Гибель советской империи - Валерий Евгеньевич Шамбаров

Коррупция в СССР расцвела пышным цветом. «Копать» можно было где угодно. Но «копали» избирательно. Во второй половине 1970-х годов КГБ арестовал генерального директора фирмы «Океан» Фельдмана и директора одного из его фирменных магазинов Фишмана. Они готовились перебраться за рубеж, обменивая огромные суммы на иностранную валюту и нелегально переправляя в западные страны. Вскрылись масштабные спекуляции дорогими сортами рыбы, икрой. Арестованные признались, что их бизнес за большие взятки обеспечивал заместитель министра рыбного хозяйства Рытов. От «рыбного дела» потянулись нити к московской торговой сети. А здешние деятели паслись в окружении Гришина. Андропов действовал очень аккуратно. Добытый компромат раскрывать не спешил, придерживал, чтобы использовать в удобное время.

Еще один след «рыбного дела» привел к магазину «Океан» в Сочи. За взятки арестовали председателя горисполкома Воронкова. Андропов проявил к нему повышенный интерес, его доставили в Москву. Потому что первым секретарем Краснодарского края был Медунов, которого полюбил Брежнев, хотел выдвинуть на повышение в столицу. В соседнем, Ставропольском крае безобразия были гораздо круче. Там брал взятки сам первый секретарь, Горбачев (чего Медунов не делал). Но Горбачева продвигал Андропов, и ставропольской коррупции «не замечали». А Медуновым и Краснодарским краем занялись серьезно. Правда, Воронков показаний против Медунова не дал. Но КГБ передал некоторые материалы журналистам, например имена 6 начальников в Сочи, незаконно получивших квартиры для себя и детей [149, с. 216]. Среди жителей Краснодарского края нашли обиженных, пострадавших от злоупотреблений, подсказали писать в газеты.

Такие публикации появились в «Правде», «Советской России», «Человеке и законе». Тогда и само население воодушевилось, что началась борьба за справедливость. Хлынул поток заявлений и жалоб в редакции газет, в ЦК, в КГБ, в МВД. В Краснодарском крае закрутились расследования, 5 тыс. чиновников были уволены и исключены из партии, 1,5 тыс. попали под суд. Вопрос о повышении Медунова, допустившего в своих владениях такие злоупотребления, отпал сам собой. А потом Андропов все же «добил» его. Доложил Брежневу: получены доказательства, против Медунова надо возбуждать дело. Леонид Ильич все же выгородил любимца, он был снят с должности «за ошибки в работе» [149, с. 220]. Но подобным образом уже начиналась косвенная дискредитация самого Брежнева: вот какие у него выдвиженцы, какие деятели его окружают.

Подрыву его авторитета способствовало и 75-летие в декабре 1981 г. Очередные водопады лести, пятая звезда Героя (всего у него набралось около 200 наград). А в январе 1982 г. у Леонид Ильич принял успокоительное, причем довольно слабое, ативан, и слег с тяжелым приступом астении. И в это время, 19 января, неожиданно застрелился первый заместитель председателя КГБ генерал Цвигун. Глаза и уши Брежнева при Андропове. По свидетельству охранника, приехал на дачу, спросил его, куда ведет дорожка. Тот ответил: «А никуда, к забору. Я тут расчистил немного, а у забора сугроб». «Вот и хорошо, что никуда», – сказал Цвигун, прошел к забору и выстрелил в себя. О причинах гадают до сих пор. Ранее у Цвигуна было онкологическое заболевание, но ему сделали успешную операцию, и незадолго до смерти обследование признало его здоровым.

Чазов связывает трагедию с тем, что Брежнев через Цвигуна получал успокоительные. Андропов за это выговаривал своему заму, требовал прекратить: «Не дай бог, умрет Брежнев даже не от этих лекарств, а просто по времени совпадут два факта. Ты же сам себя проклинать будешь». В январе у главы государства приступ случился как раз после получения лекарств от Цвигуна, и Андропов устроил ему разнос [149, с. 228]. Но существует и версия, что самоубийство сфальсифицировано и Цвигун был убит. Еще одна загадка – под некрологом нет подписи Брежнева, хотя покойный был его личным другом. Получается, кто-то очень постарался оклеветать генерала перед Леонидом Ильичом? Или он чем-то действительно провинился перед высокопоставленным другом?

Вместо Цвигуна первым заместителем Андропова стал Цинев. Тоже «человек Брежнева», но ему было уже 75 лет, он перенес инфаркт и был дряхлым стариком, склонным к самодурству. Дела, которые вел Цвигун, взял на себя сам Андропов, получил доступ к документам в его личном сейфе. А за одной смертью вскоре последовала другая. В Политбюро было два «вторых секретаря» – тех, кто в отсутствие Брежнева замещал его, вел заседания. Суслов и Кириленко. Но 75-летний Кириленко совсем сдал, впал в маразм даже сильнее, чем Брежнев. Стал фактически недееспособной фигурой. А Суслов лег для обычной диспансеризации в кремлевскую больницу, и там у него случился инсульт. 25 января он скончался.

Хоронили в лютый мороз. Порывы пронизывающего ветра дважды срывали покрывало с покойного. Невзирая на такую погоду, Брежнев счел своим долгом отстоять на трибуне всю долгую церемонию, даже сказать речь. Суслова похоронили не в кремлевской стене, а возле стены, подчеркнув особую важность его фигуры, особые заслуги. Хотя, наверное, почти никто из тогдашних советских людей, да и последующих историков не смог бы внятно ответить, в чем эти особые заслуги заключались? «Серого кардинала», который долгое время регулировал процессы в советской верхушке, не стало.

И прямо в день похорон произошло еще одно событие. Сотрудники КГБ явились на квартиру некоего Бориса Буряце, известного под прозвищами «Борька Цыган» и «Борис бриллиантовый». А тем, кто вращался вокруг него, было известно и другое: артист цыганского театра, крупный спекулянт и… сожитель Галины Брежневой. Эта связь сделала его очень влиятельным человеком среди всяких махинаторов, подпольных бизнесменов, уголовников. Галина подарила ему квартиру в центре Москвы, на улице Чехова. Американец Лаудан, гостивший у Буряце, вспоминал: когда ехали в его машине, «милиционеры, стоявшие на перекрестках, отдавали Борису честь». А квартира напоминала музей: старинные картины, иконы, антикварная мебель, хрусталь. «И вот “гранд-финал”. Борис достал замшевый мешочек и высыпал его содержимое на стоящий меж нами столик. В свете лампы засверкала горка старинных драгоценностей: браслеты и серьги, заколки, брошки, кольца, бриллианты, рубины, сапфиры и изумруды…» [149, с. 235–236].

Теперь в эту квартиру пришли незваные гости. Предъявили ордер на обыск и арест. Понятыми позвали соседок, старушек-актрис. Которые наверняка разболтают многочисленным знакомым. В протоколе обыска фигурировало все богатейшее содержимое квартиры. Буряце ошалел, как посмели его тронуть, попросил разрешения позвонить. Инструкциями это строжайше запрещалось, но ему… разрешили. Позвонил он, конечно, Галине. Она примчалась выручать Бориса. Но ей вежливо показали ордер, сослались на приказ, и Буряце увезли. А от старушек все случившееся мгновенно разлетелось по Москве. Галину, разумеется, не допрашивали, ее имя в деле вообще не упоминается. Но слухи и сплетни брызнули в иностранные СМИ. Удар был нанесен по престижу Брежнева…

Вскоре последовал еще один. Одним из ближайших советников Брежнева был академик Николай