Второй сын - Эми Хармон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза у Альбы были совсем не такими, как у Тени. И кожа тоже. Но теперь, когда Гисла принялась изучать Альбу в новом свете, она легко заметила сходство:
прежде она просто не знала, на что смотреть. У них были одинаковые волосы цвета луны и одинаковые рты, формой напоминавшие изогнутый дугой лук. На щеках от улыбки появлялись одинаковые ямочки. Тень не улыбалась почти никогда… лишь когда Альба была рядом.
Гисле не хотелось знать тайны Тени. Это знание ее страшило. Несколько дней она ни к кому не прикасалась и сердилась, когда кто‐то садился с ней рядом или клал руку ей на рукав. Она отказывалась держаться за руки во время молитвы и пела так тихо, что никто ее не слышал. Дочери кланов признали, что она думает только о себе, что ведет себя глупо, и стали о ней шептаться. Чтобы понять, что они болтают о ней, Гисле не требовался тончайший слух Хёда. Их болтовня ее сердила. Она пыталась их уберечь, а они на нее обижались. И вот как‐то вечером она запела чуть громче и вытянула руку, надеясь, что кто‐то возьмется за нее. Что ей за дело, если она во время молитвы узнает чужие тайны?
Но в голове Элейн гнездились одни тревоги.
Лиис страдает. Все мы страдаем. Вот бы она почаще пела. Если бы она пела… думаю, это бы нас утешало. Нам всем так страшно. Я скучаю по матери. Мне так хочется домой.
Терзаемая чувством вины, Гисла перестала петь и крепко зажмурилась, желая лишь, чтобы дверь захлопнулась.
Мысли Элейн, как и мысли Тени, лились бессвязным потоком, натыкаясь одна на другую. Но все они звучали голосом Элейн, и, пока Гисла пела, держа ее за руку, поток не прерывался. Так же было и с другими девочками. И она выслушала их всех, одну за другой.
Во время вечерней медитации, когда Тень ушла, оставив их в их спальне, Гисла подошла к Юлии и вытянула руки перед собой, словно прося прощения. Быть может, она и правда просила прощения – за то, что собиралась сделать.
– Я спою для тебя, – сухо сказала она. – Выбери песню.
– Ты знаешь песни рыбаков Йорана?
Она знала лишь песни рыбаков-Сонгров и спела одну из них. А заодно закинула свои сети и выудила сокровенные мысли Юлии.
Юлия хотела сбежать и мечтала, что Байр достанется ей одной. Мы пойдем в Йоран. Будем ловить рыбу вместе с дедушкой. Байр научит меня драться, и мы сбежим из этого храма, с этой горы и поселимся там, где захотим. И все будут нас бояться. Но почти сразу же Юлия сникла, вспомнив, что Байр ни за что на свете не бросит Альбу.
Я сама пойду в Йоран. Скоро. Скоро пойду. Когда я вырасту и стану сильнее, когда научусь обращаться с мечом.
Башти попросила песню-танец, но, пока Лиис пела, не сводила с нее мрачных глаз. Башти хотела во всем быть первой, и ей не нравилось, что на Лиис обращают такое внимание.
Я умею петь, танцевать, я могу всех развеселить. А Лиис только заставляет всех плакать. Но почти сразу эти мысли сменились восхищением, и Башти принялась раскачиваться из стороны в сторону, перебирая своими маленькими коричневыми ножками под пение Лиис, не выпускавшей ее ладоней из своих.
Не останавливайся, Лиис. Прошу, не останавливайся. Я хочу, чтобы ты пела мне целый день.
У Далис, единственной из всех девочек, мысли не облекались в слова. У нее в голове разливались краски, в пространстве двигались формы разного цвета – словно она, слушая пение Гислы, что‐то творила. Выпустив руки Гислы и умоляя ее петь дальше, Далис кинулась искать пергамент, чтобы запечатлеть на нем увиденное.
В ту ночь, в темноте кладовой, Гисла вызвала Хёди и призналась ему в том, что сделала.
– Я слышу их, Хёди. Слышу их всех.
О чем ты?
– Во время молитвы в конце дня я держала Тень за руку. Я пела… и вдруг, пока мы стояли рядом и пели, держась за руки, я услышала ее мысли… как будто она со мной говорила. Но она не говорила со мной.
Ты ее услышала? Его голос звучал потрясенно.
– Я сразу перестала петь и выпустила ее ладонь. После этого я ее больше не слышала.
Она тоже владеет силой песни?
– Нет. Хотя, мне кажется, в ней течет кровь рун. Она умеет влиять на животных. Ей подчиняются даже дикие звери. Я видела, как птицы ели у нее из рук, как олени шли рядом с ней.
Она тоже слышала тебя… так же как я?
– Нет. Думаю, я бы… услышала, что она… слышит меня. – Это прозвучало слишком запутанно, но она почувствовала, что Хёд ее понял. – Так было не только с Тенью. Я проделала то же с Элейн, Юлией, Башти и Далис, – поспешно призналась она. – Я должна была понять, правда ли это работает только с Тенью. Но нет. Когда я пела, держа их за руки… я их всех слышала.
Гисла…
– Все дело в руне? – спросила она.
В семье они часто брались за руки, когда пели, но никогда не слышали ничего, кроме музыки, срывавшейся с их губ.
Возможно. Но я думаю, скорее… это ты. Тот, у кого нет твоего дара, не смог бы так использовать руну. Ты обводишь руну, чтобы их услышать?
– Нет. Мне достаточно касаться их, когда я пою.
Руны раскрывают в нас самые разные вещи. Вот почему мы их изучаем. Вот почему ими нельзя злоупотреблять, нельзя использовать не по назначению. В дурных руках… они могут принести много зла.
– А что, если мои руки дурны? – простонала она. – Что, если я принесу зло? Я не хочу знать то, что услышала.
Что ты услышала?
– Тень любит Дагмара.
Но ведь в этом нет ничего дурного?
– Нет, нет. В этом нет. – В животе у нее что‐то оборвалось. – Но это не все.
Гисла?
– Покойная королева – не мать Альбы. И я не уверена, что ее отец – король Банрууд.
* * *
Гисла никогда еще не вызывала Дагмара на разговор. Обычно она лишь наблюдала, слушала и ждала, пока все вокруг зададут свои вопросы. Лишь после этого она спрашивала сама. Но теперь ее мучила тревога, куда большая тревога, чем когда‐либо прежде.
У нее было множество вопросов, и она жаждала ответов.
– Дагмар? – окликнула она,
