Фатерланд - Роберт Харрис

Он без задержки миновал таможенников и вышел в главный вестибюль. Такси. Где же такси?

«Тук-тук, тук-тук», – послышалось позади.

Здесь было на несколько градусов холоднее, чем в Берлине. Тук-тук, тук-тук. Он обернулся. Конечно, это она в своем плаще, вцепившись в чемодан, ковыляла на высоких шпильках.

– Уйдите, фрейлейн. Понимаете? Или изложить в письменном виде? Отправляйтесь в Америку и публикуйте свою глупую историю. А у меня дела.

Не ожидая ответа, он открыл заднюю дверцу такси, швырнул чемодан и забрался сам.

Сказал шоферу:

– «Бор-о-Лак».

Они выехали на шоссе, направляясь к югу, в сторону города. День был на исходе. Вытянув шею, Марш разглядел в заднее окно следовавшее в десяти метрах такси, а за ним – белый «мерседес». Боже, что за комедия! Глобус гнался за Лютером, он гнался за Глобусом, Шарли Мэгуайр гналась за ним, а теперь на хвосте у них обоих сидела швейцарская полиция. Он закурил.

– Читать умеете? – спросил шофер. И указал на табличку: «БЛАГОДАРИМ ЗА ТО, ЧТО НЕ КУРИТЕ».

– Добро пожаловать в Швейцарию, – проворчал Марш, на несколько сантиметров опустил стекло, и голубой дымок растаял в прохладном воздухе.

Цюрих превзошел его ожидания. Центр напоминал Гамбург. Вокруг широкого озера теснились старинные здания. Вдоль набережной мимо ярко освещенных магазинов и кафе в бело-зеленом наряде громыхали трамваи. Шофер слушал «Голос Америки». В Берлине было полно помех, здесь звучание было чистым. «Дай мне свою руку, – пел по-английски молодой голос. – Дай мне свою ру-у-ку!» Песню сопровождал визг тысяч подростков.

«Бор-о-Лак» отделяла от озера только мостовая. Марш рассчитался с шофером рейхсмарками – во всех странах континента принимали рейхсмарки, это была общеевропейская валюта. Как и обещал Небе, отель был роскошный. Номер обошелся ему в половину месячной зарплаты. «Прекрасное местечко для приговоренного…» Расписываясь в журнале регистрации, он краем глаза заметил, что в дверях мелькнуло что-то голубое, а за ним – коричневые плащи. Я словно кинозвезда, подумал Марш, входя в лифт. Куда ни пойду, следом два детектива и брюнетка.

Он расстелил на кровати план города и уселся рядом, утопая в мягком матраце. Времени было в обрез. Цюрихское озеро широким голубым клином врезалось в сложное переплетение улиц. Согласно досье крипо, Герман Цаугг проживал на Зеештрассе. Марш отыскал эту улицу. Зеештрассе протянулась по восточному берегу озера примерно в четырех километрах к югу от отеля.

В дверь тихо постучали. Мужской голос произнес его имя.

Что еще? Он стремительно пересек комнату и распахнул дверь. В коридоре с подносом в руках стоял официант. Казалось, он испугался.

– Извините, пожалуйста. Это вам от госпожи из номера 277.

– Ах да. Разумеется. – Марш отступил, пропуская его внутрь. Официант Нерешительно вошел, будто опасаясь, что постоялец его ударит. Он поставил поднос, помедлил в ожидании чаевых и, видя, что ничего не получит, удалился. Марш запер за ним дверь.

На столе стояла бутылка виски с запиской из одного слова: «Разрядка?»

Ослабив галстук, он стоял у окна и, потягивая виски, глядел на Цюрихское озеро. По черной воде протянулись дорожки от уличных фонарей; на её поверхности мерцали красные, зеленые и белые искорки. Он снова достал сигарету, миллионную за эту неделю.

Под окном слышался смех. По озеру двигался огонек. Ни тебе Большого зала, ни марширующих оркестров, ни форменной одежды. Впервые – за сколько месяцев?.. по крайней мере за год – Марш не видел берлинского металла и гранита. Подняв стакан, он разглядывал светлую жидкость. Выходит, есть другие люди, другие города.

Он заметил, что с бутылкой принесли два стакана.

Сел на кровать и, барабаня пальцами по столику, посмотрел на телефон.

Безумие.

У неё была привычка глубоко засовывать руки в карманы и, улыбаясь, наклонять набок голову. Он вспомнил, что в самолете на ней было красное шерстяное платье с кожаным ремешком. На красивых ногах черные чулки. Когда она сердилась или, что было чаще, потешалась, то закидывала волосы за уши.

Смех на улице удалялся.

«Где вы были последние двадцать лет?» – с презрением спрашивала Шарлет тогда, на квартире Штукарта.

Она так много знала. И не отставала от него.

«Миллионы евреев, исчезнувших в войну…»

Марш повертел в руках её записку, налил себе ещё и откинулся на кровати. Спустя десять минут он поднял трубку и сказал телефонистке:

– Номер 277.

Безумие. Чистое безумие.

Они встретились в вестибюле под кроной роскошной пальмы. В дальнем углу струнный квартет вымучивал попурри из мелодий «Летучей мыши».

Марш сказал:

– Виски очень хорошее.

– Жертвоприношение во имя мира.

– Принимается. Спасибо. – Он бросил взгляд на пожилую виолончелистку. Та широко расставила толстые ноги, словно доила корову. – Одному Богу известно, почему я должен вам доверять.

– Одному Богу известно, почему я должна доверять вам.

– Основные правила игры, – решительно произнес он. – Первое: больше не врать. Второе: делаем, что я скажу, нравится вам или нет. Третье: вы показываете мне, что собираетесь печатать, и, если я прошу о чем-то не писать, вы вычеркиваете. Согласны?

– По рукам! – Она улыбнулась и протянула руку. Спокойное крепкое рукопожатие. Он впервые заметил, что она носит мужские часы.

– Что заставило вас сменить гнев на милость? – спросила журналистка.

Ксавьер освободил руку.

– Готовы в путь?

На ней по-прежнему было красное платье.

– Да.

– Записная книжка с собой?

Она похлопала по карману плаща.

– Никогда с ней не расстаюсь.

– Я тоже. Прекрасно. Пошли.

Швейцария была островком света в беспросветном мраке. Кругом одни враги: Италия на юге, Франция на западе, Германия на севере и востоке. То, что она выжила, вызывало удивление: это явление называли «швейцарским чудом».

Люксембург стал Мозельландом, Эльзас-Лотарингия превратилась в Вестмарк, Австрия – в Остмарк. Что до Чехословакии, этого незаконнорожденного версальского дитяти, то она сократилась до размеров протектората Богемии и Моравии. Польша, Латвия, Литва, Эстония исчезли с карты. На востоке Германская империя была поделена на рейхскомиссариаты: Остланд, Украина, Кавказ, Московия.

На западе по Римскому договору Германия загнала двенадцать стран – Португалию, Испанию, Францию, Ирландию, Великобританию, Бельгию, Голландию, Италию, Данию, Норвегию, Швецию и Финляндию – в европейский торговый блок. Во всех школах немецкий был вторым официальным языком. Люди ездили на немецких автомобилях, слушали немецкие радиоприемники, смотрели немецкие телевизоры, работали на немецких фабриках и заводах, жаловались на поведение немецких туристов на принадлежавших немцам курортах, а немецкие команды одерживали победы на всех международных спортивных состязаниях, за исключением крикета, в который играли одни англичане.

Лишь Швейцария оставалась нейтральной. Это не входило в планы Гитлера. Но к тому времени, когда штабисты вермахта разработали стратегию покорения швейцарского государства, возник тупик «холодной войны». Швейцария осталась клочком ничейной земли, которая с годами становилась все более, полезным для обеих сторон местом встреч и тайных сделок.

– В Швейцарии всего три категории граждан, – объяснял Маршу эксперт из крипо. – Американские шпионы, немецкие шпионы и швейцарские банкиры, пытающиеся завладеть их деньгами.

За последнее столетие банкиры эти обосновались на северной стороне Цюрихского озера, превратив этот уголок в лакомый кусок, самое денежное место. Как и на Шваненвердере, их виллы были окружены безликими высокими оградами с прочными воротами и плотной стеной деревьев.

Марш наклонился и попросил шофера:

– Здесь помедленнее.

Теперь они представляли собой целую кавалькаду: Марш и Шарли в такси, за ними две машины, в каждой по швейцарскому полицейскому. Марш считал номера домов.

– Здесь притормозите.

Такси свернуло к краю тротуара. Полицейские машины их обогнали, но через сотню метров засветились их тормозные огни.

Шарли огляделась.

– Что теперь?

– Теперь мы взглянем на жилище доктора Германа Цаугга.

Марш расплатился с шофером, тот, быстро развернувшись, направился обратно к центру города. На улице было тихо.

Все виллы окружали плотные заборы, но вилла Цаугга, третья, к которой они подошли, была настоящей крепостью. По обеим сторонам цельнометаллических трехметровых ворот – каменная стена. Вход просматривался телевизионной камерой. Марш взял Шарли под руку, и они, словно влюбленная парочка, не спеша продефилировали мимо. Перешли на противоположную сторону улицы и остановились у аллеи, ведущей к другой вилле. Марш посмотрел на часы. Начало десятого. Прошло ещё пять минут. Он уже собирался сказать, что пора уходить, как с лязгом ворота стали распахиваться.