Арлекин - Бернард Корнуэлл

Дозорные были перебиты. Первыми город разбудили собаки, потом зазвонил церковный колокол, и Ланьонский гарнизон проснулся. Но слишком поздно. Ворота уже были открыты, и солдаты Тотсгема в своих серых кольчугах орали в темных переулках, а через узкие ворота вливались все новые и новые английские латники и стрелки.

Люди Скита шли в арьергарде. Когда начался грабеж, они ждали за стенами. Церковные колокола неистово били, прихожане проснулись в ужасе, но постепенно набат стих.

Уилл Скит смотрел на залитое лунным светом поле к югу от Ланьона.

— Я слышал, это сэр Саймон Джекилл подправил тебе внешность, — сказал он Томасу.

— Да.

— За то, что ты велел ему ошпарить задницу? — ухмыльнулся Скит. — Ты не можешь упрекнуть его за трепку, но он должен был сначала поговорить со мной.

— И что бы ты сделал?

— Конечно, позаботился бы, чтобы он не слишком тебя искалечил, — ответил Скит, внимательно осматривая ландшафт.

Томас приобрел такую же привычку быть настороже, но все окрестности были спокойны. Над низиной поднимался туман.

— Что ты собираешься предпринять? — спросил старый стрелок.

— Поговорить с тобой.

— Я не участвую в твоих чертовых ссорах, парень, — проворчал Скит. — Что ты собираешься делать?

— Попросить тебя одолжить мне на субботу Джейка и Сэма. И мне нужны три арбалета.

— Три арбалета, вот как? — ничего не выражающим тоном переспросил Скит.

Он увидел, как в город входят последние части Тотсгема, и, засунув в рот два пальца, издал пронзительный свист — сигнал собственному отряду, что можно входить.

— На стены! — крикнул он, когда эллекин двинулся вперед. — На стены!

Заботой арьергарда было занять укрепления павшего города.

— Половина долбаных ублюдков так и не протрезвели, — проворчал Скит, — так что оставайся при мне, Том.

Большинство стрелков Скита выполнили свою обязанность и взобрались по каменным ступеням на городские стены, но некоторые ускользнули в поисках добычи и выпивки. Скит с Томасом и полудюжиной стрелков прочесывал город в поисках этих прохвостов, чтобы загнать их обратно на стены. Два десятка латников Тотсгема делали примерно то же — вытаскивали солдат из таверн и заставляли загружать повозки, укрытые в городе от эллекина. Особенно Тотсгем нуждался в провианте для своего гарнизона, и его самые верные латники прилагали все усилия, чтобы удержать английских солдат от выпивки, женщин и прочего, что могло отвлечь от грабежа и замедлить погрузку.

Городской гарнизон, проснувшись, попытался оказать отпор, но солдаты спохватились слишком поздно. Теперь их тела лежали на залитых лунным светом улицах. Однако в западной части города, у причалов на реке Легер, бой еще продолжался, и Скита привлек шум, раздававшийся оттуда. Большинство солдат не обращали внимания на этот шум, горя желанием повышибать двери в домах и пограбить склады. Но Скит знал, что нельзя считать себя в безопасности, пока не перебиты все защитники города.

Томас пошел за ним и увидел нескольких латников Тотсгема, только что вывернувших из узкой улочки.

— Там какой-то бешеный ублюдок, — сказал один из них Скиту, — и с ним дюжина арбалетчиков.

Бешеный ублюдок со своими арбалетчиками уже перебил часть англичан — там, где улица резко сворачивала к реке, лежали тела с красными крестами.

— Выжечь их, — предложил один из латников.

— Нет, пока не осмотрим здания, — сказал Скит и послал двух своих стрелков принести штурмовую лестницу.

Когда ее принесли, он приставил лестницу к стене ближайшего дома и уставился на Томаса, который, ухмыльнувшись, полез вверх и взобрался на крутую соломенную крышу. Сломанное ребро болело, но он перебрался через конек, снял с плеча лук и наложил стрелу на тетиву. Отбрасывая длинную тень, он прошел по соломенному скату крыши. Она обрывалась как раз там, где притаились враги, и потому, прежде чем добраться до края, Томас натянул во всю силу лук и сделал два шага вперед.

Враги увидели его, и дюжина арбалетов дернулась вверх. Светловолосый человек с обнаженным мечом в руке тоже поднял голову. Томас узнал его. Это был мессир Жоффрей де Пон-Блан, и Томас заколебался: он восхищался этим человеком. Но тут первая арбалетная стрела просвистела так близко от его лица, что он ощутил ветерок на щеке, и тогда он выстрелил сам, понимая, что его стрела летит прямо в раскрытый рот мессира Жоффрея. Впрочем, Томас не видел, куда она попала: когда на других арбалетах зазвенели тетивы и к луне взлетели новые стрелы, он шагнул назад.

— Главный убит! — крикнул Томас.

Послышался топот — это бросились вперед латники, пока арбалетчики не успели перезарядить свое неуклюжее оружие. Томас вернулся к краю крыши и увидел мелькающие мечи, топоры и брызги крови на оштукатуренных фасадах домов. Он заметил, как латники прорубаются к телу мессира Жоффрея, чтобы убедиться, что тот действительно мертв. Какая-то женщина в доме кричала, что мессир Жоффрей всего лишь защищался.

Съехав по скату крыши, Томас соскочил на улицу там, где погиб мессир Жоффрей, и подобрал три арбалета и мешок арбалетных стрел, которые отнес Уиллу Скиту.

Йоркширец ухмыльнулся.

— Арбалеты? Значит, ты прикинешься врагом. Этого не сделать в Ла-Рош-Дерьене, и, стало быть, вы подстережете сэра Саймона где-то за городом. Так?

— Вроде того.

— Я бы мог читать тебя, как книгу, парень, если бы умел читать, но у меня для этого слишком много здравого смысла.

Скит и Томас направились к реке, где были захвачены три корабля, а еще два после опустошения трюмов пылали вовсю.

— Но как вы выманите ублюдка из города? — поинтересовался Скит. — Он же не полный болван.

— Полный, когда дело касается графини.

— Ну, раз так! — усмехнулся Скит. — То-то я думаю, что это графиня вдруг стала с нами всеми очень добра. Значит, вы снюхались, ты и она, так?

— Нет, не так.

— Но скоро снюхаетесь, верно?

— Сомневаюсь.

— Почему? Потому что она графиня? И все равно она баба, парень. Но я бы поостерегся.

— Поостерегся?

— Сущая стерва. Снаружи выглядит мило, но внутри — кремень. Она разобьет тебе сердце, парень.

Скит остановился на широком каменном причале, куда люди таскали из складов кожу, зерно, копченую рыбу, вино и рулоны материи. Среди них был и сэр Саймон, он кричал на своих людей, чтобы пригнали еще повозок. Город принес богатую добычу. Ланьон был гораздо больше Ла-Рош-Дерьена и, поскольку успешно выдержал зимнюю осаду графа Нортгемптонского, считался среди бретонцев надежным местом для хранения добра. А теперь его выпотрошили. Мимо Томаса проковылял человек, неся в охапке серебряную посуду; другой тащил полураздетую женщину за обрывки ночной рубашки. Несколько стрелков выбили дно из бочки и лакали из нее, окунув лица в вино.