Алая сова Инсолье (СИ) - Лебедева Ива

Где? Где дверь? Почему тут нет двери?

Я навалилась на неестественно горячую стенку, пытаясь понять, как оказаться там, внутри. И чуть не упала, когда от моего резкого движения стена дернулась и поплыла вбок. Нити магии скользнули в щель еще до того, как я смогла бы протиснуться туда сама, и начали обрисовывать картинку, из-за паники я даже не обратила внимания, что смогла сделать то, что раньше у меня не получалось. Тем более что картинка вырисовывалась безрадостная — под стать какому-нибудь хоррору. Инсолье прижимал к полу молодую девушку, одной рукой держа ее за горло, а вторую просунув между своим кадыком и каким-то парящим шарфом, что пытался затянуться уже на его шее. И судя по тому, как он хрипел, у шарфа получалось. С учетом того, что девица брыкалась и пускала в ход руки, ноги и ногти, положение моего спасителя с каждой секундой становилось все хуже и хуже.

Что это за шарф? Откуда он?! Что это вообще? Эта девушка… от нее к шарфу тоже тянутся нити! Это она им управляет!

Что делать? Она же убьет… нет… и шум поднимать нельзя ни в коем случае, шаги кого-то из бывших братьев уже буквально за стеной! Что же, что?

Кажется, моя магия оказалась умнее меня. Или просто быстрее. Потому что одна из нитей подхватила со столика тяжелый серебряный кувшин и с почти неслышным глухим звуком опустила его на голову женщине.

Глава 42

Инсолье

Шатт! Тварь такая! А я еще хотел по-хорошему… идиот!

— Извини, красавчик. Судя по твоим испуганным глазам и быстрому побегу из зала, они ищут тебя? — хмыкнула эта калечная. Красивая, гадина, но большинство самых опасных тварей всегда красивы. Иначе как они могут затягивать в свои сети невинных жертв. Но я уж точно не невинная овечка. Я ведь тоже… хорош собой.

— Ты совсем дура? Они бабу ищут, сказали же. Я на бабу ну вообще никаким боком не похож. Так что, скорее всего, они тут за тобой, — решил я перевести стрелки.

— Возможно, — не стала отрицать хозяйка борделя, отчего я чуть не поперхнулся. — Вот поэтому, черный собрат по несчастью, они обязательно должны поймать лишь одного из нас. И уж лучше это будешь ты.

Ах ты!

Она оказалась очень быстрой. Да, я не хуже, но… но, шатт! У меня нет с собой никаких артефактов, не ношу я их вот так открыто по городу, слишком опасно. Особенно во время поисковых кампаний. К тому же что полегче было — церковники пожгли при моем, хе, сожжении. А новых еще просто наклепать не успел.

Я бы раздавил ей горло, но и сам бы сдох. Петля удавки на шее затягивалась все туже, воздуха не хватало, в глазах уже замелькали красные круги, и тут…

— Тихо, все хорошо. — Знакомый шепот у самого уха и прохладные ладони на пострадавшем горле, от их прикосновений почти мгновенно гаснет боль. — Можешь встать? Надо уходить. Быстро.

Кто. Бы. Сомневался!

— Убью, зараза… кха… Я где велел ждать?!

— Потом убьешь, вставай. Сейчас найдут дверь, и мы уже не успеем никуда убежать. Ну, давай же!

— По… погоди. Эту гадину надо забрать с собой. Ну или убить сразу… Нет, лучше забрать. Мало ли, полыхнет темной вспышкой, не только совы слетятся, но и ангелы божьи на шухер примчатся. Она, тварь, столько накопила… кха…

— Хорошо. Ты сможешь ее нести? Я пойду вперед.

— Лампу еще урони, — кивнул я сове. — Сильно их пожар не отвлечет, но следы затрет. Погоди, надо масло разлить. Вот это ее благовонное тоже сойдет. Горит не хуже обычного сала. Все, роняй!

Не знаю, как она это сделала. Откуда узнала здешние потайные ходы, которые вывели нас к боковой калитке. И что удивительно, здесь не было никого из сов. Идиоты, первым делом надо все мышиные ходы перекрывать!

Но нам этот идиотизм только на руку. Сову за локоть, тварь на плечо, и ходу, ходу! Пока за спиной разгорается пожар, которому я даже не стал помогать своей магией. Масло и без меня хорошо занялось.

— Что случилось? — Удивительно, мы бежали со всех ног через весь город и остановились только в овраге за окраиной, а эта сова почти не запыхалась и сразу любопытствует. Села там, куда я ее усадил, под особенно густой куст, поправила подушку под платьем и ну допрос устраивать.

— Эта гадина решила воспользоваться случаем и убить одним шарфом сразу двоих: меня и свое преступление. Она очень хорошо придумала, надо отдать ей должное. — Калечную хозяйку борделя я без церемоний свалил под соседний куст и занялся тщательным обыском, пока падла без сознания. Крепко ее Имран по башке приложила, даром что святая. — Если бы гадюке удалось первой крикнуть, что шарф принес я, пиши пропало. Бордельные девки играть умеют, особенно такие вот опытные, как она. Там и сами боги поверят в их слезы и страдания. А на шарфе следы смерти более пятнадцати человек. Считай, меня бы там без суда и казнили. С ними же теперь… — хотел сказать «нет тебя с твоей жаждой справедливости для каждого», но вовремя поймал себя за язык. Вот шатт. Дожил. Нервы. Дай только волю языку, он как примется болтать что попало! А сова не дура. Возьмет и сопоставит факты мимо своей дырявой памяти. И что тогда?

— Пятнадцати? — вдруг задумалась между тем моя спасительница (в очередной раз, шатт! Нам надо счет вести, как в игорном доме, на отдельном свитке). — Всего пятнадцати? За пятнадцать лет?

Вот теперь впал в ступор и я.

— Ага, пятнадцати… — Действительно, очень маленькое число. Я, конечно, только краем глаза на этот шарфик глянул, но на нем явно не более этих пятнадцати трупаков. Причем все — достаточно свежие, пять-семь лет, не больше.

— А Васко? — снова встрепенулась моя непостижимая слепая птица. — Васко там есть?

— Ты думаешь, я могу вот так, с ходу, понять, кого именно им убили? Да я б с ума сошел от такого потока информации, люди ж мрут как мухи. У одного меча могут быть сотни в «послужном списке».

Имран по привычке склонила голову к плечу.

— А ты можешь определить, когда этот шарф в последний раз убивал?

— Ну… примерно, если провести один несложный ритуал. — Я повел плечами. — А, понял. Сейчас!

Через пять минут я выпрямился.

— Последнюю жертву давно, — хмуро выдохнул я и сплюнул в кусты. — Год уже, как минимум. Значит, нашего Васко или не она, или не успела. Тогда жив еще, гаденыш малолетний. Эй! Ты! Кончай притворяться! Я вижу, что в себя пришла. Не дергайся, связал не только веревками. Говори, падаль, где трактирный пацан?

— Как только уд свой из моей девки вытащил, так и убег по своим шаттовым делам, — грубо ответила женщина.

— Врешь. — Следующий пинок пришелся расчетливо в бок, туда, где бордельным девкам ставят клеймо. Оно у них болит всегда, мне рассказывали знающие люди.

— Да с чего бы? Этот сученок у мамки деньги скрал, вот и не захотел на глаза показываться.

— А прежних ты на кой шатт тогда душила, падла? Тоже за то, что они у мамки деньги сперли?

— Там было за что, черный. Было за что… — простонала женщина и со злостью уставилась мне в глаза.

— Я так понимаю, просто за то, что попались тебе на глаза и были не девочками?

— Из любого щенка рано или поздно вырастает тварь, готовая жрать таких, как я. Из любого! Так что да, не девочками они были. Зато каждый оплатил собой одну жизнь, и теперь эта жизнь далеко!

— Что за чушь ты несешь? Может, оттащить тебя на площадь с твоим шарфом, затянутым на шее, и оставить совам в утешение? Им ты помои в уши не зальешь, детка, они живо пятки поджарят.

— Не потащишь, темный, тебя же вместе со мной на костер кинут. Уж я-то обеспечу.

— Дура, кто мне помешает подкинуть тебя ночью и смыться?

— Она. — И хозяйка борделя вдруг повернула голову к молчавшей всю дорогу сове. — Она помешает. А еще, если она спросит… ей я все расскажу.

Глава 43

Алла

— Ты ведь не остановишься? — Я склонилась над лежащей женщиной — девушкой ее можно было бы назвать, обманувшись внешностью, какую видят глаза. У меня глаз нет, и обманываться мне нечем. Это женщина, и лет ей немало. Я бы даже сказала, почти старуха, по местным понятиям возраста.