Лабух - Иван Валерьевич Оченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ладно! — кажется, искренне удивился собеседник. — Я что не той кассой интересуюсь?
— Какой еще кассой?
— Не придуривайся, Коля! Ты мою специализацию знаешь. Я по мелочам не работаю.
— Попутного тебе ветра в горбатую спину, транспарант в руки и паровоз на встречу! Мне какой до этого интерес?
— Обычный, Николаша, обычный. Нас в деле четверо, плюс наводчик, ему тоже доля полагается. Остальное поровну!
— Не будет дела, Митяй! Потому как с прошлой жизнью покончено. А все грехи, что на мне были, я в первой конной кровью смыл!
— Ой, ли, — нехорошо ухмыльнулся уголовник. — А не забыл, как комиссара порешил, когда мы в 1918 году буржуев шерстили?
Голова снова начала раскалываться, а вместе с болью пришло воспоминание, которое прежний Николай Семенов очень хотел забыть. Это случилось первой послереволюционной зимой в Питере. Митяй, а если точнее Дмитрий Хворостов, собрал тогда шайку, промышлявшую грабежами под видом обысков у потенциальных контрреволюционеров.
Действовали просто и нагло. Выбирали дом побогаче, предъявляли липовый мандат, отпечатанный на «ундервуде», и пока ошарашенные хозяева не пришли в себя, выгребали все самое ценное. Если имелся сейф — требовали отдать ключи, а если нет, то взламывали. Николай — в ту пору еще молодой рабочий с Обуховского завода, нужен был как раз на такой случай. Будучи толковым слесарем, он с легкостью вскрывал практически любые замки, какие только могли встретиться в частном доме или квартире.
Но однажды, что называется, нашла коса на камень. В доме, выбранном Хворостовым для очередной акции, проживал старенький генерал, у которого помимо всего прочего имелось несколько сыновей-офицеров без восторга воспринявших октябрьский переворот. И когда липовые красногвардейцы принялись за незаконный обыск, туда явились настоящие с той же самой целью.
— Это какое-то недоразумение, товарищи! — попытался вывернуться всегда быстро соображавший Митяй. — В штабе как всегда все напутали и послали две группы на один адрес.
— А кто вас сюда направил? — удивился командовавший красногвардейцами комиссар.
— Товарищ Розенблюм! — уверенно отвечал ему уголовник, хорошо знавший, что среди революционеров много евреев.
В этот момент, из соседней комнаты вышел Николай, только что закончивший возиться с секретером.
— Готово, — сообщил он подельникам.
— Колька! — ахнул при виде его один из красногвардейцев. — Ты что же это, курицын сын, тут делаешь?
— Дядя Илья, — растеряно улыбнулся парень. — А мы тут это…
— Так говорите, вас прислал товарищ Розенблюм? — задумчиво спросил комиссар.
— Факт! — подтвердил все еще не потерявший надежду выкрутиться Хворостов.
— Абрам Аронович?
— Он самый!
— Розеблюма зовут Лев Израилевич, а вы арестованы!
Ответом ему были выстрелы. Конечно, рабочие и солдаты, пришедшие с обыском, тоже были вооружены, но у каждого налетчика помимо винтовки имелся револьвер или пистолет. Так что огневая мощь оказалась на их стороне. Впервые попавший в подобный переплет Колька сначала растерялся, а потом тоже взялся за наган и несколько раз пальнул в белый свет как в копеечку. Потом они сбежали, оставив несколько погибших товарищей и большую часть добычи.
— Ловко ты краснопузого подстрелил! — похвалил Митяй, когда им все-такиудалось уйти.
— Я⁈ — изумился Семенов.
— Ну не я же! — резонно возразил главарь. — Но ты не пугайся. Мы там всех положили, не только жиденка.
— И дядю Илью? — ахнул никак не ожидавший подобного Николай.
— Конечно! Нельзя было допустить, чтобы он тебя опознал…
— Не может быть!
— Ты вот что, — продолжил Хворостов, не обращая внимания на душевные терзания младшего товарища. — Укройся где-нибудь, пока все не уляжется. Меня не ищи, я сам тебя найду!
Вот после этого случая в душе молодого человека и произошел надлом, в конце концов, приведший его в Красную армию. Почти четыре года он яростно сражался не щадя ни себя, ни других, пока нелегкая судьба не занесла его в захолустный Спасов.
— Стало быть, припоминаешь? — осклабился уголовник, сообразивший, что случилось с его собеседником. — То-то!
— Твоя правда, — ответил я, с трудом ворочая языком. — Все вспомнил! И то, сколько мы тогда награбили тоже. А еще на память пришло, что долю мою ты так и не отдал!
— Так это, Николаша, — завилял не ожидавший предъявы Митяй. — Добро-то наше, краснопузые нашли и реквизировали… Ей богу, пра…
— Врешь, крыса! Но даже если это правда, мне все равно. Общак до времени припрятать ты придумал. Стало быть, тебе за него и ответ держать!
— Вот значит, как заговорил! — злобно посмотрел на меня Хворостов.
— Да, так!
[1] Шнифер — взломщик сейфов отмычками. Вероятно, происходит от «снифер» (иврит), что значит «выламывающий».
[2] «Проводы» Сл. Демьяна Бедного. Муз. Народная.
[3] «Песня о товарище Щорсе» Сл. Михаила Голодного. Муз. Матвея Блантера
[4] Чихирь — красное молодое вино.
[5] Песня из кинофильма «Александр Пархоменко» (1942). Сл. Е. Долматовского. Муз. Н. Богословского.
[6] «Лиловый негр» муз. и сл. Александра Вертинского.
Глава 12
— Так что мне в ГПУ сходить? — откинувшись на спинку стула, спросил уголовник.
— Ты туда сам не пойдешь. Анонимку подкинешь или еще какую мерзость придумаешь.
— Для тебя никакой разницы!
— А ты меня не пугай! Говори что задумал.
— Давно бы так, Николаша! — осклабился Митяй. — В общем, слушай сюда.
Если совсем честно, ничего экстраординарного я не ожидал. Налет или ограбление кассы какого-нибудь советского учреждения или еще что-то в этом роде. Однако действительность оказалась ярче самой буйной фантазии.
— Ты про командарма Сорокина [1] слышал?
— Не припоминаю.
— Ты что, контуженный? — искренне удивился бандит. — Да в восемнадцатом году его имя на всю Россию гремело!
— И что с того?
— Да теперь-то уж ничего. Расстреляли его комиссары.
— За дело, небось?
— В общем да, — неожиданно не стал спорить мой собеседник. — Мятеж поднял против советской власти. Жидов к стенке ставил…
— Ближе к телу!
— Да куда уж ближе. В общем, узнал он, что Красные ценности собирают, чтобы с немцами за мир расплатиться. Без малого цельный вагон собрали, а это ж, сам понимаешь, какие деньжищи! Рыжья немерено. Слитки, монеты, ювелирка…
— И он на них лапу наложил?
— Не совсем. Приказал
