Портреты замечательных людей. Книга первая - Владимир О. Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Татьяна Николаевна, всему я верю, а вот тому, что вы сейчас не пишете, поверить не могу.
– Я вам говорила, что горжусь своей книгой «Алиби для Зевса». Это не совсем так. Горжусь я своей догадкой, своим открытием, своим прозрением в мифологии, а не книгой. Огрехов в книге предостаточно, над ней работать и работать.
За чтение древнегреческой мифологии я принималась неоднократно. Притягивала какая-то тайна. Чтение давалось с трудом. И вот снова в зрелом возрасте, взяла в руки книгу «Легенды и мифы Древней Греции». Читала и морщилась: фу, какой развратник этот Зевс! Женат, но нарожал на стороне детей. Некоторые из любовниц – его внучки и правнучки, да и жена Гера – сестра… Что-то тут не так. И я стала искать алиби для Зевса.
Коротко скажу о сути своего открытия. Изначально язык был один и письменность едина. Это были не буквы, а знаки, образы. Приведу один пример. Мои друзья привезли мне в подарок из Египта безделушку, брелок с изображением кошки. Они сказали, что кошка в Египте символизирует счастье. В России то же самое. Прежде чем въехать в новый дом, новосёлы впускают туда кошку, то есть впускают счастье. И символ этот восходит к латинскому языку, первоязыку. На латинском «кошка» – «фелица», что в переводе на русский означает счастье.
Тысячи лет назад люди знали: миром правят знаки и символы. Подсознание «мыслит» не словами, а образами и символами.
На бытовом уровне мифологию знают все, я же попыталась её прочесть на языке символов. Язык символов не требует перевода. Троянский конь – это образное осмысление самой мифологии: важно не то, что снаружи, а то, что внутри. Городские грамотеи-филологи считают себя культурной элитой, они со знанием дела выхолостили язык, обеднили его. Нас приучили говорить, писать и даже думать на усреднённом русском языке, который безвкусен, как дистиллированная вода.
Издав «Алиби для Зевса», я отказалась дальше разрабатывать эту золотую жилу, потому что испугалась. Мне меньше всего хотелось стать изобретателем «атомной бомбы» в сфере психологии.
И сейчас я ничего не пишу, но я накапливаю информацию, осмысливаю, вынашиваю, хочу довести книгу «Алиби для Зевса» до ума. В том виде, в каком она есть, она меня не устраивает.
И вот уже рассказ договаривает за Татьяну Николаевну слова: «Осенью десятки плодовых деревьев в моем саду ломятся от урожая. Кормлю яблоками коз, их хватает на всю зиму. Не выбрасываю семена. Собираю их и выношу за деревню. Сею яблони, сливы, груши по краям заброшенных полей, столь же невостребованных, как деревня с её последними, стареющими жителями. Сею с мыслью: свидетельствуйте! Скоро ни деревни, ни меня не станет. Вопреки законам бытия не своей рукой, а вашей веткой я протягиваю яблоко зашедшему случайно в эти места путнику. Свидетельствуйте, что здесь жили люди». Я дочитываю книгу Иноземцевой и почему-то думаю, что кто разводит на земле сады, тот готовит себе место в райских кущах.
2015 год
Подвижник
Врач. Нейрохирург с мировым именем. Академик. Почётный президент Ассоциации нейрохирургов… Его отличают прирождённая интеллигентность и печаль, накопленная глубоко в глазах. «Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Экклесиаст. 1:18).
Для Александра Николаевича Коновалова ключевое слово – врач. Поэтому оно стоит на первом месте.
Нет, конечно, Церковь не причислит доктора к святым: он атеист. Но он всю жизнь делает святое дело.
* * *
– Александр Николаевич, подготовил загодя вопросы, но увидел вас и сбился с мысли. Неужели вам на самом деле 81 год?
– Ну, не знаю, по паспорту 81… А что?
– Не выглядите вы на этот возраст. Никогда не дашь вам столько лет. Может, вы подделали когда-то метрики, признайтесь, вас за давностью не привлекут.
– Да нет, у меня были нормальные родители, ничего не скрывали ни от себя, ни от меня, так что всё по-честному.
– Пожалуйста, коль скоро мы заговорили, расскажите про своих родителей. Отец ваш, знаю, был врачом, невропатологом.
– Мама у меня тоже была врачом. Ее звали Екатерина Степановна, девичья фамилия Галицкая. Она была дочерью известного московского хирурга, вместе со своим отцом работала, проводила хирургические операции. Потом вышла замуж, появились дети, сложно стало, потому что хирургия требует всего времени. Мама поменяла специальность и работала инфекционистом.
Я думаю, всё, что у меня есть положительного, – это от семьи. Мне просто в жизни невероятно повезло с родителями. Это великое счастье. Отец, Николай Васильевич, был замечательным доктором и крупным учёным, а мама была просто потрясающим человеком, удивительно добрым, отзывчивым, таких людей очень мало или уже больше нет.
– Вам было восемь лет, когда началась война. Какие-то воспоминания остались?
– Вот из всех воспоминаний, которые в жизни отложились, самые острые, самые яркие связаны с войной. Первое время мы жили в Москве, и день начала войны помню, как будто это было вчера. Мы с отцом и младшим братом шли купаться, это было в подмосковной деревне, и вдруг бежит какой-то человек, далеко по полю, и кричит. Мы сразу не разобрали, что он кричит, а потом, когда он приблизился, слышим: «Война! Война началась!» Мы оглушены были этими словами.
Стали люди собираться, и преобладало ощущение восторга, веры в то, что мы всех очень скоро разобьем и победим. Пели героические песни: «Если завтра война, если завтра в поход…» Потом начались отступления, начались потери, и пришла тревога. Я всё это отчётливо помню.
Помню годы эвакуации. Мы с мамой жили в маленьком городке на Урале, а отец оставался в Москве, он работал в госпитале. Помню и день Победы, как будто это всё произошло со мной вчера.
– Давайте вернёмся с войны домой, Александр Николаевич. Звоню вам утром, Людмила Моисеевна, секретарь ваш, говорит: «Делает обход». Звоню ближе к обеду: «Он на ученом совете». Звоню к концу дня и слышу, что вы принимаете пациентов. Откуда у вас столько энергии?
– Я не знаю, не задумывался над этим, просто привык в таком ритме работать, уже много лет так продолжается. Вы понимаете, если доктор по-настоящему работает, то это напряжённый труд, с утра до вечера, и всю жизнь. Здесь уже нет времени расслабляться.
– Но как-то вы себя поддерживаете? Может быть, питание у вас какое-то особое?
– Питание обычное, чем проще, тем лучше. Зарядку, если есть время, делаю, а спортом всю жизнь
