Глаз бури - Питер Рэтклифф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Насколько близко мы подойдем, я пойму, когда спущусь туда, но я сделаю это как можно ближе. Так что после того, как я взмахну платком, не стреляйте. Ясно?
Я кивнул, подтверждая, что понял его.
— А теперь за мной, Томми, — приказал Тафф и направился вниз по склону, стараясь не высовываться, шныряя между укрытиями, которые только они могли найти.
К этому времени фиркат понял, что сержант говорит серьезно, поэтому все десять человек решили последовать за ним вниз, петляя между валунами и кустами и направляясь к вражеской позиции. Что касается меня, то я просто сосредоточился на том, чтобы засыпать основную позицию противника 7,62-мм пулями. Я лежал, поставив пулемет на сошки, и рядом со мной лежала стопка лент на 200 патронов.
Тафф подкрался к адý на расстояние около пяти метров, затем помахал платком — и в этот момент командир подразделения закричал:
— Прекратить огонь! Прекратить огонь! Они сдаются!
— Нет, не сдаются, это Тафф, — крикнул я ему в ответ. Однако, к тому времени, Тафф и Томми открыли огонь по противнику из своих автоматов. Шквальный огонь в упор застал повстанцев врасплох — несколько человек были просто срезаны на месте.
После этого все было кончено. Те из адý, кто не был убит или тяжело ранен, бросились бежать, просто растворившись в туманной мороси.
За то, что Тафф сделал в тот день, его следовало бы наградить. Но он не получил ничего, кроме похлопываний по спине от Тима и от командира эскадрона, — в Дофаре так было всегда, и не в последнюю очередь потому, что присутствие САС там все еще можно было более или менее отрицать. В мае 1980 года Томми Палмер станет одной из звезд блестящей операции Полка по освобождению заложников, удерживаемых в иранском посольстве на Принсес Гейт в Лондоне, — операции, которая, как никакая другая, привлекла внимание к Специальной Авиадесантной Службе широкой общественности и положила начало навязчивому интересу СМИ к Полку. К сожалению, позже он погиб в автокатастрофе.
Мы взяли одного пленного, который был ранен в ногу, и отнесли его на носилках обратно в Тави-Атаир. Это был подросток, и он был очень напуган. Своих пленных адý чаще всего убивали, обычно путем отсечения головы, и этот мальчик, должно быть, думал, что его ждет та же участь. Рана у него была неприятной, но мы благополучно доставили его на базу, где полковой врач, легендарная личность, известная своим умением развлекаться в свободное от службы время, сумел спасти его ногу. Когда он поправился, и погода немного прояснилась, его вывезли по воздуху и отправили в тюрьму. Если бы он сдался, то, конечно, получил бы помилование султана, но этот молодой бунтарь был слишком предан марксистскому делу — или слишком напуган репрессиями адý.
Там, где мы находились, было также много ядовитых змей, — как будто адý было недостаточно — хотя, если вы держали руки подальше от щелей в песчаных стенах, они, как правило, вас не беспокоили. Тем не менее, всегда было хорошей идеей проверить свой спальный мешок, прежде чем залезть в него, и вытряхнуть сапоги утром, прежде чем засунуть в них ноги, — на случай, если вашу обувь облюбовала пара скорпионов.
Одним из наших главных способов борьбы со скукой были игры, и мы много играли в скрэббл[62], шахматы и лудо[63].Мы с Ником сделали доску для лудо из пачек от кукурузных хлопьев и получали от игры больше удовольствия, чем от чего-либо другого. Тафф, однако, был энтузиастом скрэббла. Но по правде говоря, что он был не очень хорошим игроком, и у него были свои собственные правила. Тем не менее, играть со штаб-сержантом нашего отряда всегда было не скучно.
Однажды во время игры он составил слово «голова», и когда пришла моя очередь, я добавил к нему слово «круглый», образовав слово «круглоголовый».
— Это что за хрень такая? — спросил Тафф.
— Слово «круглоголовый», конечно, — ответил я.
— И что оно означает?
— Это были такие солдаты во время Гражданской войны, — сказал я ему.
— Круглоголовый!? — прорычал он. — А дальше ты сложишь слова «черноголовый», «квадратноголовый» и этот чертов Биркенхед?..[64] Никогда о таком не слышал! — добавил он. — Убери это!
И его пришлось убрать.
В другой раз я составил слово «рай», после чего Тафф спросил без всякой иронии:
— А это что такое?
— Рай. Ну, знаешь, как на небе.
Это было явно больше, чем он мог вынести, потому что он посмотрел на нас и спросил:
— Вы там были? Вы были там? — Затем он достал свою карту и потребовал: — Покажите мне, где находится этот рай, — после чего закричал: — Убирай его!
С окончанием сезона муссонов пришла настоящая жара. Не было ни тени, ни ветра, а питьевая вода, которую нам доставляли на вертолетах в 45-галлонных металлических бочках, на самом деле пузырилась, нагреваясь на Солнце. Она была теплой и, как я уже говорил, имела привкус нефти, которую когда-то хранили в бочках. Выпивать обязательные восемь пинт в день было настоящим чистилищем.
От такой жары, в сочетании с бесконечной диетой, состоявшей из консервов, испорченной воды и множества мух, у нас часто была диарея. Но в Тави-Атаир мы имели хотя бы импровизированный туалет, в то время как в других местах, например, на «Диане-1» в прошлом году, нам приходилось гадить в джебеле и закапывать результаты.
Но Тави-Атаир в этом отношении оказался почти цивилизованным. Мы вырыли глубокую яму, а затем из деревянных ящиков соорудили каркас и поставили над ней обычный сортир. Внизу обитали полчища жуков-дерьмоедов, которые представляли собой довольно пугающее зрелище, если вы случайно заглядывали под себя. Они были огромными, начинали свою жизнь примерно с четверти дюйма в длину, но быстро вырастая до размеров крабов.
Еще страшнее было обнаружить себя сидящим в сортире, то есть фактически беспомощным, во время атаки адý. Разрываясь между риском поймать вражескую пулю или, наоборот, упасть в эту кишащую жуками яму, наполненную дерьмом, в попытке уйти от огня, все мы выбрали бы первое, как меньшее из двух зол. Однако должен признать, что огонь вели не только повстанцы. Отрядом гейш командовал офицер, австралийский капитан, приятный парень и хороший солдат — он и
