Подлинные сочинения Фелимона Кучера - Андрей Ветер

Тут я и встретил Диксона вместе с его спутником. Они были в полном походном снаряжении. Искатели приключений хорошо подготовились к своей затее, особенно побеспокоившись о скаковых лошадях; кроме тех, на которых они ехали, они запаслись также и другими, которых они вели на поводу – более резвыми и специально натренированными для охоты.

– Вы не будете ждать нас? – удивился я. – Хотите ехать без нас?

– Нет, мы просто разминаемся, проверяем снаряжение, катаемся туда-сюда.

Да, Диксону не терпелось тронуться в путь.

Нам с комиссионером очень хотелось заполучить перед выступлением в поход кого-нибудь из местных в проводники, кто знал степные обычаи и мог к тому же помочь нам по необходимости своим охотничьим умением. Мы прекрасно понимали, что нашему французику Горбушке, который готовил нам кушанье, охотился и следил за лошадьми, не справиться в дороге со всеми обязанностями, включая вьючных лошадей и поварские заботы, и потому выискивали кого-нибудь ещё.

В конце концов нам такой и попался, вернее сказать, нам его представили. Его звали Пьер, метис франко-оседжских кровей. Как нас заверяли, Пьеру были известны все уголки прерий. Он посетил самые далёкие края степи, поездив с католическими миссиями и с путешественниками-одиночками, которых интересовали индивидуальные туры. О таком мы и мечтали. В случае нужды он мог быть следопытом и переводчиком, а что до охоты, то нам его рекомендовали как лучшего охотника во всей округе.

Признаюсь, с первого взгляда он мне не приглянулся. Он был в старой охотничьей куртёнке и в таких засаленных и запачканных ноговицах из лосиной кожи, что они от давнего употребления лоснились, будто покрытые изрядным слоем лака. По виду ему было лет тридцать шесть, и если судить по сложению, он мог похвастать силой и отменным здоровьем. Черты его лица не отличались грубостью; он имел даже некоторое сходство с Наполеоном. Однако в выражении его лица было слишком уж много угрюмости, что усиливалось длинными волосами, не расчёсанными и свисавшими из-под меховой шапки.

Говорил он отрывисто и грубо, не обещал нам ничего, не уговаривал. Условия, выдвинутые им в обмен на необходимые нам услуги, показались нам поначалу слишком завышенными. Но Пьер ничем не выказал своей готовности умерить запросы, равно как не думал он и набиваться нам в провожатые.

– Я не напрашиваюсь к вам, вы напрашиваетесь ко мне, – сказал он.

Вообще в его характере проявлялось куда больше индейских повадок, чем манер белого человека. Всё это склоняло меня к мысли отказаться от кандидатуры Пьера, так как я привык относиться с недоверием к метисам как к людям весьма ненадёжным. Однако у нас не осталось времени на поиски других провожатых, и мы были вынуждены довольствоваться Пьером. Он сию же минуту направился снаряжаться в путь.

Единственно, чего не хватало мне для полного счастья в походе по луговым степям, так это надёжной лошади. Та, что была подо мной, пусть и была по-настоящему сильной, но обладала чрезмерно упрямым нравом. В конце концов мне удалось найти превосходного жеребца тёмно-бурой масти, сильного, живого, красивого. Я с удовольствием прыгнул на него, отдав моего серого Горбушке. Французик был рад этому несказанно.

ОТЪЕЗД. ГЛАВА ПОВЕСТВУЕТ О ПЕРВЫХ ДНЯХ ПУТИ И О ПЕРВЫХ НАШИХ ПРИКЛЮЧЕНИЯХ НА ТЕРРИТОРИИ ДИКАРЕЙ

Протяжные звуки рожка дали сигнал к началу похода. Один за другим солдаты сержанта Пупса потянулись к лесу, вытянувшись вереницей. Мы двинулись за ними, но ехали следом не очень долго, ибо наши вьючные лошади сдерживали нас. Не приученные ехать в строю, они сбивались то в одну, то в другую сторону, исчезая в лесной чаще, и никакие ругательства Горбушки не могли сдержать их. А метис наш, с ружьём за плечами, гонялся на своём резвом сером за вьючными животными, награждая их не только бранью, но и щедрыми ударами плётки.

Из-за непослушания вьючных лошадей мы скоро потеряли из вида ехавших впереди всадников во главе с сержантом Пупсом, но старались всеми силами не потерять их следы. Так мы продвигались вперёд сквозь кустарник, между деревьями, минуя палатки индейцев и хижины негров, и под вечер прибыли к ферме, принадлежащей поселенцу по имени Барбаросс. Дом его стоял на холме, у основания которого тесным кругом устроились около реки сержант Пупс со своими людьми.

– Если вы будете ехать в том же духе, – заговорил он, – то всегда будете терять нас. А если вы будете постоянно терять нас, то зачем мы вам нужны?

Хозяин фермы принял нас радушно, но сожалел, что не может предоставить нам никаких удобств в связи с разразившейся в его семье болезнью – все лежали с насморком и кашлем. Он и сам не отличался цветущим видом; при всей крепости телосложения он выглядел поникшим, имел бледный цвет лица, говорил с присвистом. Его бревенчатый дом был превращён в настоящий лазарет, повсюду виднелись больные люди.

– Вы к нам в дом не входите! – крикнул Барбаросс, радушно улыбаясь и громко чихая. – У нас карантин!

– Не оспа ли у вас? Может быть, грипп? Не нужны ли прививки?

– Нет, спасибо, мы сами помрём.

– Ну, тогда ладно…

Мы поставили палатку во дворе.

Вскоре после того как мы угомонились, прискакал наш новый проводник – метис Пьер. На одной лошади ехал он сам, другую – нагруженную добрым запасом всего необходимого – вёл на поводу.

– Судя по его виду, – предположил я, обращаясь к Питерсону, – этот парень – тёртый калач.

– Мы можем быть спокойны. Этот крепыш прекрасно знает о всех возможных нуждах и крайностях в непредвиденных случаях, – ответил мне комиссионер.

Одна из лошадей Пьера была предназначена для повседневной службы, другая – только для охоты. Эта вторая была полукровкой и происходила от ручной и дикой степной породы. Животное было красивое и гордое. Сам Пьер был вооружён с головы до ног: за плечами лежало ружьё, на боку висели рог с порохом и сумка с пулями, охотничий нож торчал за поясом, а у луки седла покоились моток верёвок и аркан для поимки диких лошадей. С таким вооружением и запасами индейский охотник в степи – то же, что крестоносец на море: оба нисколько не зависят ни от кого, всегда готовы оборонять себя и добывать провизию. Для Пьера ничего не стоило бросить всех на произвол судьбы, поехать своим путём и мыкать судьбу, как ему заблагорассудится, если бы ему вдруг этого захотелось. Думаю, что сам он прекрасно чувствовал свою независимость и очевидное превосходство над нами, тем более что мы направлялись в места, нам совершенно чужие.

– Мы рады видеть вас с нами, Пьер, – поприветствовал я проводника.

Он высокомерно кивнул мне и сказал:

– Надеюсь, вы помните об условиях нашей сделки?