Начнём сначала - Диана Гамильтон

– Домой. – В этом слове прозвучала гордость и нежность, но все, что он говорил, имело какой-то двойной смысл. Насколько она знала, дом его был в Лондоне. Неужели он хотел сказать, что после свадьбы собирается жить где-то здесь?

Свадьбы? Но почему она все ещё об этом думает, когда вполне может совершенно спокойно послать его к черту? И почему она испытывает такое сильное чувство утраты? Не может же она действительно желать, чтобы он насильно втянул её в самые близкие отношения, которые могут существовать между людьми?

Эти мысли настолько разоблачали её, настолько неприятны были ей самой, что, когда за поворотом возникло какое-то строение, она все своё внимание сосредоточила на нем.

Дом был небольшой, однако мощь старого камня, из которого он был построен, произвела на неё впечатление. Дом выглядел надёжным и приветливым; в этом доме, примостившемся между холмами в глубокой долине, было что-то родное.

Дом! Это действительно был Дом.

– Славный, – задумчиво произнесла она, когда Адам остановился перед каменными воротами, за которыми виднелся сад, покрытый снегом. Он коротко кивнул, соглашаясь с её весьма скромной оценкой, и продолжал:

– Мартин купил его для моей матери, когда узнал, что я должен появиться на свет. Она не могла оставаться там, где жила до этого, и он настоял, чтобы у неё был дом, где она могла бы быть счастлива. Она выбрала этот, и он подарил ей его. Первые восемнадцать лет своей жизни я провёл здесь. А после её смерти он перешёл ко мне.

– А была ли она здесь счастлива? – не могла не спросить Седина, слегка задумавшись. Как могла женщина, насколько ей известно, распутная, раба своей чувственности, быть счастливой в таком уединённом месте?

– Она была вполне довольна.

Его ответ озадачил её. Ванесса говорила, что мать Адама была коварная и расчётливая интриганка, неужели этого дома ей было достаточно, чтобы быть довольной?

Она не думала, что когда-нибудь узнает ответ на этот вопрос, и охотно согласилась, когда Адам предложил:

– Может, немного разомнём ноги и подышим свежим воздухом, прежде чем войдём внутрь?

Она шла рядом с ним по дорожке, ведущей от дома в глубину долины. Она глубоко дышала, чувствовала, как чистый свежий воздух проникает в её лёгкие, и решила, что постарается насладиться и этим днём, и красотой природы и забудет о всех этих загадках, о том, что, если ей удастся пробиться сквозь все эти двусмысленности и фальшь, которыми окружает себя Адам, она наконец обнаружит его истинную суть.

Мысль о том, что она все время пытается это делать, не переставала мучить её. Она ни на сантиметр не приблизилась к разгадке мотивов его поведения в эти десять дней, пожалуй, была даже дальше от неё, потому что раньше все было ясно и противно, как все, что связано с шантажом.

Недовольная собой за то, что позволила себе опять задуматься о нем и этих мотивах, хотя минуту назад решила не делать этого, она ускорила шаг и огляделась вокруг.

Обычно пустынные зимние долины производят гнетущее впечатление. Однако здесь этого ощущения не было. Может быть, из-за искрящегося синего неба, терпкого запаха, исходящего от коры обнажённых деревьев, бледной охры прошлогодней травы. Всюду, куда падал её взгляд, бледные мягкие краски обещали пробуждение через несколько месяцев. И может быть, поэтому она почувствовала прилив необъяснимой, необыкновенной радости. Она не сразу заметила, что он подхватил её под руку, когда дорожка резко пошла под уклон и у неё из-под ног посыпались камешки.

– Давай вернёмся, – сказал он, когда она остановилась на ровном месте, а дорожка запетляла дальше среди низкорослого кустарника. – Через двадцать минут будем дома. Пока ты будешь варить кофе, я разожгу камин.

Ну, что ж, совсем неплохо. И она не возражала, когда он с хозяйским видом взял её руку и засунул себе под мышку, так что она шла, касаясь своим бедром его бедра, и это ощущение было ей приятно.

Седина просто радовалась жизни, выбросив из головы свои непонятные отношения с этим человеком, и когда они подошли к дому, она чувствовала себя совершенно спокойно, щеки её разрумянились от прогулки на морозном свежем воздухе – ей было хорошо.

Он тут же отправил её на кухню.

– Начнём с самого главного, – сказал он, включая воду и электричество. – Тут на кухне ты найдёшь все, что тебе нужно для кофе, а я пойду разожгу камин, – и исчез в дверях, появившись через некоторое время, когда чайник уже стоял на плите, с охапкой дров и щепок для растопки.

– Ты здесь хорошо смотришься, – сверкнула его обаятельная улыбка, делающая его довольно строгие черты необыкновенно привлекательными, и он исчез в гостиной, оставляя её в полном недоумении осматривать кухню.

Это была довольно большая комната, отделанная керамической плиткой и, по всей вероятности, использовалась и как столовая. Старинные стол и шкафы, резные деревянные стулья и симпатичные алые занавески придавали ей уют. Неужели он представляет её здесь, совсем домашнюю, старающуюся ему угодить, крутящуюся возле этой старомодной, но сверкающей чистотой плиты и готовящей ему его любимое жаркое в горшочке? Просто они вдвоём в этом затерянном мире?

Седина моментально выбросила всю эту чушь из головы и напомнила себе, что она деловая женщина и никогда не интересовалась домашним хозяйством. Да и вообще мысль о браке с Адамом просто смехотворна. Он использует не те методы.

Но откуда у неё это нелепое чувство сожаления? Он даже не испытывал к ней влечения как к женщине. Он достаточно убедительно доказал это. Он просто играл с ней, заставляя и её играть по своим правилам.

И то, что её влечение к нему превращает её в изнемогающую от желания кошку, стоит только ему обнять её, то это – её беда, но она преодолеет это, убеждала она себя. Ведь страсть не может длиться долго? Чем скорее она расстанется с ним и вычеркнет его из своей жизни, тем лучше.

Она не могла понять, почему она уже не осуществила своего намерения, как только поняла, что он блефует. Пару недель без встреч с ним, – и она вообще забудет о его существовании.

Как только она сформулировала для себя эту мысль, так тотчас же поняла, что обманывает себя. Она никогда не сумеет забыть его. Но это откровение было слишком тяжело, чтобы об этом думать.

Она решительно взяла две кружки с кофе и направилась в гостиную. Однако её твёрдое намерение сообщить ему, что она навсегда уходит из его жизни, улетучилось при виде его ласковых, лучащихся теплотой зелёных глаз, устремлённых на неё. И уже знакомая ей слабость охватила её, когда он отошёл от камина и его пальцы коснулись её руки, беря кружку с кофе.