Россия, кровью умытая - Артем Веселый

— Покарай меня бог, лапоть… Он доказывает наш свободный дух… Расступись, ботиночки, сапожки, лапоть топает…

Откинувшись на спинку плетеного кресла и устало прикрыв воспаленные глаза, Васька умолк. Он проспал несколько минут, потом встряхнулся, вытащил из кармана лакированную коробочку с кокаином, крупной понюшкой зарядил раздувающиеся ноздри, закрутил от удовольствия головой и, шлепнув Максима по костлявому заду, досказал:

— На кораблях согласно приказа подняты красные флаги, но нашим чудакам этого мало… Каждый хочет свою моду давить… Украинцы рядом с красным вывешивают желто-голубой, молдаване свой национальный флаг выставляют, а мы, русские, али хуже других?.. Красный у нас есть, еще старое андреевское знамя поднять будто неловко… Вот мы на страх врагам и вздернули над кораблем наш расейский лапоть — пускай вся Европа ужасается…

Максим, веря во всемогущество друга, не терял надежды добыть оружие. Он не отставал от моряков ни на шаг. Васька ни о чем и слушать не хотел, так как в тот самый день женился.

…Васька с Маргариточкой за свадебным столом сидят и друг дружке улыбаются. На нем вся матросская справа и оружие всевозможное понавешено. На ней новая форменка — женихов подарок… Куражится Васька, уцепил невесту за хребеток, в губки целует, вино пьет, стаканы бьет, похваляется:

— … в натуральном виде, с подливкой. Ржет братва, на слово не верит.

— Го-го!

— Го-го-го!

Васька сердится.

— Что я вам, — говорит, — чувырло какое?

Из двух кольтов попадает Васька — на спор — в пустые бутылки, понаставленные на рояль.

Бабы визжат, братва потешается…

— Отчаянный вы народ, флотские, — кричит Максим через стол, — а я, а меня, оружие… Ждут станишники.

— Какое тебе оружие, ежели я женюсь? Отгуляем, отпляшем и…

Чечетку, ползунка, лягушечку как тряхнет-тряхнет Васька, локти на отлет:

— Рви ночки, равняй деньки!

Отяжелевшая голова Максима падала на стол, но взрывы веселья заставляли его таращить глаза…

В углу моряки играли в карты. На кону — золото, часы, кольца; керенки не считали, а отмеривали на глаз.

Тесть с картонной грудью и в измятом, сдвинутом на затылок котелке плясал камаринского на демократических началах. Гости над ним потешались, покрикивали:

— Уморушка, Татьянушка.

— Тряхни брылами, повесели морячков…

— Нет, спой-ка ты нам «Яблочко»…

— Сыпь, буржуй, на весь двугривенный.

Теща дышала над молодыми:

— Девушка она у меня чуткая, деликатная и умница-разумница… Гимназию с золотой медалью окончила… Вы, Василий Петрович, уж, ради бога, будьте с ней понежней… Она совсем, совсем ребенок…

Ваську от умиления слеза прошибает. Васька перед тещей пылью стелется:

— Мамаша, да разве ж мы не понимаем?.. Мамаша, да я в лепешку расшибусь!

Маргариточка за роялем трень-брень… Ее восковой голосок тонет в мутном, утробном реве…

Я на бочке сижу,Ножки свесила,Моряк в гости придет,Будет весело…

На улице под окном песню подхватили с присвистом, брызнуло стекло, и — в раме — рожа дико веселая.

— Э-э, да тут гулянка?

Под окнами летучий митинг:

— Свадьба…

— Фарт.

— Залетим на часок?

— Вались, лево на борт…

Жених высунулся из окна и, смутно различая белевшие в темноте рубахи моряков, зазывал:

— Заходи, ребятишки, места хватит, вина хватит, заходи…

Э-э, яблочкоНа тарелочке,Надоела жена,Пойду к девочке…

Дом гудел и стонал…

Выпили все шампанское, весь спирт и всю самогонку… Под утро тесть привез корзинку прокисшего виноградного вина — не разбирая, и его выпили… Спали вповалку на битой посуде, на растоптанных объедках. Похмелялись огуречным рассолом.

Кто-то хватился Васьки.

Васьки не было…

— Ах, ах, где молодой?

— Нету молодого, пропал молодой!

Теща плачет, в батистовый платочек сморкается… Маргариточка белугой ревет, охорашивает ягодки помятые… Шафера выжимают из бутылок похмельку, к подругам Маргариточкиным присватываются…

Кинулся Максим Ваську искать, нету Васьки.

Оказывается, на фронт махнул, а, может быть, и не на фронт. Вечером будто видали Ваську — в городском театре зеркала бил… А потом слух прошел, будто влюбилась в Ваську артистка французская… Зафаловал Васька артистку — раз-раз, по рукам и в баню… Лафа морячку, куражится, подлец: «Артистка, прынцеса, баба, свыше всяких прав». Пришли товарищи поздравлять дружка и видят: артистка не артистка, а самая заправская — страшнее божьего наказанья — чеканка Клавка Бантик… Кто ж не знает Клавки Бантик?.. Перва б… на всей планете. Васька, на что доброго сердца человек, и то взревел:

— Ах ты, кудлячка…

Плеснул ей леща-другого, и в расчете — бесхитростный Васька человек.

Стонут, качаются дома пляшут улицы…

Прислонился к забору китаец — плачет, разливается:

— Вольгуля, мольгуля…

Выкатились из гостиницы моряки и навалились:

— Что означают твои слезы?

— Вольгуля, мольгуля… Моя лаботала-лаботала, все деньги плолаботала, папилоса нету, халепа нету! — Слезы эти из него так и прут. — С каким палахода?

— Хо, хо, бедолага, сковырни слезы, едем с нами…

— Моя лаботала…

— Аяй, шибко куеза, кругом свобода, а ты плачешь?.. Эх, развезло, размазало, стой, не падай!..

Могучие руки втолкнули пьяного Максима в реквизированную архиерейскую карету с проломленным боком… Ввалились в карету Васька Галаган, шкипер Суворов, еще кто-то… Сорвалась и понесла тройка, разукрашенная пестрыми лентами — и у лошадей праздник, и лошадям было весело…

С-в-и-ст!!!

— Пошел на полный!

— Качай-валяй, знай покачивай, кача-а-ай!..

— Рви малину, руби самородину!

Помнил Максим и станицу и фронт, на сердце кошки скребли, а слова его расползались, ровно раки пьяные:

— Вася, родной… Господи, братишка, в контрах вся Кубань, сорок тысяч казаков…

— Погоди, и до казаков твоих доберемся, и их на луну шпилить будем…

— За что мы страдали, Вася?.. Оружие…

— Не расстраивай, солдат, своих нервов… Всех беломордых перебьем, и баста… Останутся на земле одни пролетарии, а паразитов загоним в землю, чтоб и духу ихнего не было… Оружия достанем, дай погулять, дай сердцу натешиться вволю — первый праздник в жизни!

Городской театр трещал под напором плеч. На стульях сидели по двое, людями были забиты проходы, коридоры. Сидели на барьере, свеся ноги в оркестр.

Ставили «Гейшу».

Музыканты проиграли заигрыш, взвился занавес.

Очарованный китаец, вытянув тонкую шею и перестав дышать, смотрел на залитую светом сцену… Потом он начал смеяться и в лад музыке протопывать босой пяткой:

— Уф, моя халасо, товалиса!.. — По грязному лицу его были размазаны непросохшие слезы.

Васька с Суворовым, расставив по борту ложи бутылки, прихлебывали прямо из горлышка шампанское. «Гейшей» интересовались и языками чмокали?

— Вот это буфера!

— Вот это да-а-а…

— Брава-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

На заднем плане трое в карты перекидывались. Максим под стульями спал. Васька разбудил его.

— Поехали?

— Куда?

— За денежками на дредноут.

Через жарко дышащую толпу они вытолкались из театра и в своей карете покатили в порт.

На кораблях горели сочные огни.

Под твердыми ударами весел шлюпка летела, оставляя за собой искристую пылающую дорожку. Дредноут «Свободная Россия» выдвинулся навстречу, как огромная серая льдина.

С борта окрик:

— Кто идет?

— Свои.

— Пароль?

Моряк, пришвартовывая шлюпку к трапу, крепко выругался: по ругани вахтенный и признал своего.

Гремя сапогами, пробежали по железной палубе и спустились в кубрик.

Открыл Васька сундучок кованый: керенки, николаевки, гривны, карбованцы — все на свете… Подарил дружку цейсовский бинокль.

— Вот и портсигар бери, не сомневайся, портсигар — семь каратов…

Сунул Максим бинокль за пазуху, вертел в руках портсигар: и радовал подарок и смущал своим дорогим блеском…

— Может, зря это, Вася?

— Чего гудишь?

— За два оглядка куплено? — подмигнул Максим и неловко улыбнулся.

— Ни боже мой… Никогда и нигде грабиловки на грош не сочинили… Все у мертвых отнято. Скажи, браток, зачем мертвому портсигар в семь каратов?

Максиму крыть нечем.

— Показал бы ты мне корабль, экая махина, — сказал он, оглядывая железные, наглухо клепанные стены.

— Можно. Сыпь за мной.

Спускались в кочегарку, моряк рассказывал:

— У нас на миноносце «Пронзительном» триста мест золота на палубе без охраны валяются, никто пальцем не трогает, а ты говоришь — грабиловка… Тут, браток, особый винт упора, понимать надо.