Ураган «Homo Sapiens» - Николай Балаев

Михаил вышел к берегу крайней протоки и на мелководье увидел крупную рыбину. От нее недовольно запрыгали три чайки, одна из них взлетела. Михаил вошел в воду. Голец. Бок расклеван, в рваную рану проглядывает ястык. Михаил взял гольца за голову и хвост. Килограммов пять. Краски почти свежие, несколько часов назад погиб. А тело — как студень.

Он перенес рыбу на берег, вспорол брюхо. Печень дряблая, позвонки все врозь. Знакомая картина. Только ударная волна делает такое. Значит, точно — на тракторе «добытчики». Откуда только? Геологи километрах в тридцати, да им сейчас не до прогулок: золотая погода для работы. До ближайшего прииска — все семьдесят. Хотя что эти километры трактору…

Михаил вылез на террасу к колее, поводил биноклем. Вот. Выше по реке, за густым ивняком, стоял балок. Самого трактора не видно. Где он? Мог оставить балок, дальше есть еще перевалы к трассе. Значит, пойдем — на месте все обрисуется.

Недалеко от балка Михаил увидел сеть с мелкой ячеей. Она наглухо перекрывала протоку. Под верхней веревкой висели крупные хариусы. Один бился, и из него струйкой текла икра. Рядом другой запутался так, что над водой торчал фиолетовый, с красной каемкой хвост. Как сигнал бедствия. Михаил дернул веревку, обмотанную вокруг куста. На той стороне протоки шевельнулись ветви. Привязана. От веревки по воде пошли волны, из коричневых глубин метнулись вверх по реке зеленые, чуть не в метр, тени: уходили от опасного места гольцы, ждавшие, когда исчезнет преграда. Давно бы им пора быть в море, отъедаться после голодной зимовки… Ладно.

Михаил распутал веревку, бросил в воду. Течение потащило сеть, разворачивая вдоль противоположного берега. Пока сойдет.

Минут через десять он вышел к балку. Добротный полозья окованы толстым листовым железом, углы стен тоже, а через стены крест-накрест еще полосы. Все подогнано, сварено из хорошей стали. Крепкий балок. Для личных нужд сработан. Такое жилье сооружают на приисках компании охотников и рыболовов. Бесплатно, из государственных, конечно, материалов. На крыше короб в полметра высотой для снастей и улова. Под ним, над дверью, прибито обтрепанное, закопченное крыло ворона.

Михаил обошел кругом. За задней стеной на четырех рейках легкий навес. Под ним веревки, густо увешанные потрошеным хариусом. На одной, вниз головами, десятка два крупных гольцов. Мясо тощее, синеватое: откуда весной жир. У стены балка бочка соленого хариуса, рядом три пустых, штабель ящиков, тоже, пустых. Солидно экипировались. На песке, у воды, резиновая лодка. Борта вымазаны прозрачной икрой хариуса.

Михаил зашел в балок, привыкнув к полумраку, огляделся. Все на виду, искать ничего не надо. В угольном ящике у печи комок вощеной малиновой бумаги: обертка от патронов аммонита. На столе коробка взрывателей, готовые к употреблению заряды: длинный аммонитный патрон разрезан пополам, в каждую половинку вставлен взрыватель с коротким куском детонирующего шнура. Над столом, на гвоздике, новая пятизарядка двенадцатого калибра. Да, солидная экипировка, сразу под несколько статей Правил рыболовства, охоты и Уголовного кодекса… Где же хозяева жилья? А где им быть: конечно на протоках. Подождем.

Он вышел на улицу, спустился к воде. Вечерняя тишина растекалась по долине. Шумела вода на перекатах, прозрачно струился воздух, легкие тени затягивали распадки. Михаил опустился на валун, наполовину замытый песком. Сколько тысячелетий течет эта река? Создавались и рушились царства, уходили в забвение народы, а эти волны плескались, перемывая песчаные косы, шлифуя камни и прорубая в горах ущелья. Мудро и терпеливо природа оттачивала не сравнимую ни с чем красоту Севера. Все она приготовила для людей, прежде чем привести их сюда. А пара подонков…

За спиной скрипнула галька, зашелестели ветви. Хозяева. Михаил повернулся. Из кустов, согнувшись под метком, вышел парень в ватной одежде и болотных сапогах, заляпанных рыбьей чешуей и икрой. Остановился у навеса, опустил мешок. Высокий, плечистый, руки длинные, кисти торчат из ватника широкие, в чешуе и слизи. Михаил встал.

— Елки-моталки! — оторопел парень. — Глянь-ка — гость! — Несколько секунд он молча разглядывал Михаила, в упор уставив светло-серые глаза, наморщив лоб. Потом возбужденно заговорил: — Немудрено проглядеть — замотался! Харитоны там из речки в озеро драпают! Низинка, понимаешь, мокрая, и они этой мокротой навроде ужей, да так шустро, аж трава шевелится, Я иду по берегу сетку смотреть и не пойму: откуда шевеление? Ветер вроде стих. А пригляделся — елки-моталки, сплошной фарт! Ну, бегом за тарой. Эн, сколько нахватал! — парень пнул мешок ногой. — Отродясь такого не встречал. Ну, страна-а-а… Да и то — глухомань… А ты — геолог? На прииске говорили — стоит где-то тут партия.

Михаил на вопрос не ответил, спросил сам:

— С какого же вы прииска? — и сразу понял, что совершил ошибку. Надо было без «вы» и сказать что-нибудь о геологии. Нарушитель всегда начеку, и вопрос о месте работы или жительства тут же настораживает.

— А недалеко, — неопределенно ответил парень и уже с сомнением спросил: — Геолог? Звать-то как?

«Да чего хитрить», — подумал Михаил и сказал:

— Комаров моя фамилия. Инспектор рыбнадзора.

— Шу-у-утник. Какая инспекция в этой дикости?

Михаил вытащил из нагрудного кармана удостоверение.

— Так… Яс-сна… — парень шагнул к балку.

— Не спеши, — сказал Михаил. — Я все видел.

— Без хозяев шарил? — зло сказал парень. — Обыск без прокурора, так? З-законники…

Михаил промолчал, подошел к мешку, вытянул за голову хариуса. Рыба дрогнула в руке, шевельнула хвостом и бессильно повисла. Чешуя переливалась матовым фиолетовым цветом, алели кончики плавников. Михаил чуть тронул брюхо, и в ладонь ему засочилась струйка икры.

— На нерест шла. По всей стране нерестовую рыбу запрещено ловить даже на удочку, особенно лососей… Сетей сколько?

— Сам гляди, вроде умеешь, — ехидно сказал парень.

— Хорошо, — Михаил сунул хариуса в мешок. — Пошли.

— Брось ты это паскудное дело, инспектор, — торопливо заговорил парень. — Ну, чего ты, елки-моталки? Невидаль — пара бочек харитонов. Да их тут мильен, бульдозером греби сто лет, все одно останется. Дак ни я, ни ты здесь сто лет не вытянем, ха! Ужинать лучше давай, заначка у меня богатая. Рассосем все пузырьком, а?

Откуда это наваждение в последние годы? За водку прямо в открытую пытаются откупить любой грех. И ведь откупают. Вон Михеев, сгорел на работе. «Сгорел», да…

— Пойдем в балок, — сказал Михаил.

— И лады, — парень засуетился, забежал вперед, дернул дверь.

— Не так ты меня понял, — Михаил снял с гвоздя полотенце, вытер стол, достал бланки. — Прошу фамилию, имя, отчество.

— Не пойдет по-хорошему? — лицо парня потемнело. — От добра бежишь, от чистого сердца? Смотри, промахнешься… — Глаза его сузились в тонкие щели. — Тундра тут, инспектор.

Стандартные приемы. Пункт первый — водка. Не вышло — второй — попугать. Не выйдет это — врать…

— Зачем же пугать? Документы с собой?

— Чеканутый я — таскать по болотам паспорт? На прииске он, у бабы под подушкой, гы.

— Так сколько сетей стоит?

— Ищи, — парень отвернулся, посидел с минуту молча и неожиданно сказал: — Четыре. Одна моя, остальные приятелей. Подъедут…

— Аммонит где взяли?

— Слушай, инспектор, что хошь, но с аммонитом прошу — замнем. Хватит тебе сетей, инспектор, а? И штраф любой заплачу. А взрывчатка — статья известная. Нахлебался я уже казенной каши по завязку… А?.. Сети и фамилию укажу без дураков. Замни?

Так же вот уговаривали первый раз Михеева, бесстрашного предшественника, рубаху-парня, умевшего в одиночку справиться даже с пьяной компанией северных браконьеров, людей зачастую решительных и бескомпромиссных. Знакомая дорожка, детективные истории, шумные, с восхищением, подвиги. Да-а, Михеев был Михеев. А я Комаров, и дорожки у нас разные. Цель, правда, одна.

— Ты же взрослый мужик, — сказал Михаил. — Попался, так имей мужество отвечать.

— Дак и ты не дитя, — сказал парень, — а радуешься, что ребенок. По-о-ймал, мол… Не поймал, а случайно наткнулся! Ну и бери, что дают, не дери шкуру-то, понимай — больно. Эх ты! — Парень подскочил с нар и выбежал на улицу.

Больно… Разная бывает боль. Геолог Караев рассказывал, как лет пятнадцать назад по этой самой реке к берегу жутко было подойти осенью, когда голец возвращался после нагула в океане на «зимние квартиры». Метровые, как будто раскрашенные акварелью рыбы заполоняли сверкающие изумрудными волнами и розовыми шапками пены перекаты. Кричали птицы, возбужденно металось на мелководье тундровое зверье, осенние ветры торжественно свистели последние перед зимней спячкой гимны щедрому и, казалось, бескрайнему потоку жизни. Казалось… Неизвестно, с чьей легкой руки в последнее десятилетие главную вину за оскудение природы стали валить на государственные предприятия. У них химия, у них то, у него се. А браконьерство — дело десятое. Отсюда и инспектор один на район в половину Европы. Отсюда и ухмылочки некоторых руководителей района: «Подумаешь, дюжину куропаточек…», «Подумаешь, сетка на такой богатой реке…». А вот он, древний Паляваам. Приходи осенью и смотри: где нескончаемые косяки гольца? Здесь, между прочим, ни одно промышленное предприятие не работало, практически никто ничего в эту реку не сбрасывал. А рыба исчезла. Пятен мазута не найдешь, зато такие балки понатыканы были каждое лето на каждом километре берега — два-три. И в каждом — приличная компания. И в половине компаний аммонит, а сети и другие запрещенные снасти у всех с запасом. Вначале даже удивительно было: когда горняки и старатели работают?