Спасти Москву - Михаил Ремер

– И обучить недолго любого с таким ладить, – добавил Тверд. – Нокентий мой уж через дюжину выстрелов приладился.

– Быть не может!

– А ты проверь! Чего тебе со слов-то верить? Я так и сам не сразу поверил.

– А и проверю, – хмыкнул князь и, коротко обменявшись парой фраз с одним из стражников, отдал все необходимые распоряжения, и тот, гремя сапогами по деревянному полу, убежал прочь. Впрочем, ненадолго. Уже вскоре появился он снова в сопровождении юнца с улыбкой застенчивой. – А ну-ка, покажи, освоит машину твою чудную Архипка этот иль нет?

Для испытаний вышли во двор, где в свете костра установили расчерченную доску: тир для испытаний. А дальше все прошло точь-в-точь как с Нокентием. Поняв, что от него требуется, принялся осваивать парнишка непривычную для себя специальность арбалетчика. И хоть в сам центр мишени не удалось ему поразить цель, уже через десять выстрелов понятно стало: пристрелялся. А тут еще и Булыцкий настоял, чтобы на стену поднялись, да сам показал, насколько меньше стрелок, если неопытный, открытым для стрел вражеских остается. Самострел-то перезарядить да болт приладить можно и на корточках сидя в укрытии. Вынырнуть надо лишь для прицеливания да выстрела самого да снова в укрытие тикать. С луком же сложнее все для непрофессионального стрелка.

– Хотя дружинники если останутся, то лук тугой, оно, конечно, ловчее, – сам признал пришелец.

– Да чего заладил ты: неопытный, не дружинник? – в упор на него посмотрел князь.

– Да того и заладил, что горожане оборону держать будут, ежели все пойдет, как должно. Ты рать собирать бросишься окрест, да не успеешь. Так вот мастеровые и возьмут в руки оружие под началом Остея. И ведь отобьются почти. На третий день только обманом в ворота Тохтамыш войдет.

Князь ничего не ответил, да лишь задумался крепко, и так и сяк рассматривая орудие.

– Слаб самострел твой, – вроде согласившись, засомневался Донской. – Против доспехов – навряд ли.

– Так я и говорил потому, что тайком, как на охоту, собирал Тохтамыш войска. Доспехи не у всех будут, а из тех, кто с ними, у половины легкие. Изгоном же. Тут Тохтамышу задача главная – в тайне от всех поход свой сохранить.

– Ну раз все, как ты глаголешь: бездоспешные да изгоном… Оно, может, и будет толк с самотрела твоего. Может, так станется, что и хорош, – задумчиво заключил князь. – Все, решено! Остаешься у меня, будешь производство ладить, – обратился тот к Булыцкому.

– Погоди, князь, а как же овощи невиданные?

– А что, у Сергия и заняться некому?

– Есть, – ответил тот. – Да сдается мне, я там нужнее. Овощи огромные выращивать так просто и не обучишь любого. Тут самому заниматься надо, иначе все напрасно.

– А самострелы твои ладить кто будет?

– Так я мастера на то и подготовил, – спокойно отвечал Булыцкий, выталкивая вперед почтительно притихшего Милована. – Он и сладит.

– Верно в Белокаменной остаться не желаешь? Подумаешь, может?

– Благодарю тебя, князь, но нет. И у Сергия дел осталось недоделанных прорва.

– Будь по-твоему, пришелец.

– Спросить позволь, – встрепенулся вдруг гость.

– Спрашивай.

– Человека повстречал, дружинником твоим представился, Слободаном. Без ноги остался и нищенствует.

– Так тебе беда какая? – равнодушно пожал тот плечами.

– Неладно это, когда тот, кто в руках меч держал за славу князя, милостыню спрашивает.

– Ох и неугомонен ты, чужеродец, – улыбнулся вдруг Сергий.

– А ведь будет с тебя толк, – расхохотался князь. – Тут у самого жизнь на волоске, а он за других спрашивает.

На том и расстались. Князь радушно распрощался с довольными гостями, надавав им наставлений в дорогу да даров. Гости же, воздав почести, вернулись в дом Тверда. Уже потом, когда разбрелись все по лавкам, Булыцкий еще долго вымеривал шагами сруб: от стены до стены. Не спалось ему. До сих пор мурашки по коже и от событий последних, и от разговора с князем, и от того, что поверили ему наконец-то. До самого утра колотило его, как в лихорадке, а едва лишь Сергий, проснувшись, отправился на утреннюю службу, увязался следом, рьяно крестясь, вознося благодарности Богу да свечки ставя. Там разошлись пути их. Николай Сергеевич после службы крепость осматривать отправился, а Сергий так и остался, службу отслуживая.

В столице тройку дней провели, в себя приходя да Сергия поджидая. В дом свой их Тверд принял, так что Булыцкий, уже успевший отвыкнуть от даже самых элементарных удобств, наслаждался и отдыхал. Чего греха таить, была даже мысль передумать да с князем перетолковать, чтобы остаться в столице, да все никак не получалось; и Тверд, и Милован с самого утра выходили куда-то, возвращаясь лишь под вечер. Угрюмые и неразговорчивые. Впрочем, мысль о новых культурах да о селекционировании уж больно грела душу пенсионера. Настолько, что решил он возвращаться к Сергию, а разговор с князем отложить. Потому и ограничился он тем, что, слоняясь по Москве, выменял пару своих безделушек на несколько мешков шерсти да инструменты нужные. А почему шерсть выискивал, так потому, что окончательно подметил штуку такую: несмотря на то что вроде как и исконно русскими считаются валенки, да ни у одного человека не увидел он их. Поначалу думал, что это только в небогатых землянках, ан нет! В Москве также никто про них и думать не думал. А ведь у крестьян, что у монастыря свои землянки поразбили, – Булыцкий был готов в этом поклясться – и козы, и вроде как бараны водились, хотя и не был пенсионер уверен в том. А еще сомневался, что в количествах нужных собрать сумеет он шерсти той. Потому и в столице решил заранее запастись. Тем более что идея освоить производство такого необходимого продукта раньше на несколько веков, во-первых, нисколько не нарушала план Булыцкого и, во-вторых, очень здорово укладывалась в рамки пункта о развитии технологии: новое ремесло, новые вещи, такие необходимые молодой Руси, а в перспективе – досрочное присоединение богатыми овчиной Татарии да Монголии. Ух!

– А чего ты там про нити, что кожу в мясо рвут, говаривал? – вырвал как-то его из размышлений Милован.

– А? – тот не сразу и сообразил, о чем товарищ его вопрошает.

– Ты как-то говаривал про то, что чесноку надобно бы наготовить против конницы Тохтамышевой, так ведь? – продолжал Тверд.

– Ну так, – не сразу вспомнил Николай Сергеевич.

– Так вот ты про нить металлическую вспоминал, что как еж иголками утыкана. Так не может оно быть такого. Вон, тебе даже и кольчужник скажет!

– Не можно нить стальную иглами утыкать! – проворчал Милован, подталкивая вперед крепыша. – Вон, для кузнеца диво это дивное, – мужик утвердительно затряс головой, подтверждая верность слов своих спутников.

– Да кто сказал, что утыкана-то?! – удивился преподаватель. – Проволока обычная, только во всю длину обрезки металлические, что стружка, навязаны. Главное, заострить как следует обрезки те с обоих концов.

– А толку-то? – оживленно поинтересовался Тверд, но Булыцкий, задумавшись о своем, как-то и не обратил внимания.

– Толку? Ну если муж в доспехах ладных, то немного. Задержит лишь, и то слава Богу. А вот если в легких охотничьих, то – беда. Особенно если не одна нить такая, а несколько протянуты.

– Ну так и что? Разбросать их по земле? Ну и будет валяться. Толк какой?

– А чего разбрасывать? Ты столбцы вбей, да натяни нити-то! Тебе-то чего?! Что за печаль?!

– Да какая печаль-то? – собеседник поспешил нацепить равнодушное выражение лица. – Оно иной раз уж слишком ты вещи чудные говариваешь. Вот оно и получается, что не всегда и сразуметь можно.

– Ну, сейчас уразумел?

– Сейчас – да.

– А на что тебе?

– Так от лихих штука ладная, – спокойно отвечал Тверд. – Я такую теперь буду мастерить.

– А кузнец твой чего молчит как рыба?

– Так немой!

– А приволок зачем тогда его?

– Ну приволок, – развел тот руками, видимо, не ожидавши такого вопроса. – Ладить-то змею эту ему, а не мне. – А после этого снова исчезли товарищи его. И только и видывал он их разве что по утрам да по вечерам, ну и в день отъезда. Явились оба в ноги поклониться Сергию и спутнику его да благословение получить.

Обратно ехали гружеными. Дары княжьи да приобретения Николая Сергеевича: мешки с шерстью, слюда, инструмент. Наверху громоздилась неуклюжая коробка теплицы, за которой, как за дитем, приглядывал пенсионер.

Уже там, в пути, разглядывая окрестные пейзажи да за свечкой поглядывая, Булыцкий все-таки решил для себя: валенки – после боя с Тохтамышем; все одно даже если сейчас их сделать, никто не оценит. Не по сезону. А вот то, без чего совсем беда, – стекло. Без него и парник не парник, и рассаду не уберечь от холодов весенних. А пузырь бычий, да тьфу он, а не защита. Да и свечек с углями не напасешься, все чтобы всходы каждый раз согревать. Да и летом-то как? Не угадаешь. А со свечами еще, чего доброго, и вправду спалишь монастырь Троицкий. Надежда на слюду была, конечно, но слабая. Ясно уже было, что производство стекла осваивать придется, да вот только беда: технология ну совсем неведома была пришельцу. И так, и сяк вспоминал тот, собирая осколки полученных когда-то знаний по химии да физике. Вон, даже «Таинственный остров», там инженер производство наладил из песка пляжного вроде. Так у него вроде и песок не простой был. Но только все это без толку. Эта головоломка ну никак не хотела складываться воедино! Ну хоть ты тресни! За думками этими невеселыми и прошла дорога вся их от Москвы до самого Троицкого монастыря, где, встреченные всей братией, оба – и Николай Сергеевич, и Сергий – вернулись к делам своим. Старец – к молитвам, пришелец – к ожиданиям воевод да к головоломкам своим – что да как еще сладить бы!