Левитан - С. Пророкова

Их разделяли годы. Пять лет в этом возрасте — чувствительный водораздел. Левитан учился в Москве, Серов — в Питере. Но это, пожалуй, единственные отдаляющие черты. В остальном их влекло друг к другу единство мыслей, чувств, видения.

Когда Серов писал пейзажи, то Левитану они были близки, новы и неожиданны. Им случилось даже соперничать в 1880 году на конкурсе Московского общества любителей художеств.

Волжский пейзаж Левитана получил тогда первую премию. Остроухов заранее предупредил Серова, что у его «соперника» шансов на успех больше.

Но чаще они не соперничали, а шли рядом.

Для Серова пейзаж не стал столбовой дорогой. Может быть, самобытность Левитана, его крепнущий талант порой останавливали Серова от пейзажных поисков. А вернее всего, дар портретиста обозначился с такой заметной яркостью, что все другое отступило для него перед этим увлекательным жанром.

Но когда вдохновение влекло Серова к природе, то он видел и изображал ее с тем же целомудренным чувством восхищения, которое отличало почти все полотна Левитана.

Художественная жизнь Москвы постоянно сталкивала их вместе. Серов рисовал модель на поленовских вечерах, видя, с каким проникновением отдавался этим сеансам Левитан.

Они вместе слушали пламенные речи художника Ге о пейзаже на вечерах общества любителей художеств и встречались в гостях у Светославского, чтобы говорить все о том же: о трудном пути русского художника в эти трудные для России годы.

Однажды ночью они вместе приехали на дачу к друзьям в Домотканово, переполошили весь дом. Заспанная девушка спросонья сказала хозяйке, что приехал «Тошка, а с ним еще какой-то черный». Это были Серов и Левитан. Вот они, чудесные места, которые вдохновили Серова на его восхитительные осенние пейзажи! Левитан теперь увидел их в натуре.

И еще одно особенно роднило друзей. Серов любил повторять, что писать картины надо очень просто, понятно для каждого мужика.

Не была ли девизом всего творчества Левитана простота, доступность для каждого зрителя?

Дружба скрепилась портретом.

На станцию Троица часто приезжали крестьяне из села Доронино. Справив свои дела, они ждали прихода дальнего поезда: не пожелает ли кто из пассажиров нанять возницу.

Рыбинский поезд подошел к платформе. Из вагона вышла Кувшинникова в сопровождении Левитана.

Они оглянулись вокруг, не зная, в каком направлении держать путь. Приехали сюда, привлеченные рассказами о необыкновенно поэтичных озерах.

Доронинский крестьянин Филипп Петров заметил растерянность новых пассажиров. Поезд давно отошел, а они стояли, не зная, на что решиться.

Петров расхвалил имение Ушаковых, стоящее на озере Островно, сказал, что там охотно примут дачников.

Художники попали в старую, запущенную барскую усадьбу. Сестры Ушаковы были приветливы и рады приезду культурных людей. Их брат, старый холостяк, веселый и беспечный человек, заметно ожил в обществе московских гостей.

Левитан и Кувшинникова поселились в доме, где рояль стоял в высоком зале с колоннами и старинными хорами. Хозяева жили в пристройке.

Дом выглядел таким заброшенным, что казалась неожиданной изысканность его внутреннего убранства.

Радушие молодых хозяев и их матери помогло тому, что дачники почувствовали себя как дома, расположились в усадьбе прочно.

Красота действительно кругом была редкая. Сад как огромный куст сирени: белая, голубая, фиолетовая, в полном цвету. Аромат ее заполнял комнаты, он налетал в окна порывами ветра, охватывал каждого, кто проходил по заросшим дорожкам.

Сирень — торжествующая над временем, разрушением, молодая, сильная. Как любил эти цветы Левитан!..

И он писал в тот год сирень запоем — маслом, пастелью. Он купался в одуряющих, сильных сиреневых настоях, ликовал, вглядываясь в богатство оттенков, какие давали фиолетовые кусты.

Счастливая пора!

Внизу под холмом, на котором стояла усадьба, тянулось огромное озеро — чистое, со студеной водой.

Левитан хорошо плавал и, не боясь утренней прохлады, сильными взмахами рук быстро достигал островка, зеленого, уединенного.

Иногда он брал лодку и, тихо перебирая веслами, огибал озеро, вглядываясь в прибрежные березовые рощи, дальние церквушки в зелени и густые, непроходимые леса.

Да, эти места были похожи на застывшую сказку. У берега такого тихого озера, далекого от московской грязи, можно забыть о недавно пережитых страданиях.

Этюды копились. Много цветов написал в то лето Левитан. Сестры Ушаковы смотрели на него восхищенными глазами и были счастливы, что их старая, заброшенная усадьба в полотнах знаменитого художника увидит свет.

Широкая гладь озера будила одну давнюю мысль, возникшую еще на высоком берегу Волги.

Однажды Левитан поехал с Кувшинниковой верхом в далекую прогулку. Он давно слышал рассказы о старинном монастыре, который в древние времена был на месте усадьбы Гарусово, о схимниках, живших на островке Удомельского озера.

Мысль о картине гнала его на поиски близкого замыслу мотива.

Озеро Удомля — удивительно прозрачное, с островком посредине, казалось, лучше всего отвечало его чаяниям. Аракчеев — хозяин имения Гарусово — возил Левитана на своей лодке к островку. С него-то и писал художник этюд для большой картины.

Церковь с погостом он увидел на берегу и только в эскизе перенес ее на островок.

Прежде был написан этюд «Забытые», в котором горькое уныние заброшенного сельского погоста.

Иногда Левитан оставался ночевать в Гарусове. Вставал рано. На берегу сушились сети: для Аракчеева рыбная ловля была обязательным занятием.

Картина названа «Вечер на озере». Она написана в Гарусове.

У берега сушатся сети, острые вершины елей отражаются в зеркальной поверхности воды. Здесь удивительны эти отражения, особенно ранним утром, когда прозрачен и тих воздух.

С маленького возвышения далеко виднеется озеро, и на воде качаются чайки. Над озером — огромный небосвод. Кажется, нигде прежде не видел художник такого бесконечного неба и такой светлой, почти молочного цвета воды.

Он наблюдал за небом, иногда набрасывал рисунок облаков, делал этюды. А больше запоминал своей цепкой памятью, чтобы потом в тиши мастерской «сочинить» то грозовое небо, которое как бы вступало в спор с застывшей тишиной озера.

Первый эскиз картины «Над вечным покоем» Левитан писал в большом зале ушаковского дома. Он просил Софью Петровну играть. Страстные и мятежные шопеновские ноктюрны сменялись Бахом. Но чаще всего Левитану хотелось слышать траурный марш из «Героической симфонии» Бетховена. Его скорбными и торжественными звуками словно пропиталась кисть художника, когда он создавал свое самое трагическое произведение.