Тайна прикосновения - Александр Соколов

— Ей, девки, шевелись! Что вы, как сонные! — зашумел из вагона разбитной солдатик с озорными глазами. Несмотря на прохладную погоду, он сбросил шинель и играючи выставлял деревянные ящики на край дощатого пола.

— Девки у тебя в колхозе остались! — с вызовом откликнулась Паша, вытирая холодную испарину со лба. Девушка, проходившая мимо в надвинутой на самые брови шапке, повернулась к ней лицом, и обе замерли на мгновенье:

— Пашуня, ты, что ли? По голосу тебя признала!

— Катерина!

Подруги обнялись и стали прыгать на лужице из-под растаявшего снега. Лейтенант, руководивший разгрузкой, недовольно глянул в их сторону.

— Паша, увидимся вечером. Я в инфекционном отделении, только сегодня прибыла, вместе с грузом.

В эту ночь они говорили до тех пор, пока их не сморил сон. Долго послужить вместе подругам не удалось. Через неделю главврач вызвал к себе Пашу:

— Спасибо за помощь, но приказ мы всё-таки должны выполнять. Вам доверено сопровождать раненого генерала в Москву, до госпиталя в Тимирязевке. Самолёт за ним уже вылетел, будьте готовы.

Глава 11. МОСКВА ЗОЛОТОГЛАВАЯ

Паша раньше не бывала в Москве, да и на самолёте ей пришлось лететь в первый раз. Она ожидала увидеть город в руинах (слышала о том, что столицу немцы бомбили непрерывно), и мирная жизнь на улицах, где все баррикады были убраны, работал транспорт, поразила её.

На аэродроме под Москвой их ждала специально оборудованная санитарная машина. Генерала в неё перенесли на носилках, и Паша снова устроилась рядом: весь полёт он спал после укола, а сейчас его тёмные глаза на обескровленном лице открылись, смотрели куда-то выше Пашиной головы. Из тела военачальника хирурги извлекли тринадцать осколков, требовалось срочное переливание крови.

На территорию Тимирязевской академии они въезжали в рассветных сумерках. Паша вышла из машины, и ей показалось, что их вывезли за город: главное здание было похоже на дворец, кругом аллеи деревьев, повсюду клумбы и цветочные вазы. Смотреть на эти красоты ей было некогда, тем более что деревья ещё стояли голые. Генерала забрали, а её повели в приёмное отделение госпиталя, здесь она сдала документы худенькой девушке, имевшей очень усталый вид. Несмотря на это, она оказалась разговорчивой. Когда узнала, что Паша прилетела из Вязьмы, стала задавать вопросы:

— Ну, как там? Наши наступают?

— Наступают. Вязьма наша, — сдержанно ответила Паша.

— Ой, что это я! Лучше я напою тебя сейчас чаем, наверно, всю ночь без сна! Впрочем, я тоже не спала! Меня зовут Рая, пошли со мной.

Она привела Пашу в маленькую комнату, где стояли две кровати и небольшой столик. Паша развязала свой вещмешок и стала доставать оттуда сухари, галеты, банку тушёнки. Но перекусить ей не пришлось. Пока Раиса бегала за кипятком, Паша, не сняв шинели, свалилась на койку и мгновенно уснула.

На следующий день Пашу приняла у себя военврач Усольцева, исполняющая обязанности заместителя главного врача госпиталя. Женщина в очках показалась ей строгой. Она посмотрела Пашины документы, предписание, в котором значилось явиться в Главное санитарное управление, ещё раз оглядела её.

— Вы были в окружении под Вязьмой?

— Да, меня спасла местная жительница, спрятав у себя. Времянка, где мы с её дочерью прятались в подвале, сгорела. Её дочка погибла, я осталась жива.

— У меня к Вам предложение. Надо поработать в приёмном отделении госпиталя. Там девочка осталась одна, и пока никого не прислали. С Главным управлением я согласую.

Паша осталась работать в знаменитой «Тимирязевке», а точнее, на том пятачке госпиталя, куда привозили раненых. Её пространство было ограничено приёмным отделением с рядами носилок, выставленных в коридоре, и комнатой, в которой она ела и спала. Здесь проводила она полные сутки, чередуясь с Раисой Усольцевой, дочерью военврача Усольцевой.

Началась весна. Липы покрывались молоденькими листочками, зеленела трава, полюбоваться этими картинами можно было в те редкие минуты, когда удавалось выскочить на улицу. Теперь Паша уже знала, что находится не на окраине Москвы, а на территории старинной усадьбы «Петровско-Разумовское», где обосновалась Московская сельскохозяйственная академия. Обо всём этом ей рассказывала Раечка, обещавшая сводить Пашу к Большому Садовому пруду, возле которого, как она уверяла, любили прогуливаться посещавшие эти места Короленко, Лев Толстой и Чехов.

На прогулки времени не хватало. Частое недосыпание и нагрузки подорвали и без того слабое здоровье Раечки. Она часто падала в обмороки, и Паша почти насильно укладывала свою напарницу в постель. Её новая подруга никогда не жаловалась, своё нездоровье переносила с улыбкой. Более того, она уговорила Пашу молчать, чтобы, не дай бог, об этом не узнала мать. Однако та сама всё видела, тем более что ей частенько приходилось посещать приёмное отделение, где каждые сутки дежурные врачи менялись.

Как-то Усольцева вызвала Пашу к себе и без предисловий спросила:

— Вы сутками вместе. Что с моей дочерью?

— Думаю, переутомление. Но она не хочет ничего слушать об отдыхе! Ей нужно два-три дня, чтобы она выспалась.

— У нас некем подменить. Справитесь?

— Конечно! — без раздумий ответила Паша, ей было не привыкать.

Историю Паши военврач Усольцева узнала от дочери (Паша больше никому не рассказывала о своём сыне), и в одно из своих дежурств в приёмном отделении она подозвала Пашу, не тратя время на лишние разговоры, сказала:

— Если Ваш сын был эвакуирован, то Вам следует обратиться в центральное управление эвакуации в Бугуруслане. Именно так я нашла своих родственников.

«Тётечка», как звал младший персонал меж собой Усольцеву, была строга и неприступна, и Паша, когда она вот так, запросто, заговорила с ней, просто онемела! Письмо было написано тут же, а спустя месяц Паша получила ответ из Бу- гуруслана, на машинке было отпечатано всего две строчки:

«Ваш сын, Марчуков Борис Иванович, 1938 года рождения (регистрация рождения: с. Алешки Воронежской обл.), эвакуирован в Казахстан, Сайрамский р-н, с. Карабулак».

От радости Паша прыгала до небес! Несколько раз она писала письма в Алешки, на этот раз со своим московским адресом, но ответа пока не было.

В конце июля у Раисы взяли анализ крови, и гемоглобин оказался настолько низким, что мать приняла решение отправить дочь в Главное санитарное управление, на более спокойную работу. Паше тоже пришло время явиться в это учреждение, где должна была решаться её дальнейшая судьба. Взамен вместо них прислали двух девушек, которым дали три дня на стажировку. Паша готовилась покинуть «Тимирязевку»: свернула свою шинель в скатку, тщательно выгладила юбку и гимнастёрку. Остаток дня она провела рядом с Раисой, держа её исхудавшую руку с ниточками голубых вен в своих ладонях: