Нет человека, способного совершить такое. И я подозреваю: то, что увидел свидетель, совершенно лишило его рассудка.

– Что он увидел?

– Пусть он сам расскажет. Но то, что я увидел в доме, полностью совпадает с его рассказом. Это… не выразить словами, Уортроп, не выразить словами!

Доктор больше не задавал вопросов. Он смотрел в окно на весенний пейзаж, на залитые солнцем холмы и луга, на зацветающие деревья.

«Они нашли старика – или то, что от него осталось, – и остатки трупа девушки, – подумал я. – Интересно, Доктор тоже так считает? Похоже, мы снова едем на кладбище».

Я удивился, когда экипаж свернул на небольшую улицу, уходящую в сторону от старого кладбища. Западная стена кладбища была уже в поле зрения, но экипаж замедлил ход и остановился перед одним из домов в конце улицы. Солнце припекало все сильнее, и легкий ветерок дул сквозь открытое окно. Этот ветерок отогнал тошнотворный запах, исходивший от констебля. Из окна повеяло жимолостью, и я глубоко и с удовольствием вдохнул свежий воздух.

Но передышка оказалась недолгой. Мы въехали на холм. Уортроп спрыгнул на землю прежде, чем кеб окончательно остановился. Больше из чувства долга (все-таки мои услуги были для него незаменимы), нежели из желания поскорее увидеть то, что констебль назвал «омерзительным, отвратительным происшествием», я последовал за Доктором. Перед нами на вершине холма стояла церковь, а прямо рядом с ней – каменный дом пастора с двускатной крышей. Клумбы полыхали весенними цветами – белыми, розовыми, голубыми и золотистыми. У входа в дом стояли два вооруженных охранника. Завидев нас, они опустили пальцы на спусковые крючки винтовок, пока не заметили, что с нами идет констебль. Однако, признав Доктора, они снова изменили настроение и принялись бросать на него мрачные взгляды, полные подозрения и страха: Уортропа не очень-то любили в Новом Иерусалиме. Живи мы в другую эпоху, я не сомневаюсь, его бы сожгли на костре как колдуна.

– Слава богу, сегодня не воскресенье! – вздохнул Морган. – Паства была бы в ужасе от такого зрелища в благословенный день.

Глаза его за стеклами очков были точь-в-точь как у совы, кроме одной черты – в них не было прозрачной пустоты, ледяного спокойствия, свойственного охотникам. Он посмотрел на меня и сказал:

– Несомненно, Доктор Уортроп, путешествуя, сталкивался с вещами и похуже, но я не думаю, что ты, Уилл Генри, привык к подобным зрелищам. Не стоит тебе идти с нами.

– Он пойдет с нами вне всякого сомнения, – невозмутимо отозвался Доктор.