Холодные рассветы - Яна Бендер

– Когда ты вообще работаешь? – удивилась она.

– Слушай, я – хозяин фирмы – когда хочу, тогда и работаю, – пояснил Никольский. – Наша станция. Ты же со мной?

– Сегодня поедем? – уточнила она у него, пока он выводил её из вагона за руку.

– Конечно, – подтвердил он её догадки.

– Ну ладно, – сдалась она, следуя за ним по переходу Киевской.

Лена пыталась вести себя с ним непринужденно, помня его слова о том, что с ним она почти не улыбается, теперь же ей удавалось исправлять ситуацию, изображая радость при встрече с ним, однако, если бы у неё нашлась минутка и была бы возможность поглубже покопаться в себе, она бы осознала то, что ею движет желание избежать впредь подобных разговоров и замечаний с его стороны. Нет, он говорил об этом предельно тактично, осторожно, но ей просто не хотелось ещё раз напоминать ему о том, что она не любит его. Пока что не любит.

Следующие две недели они провели в Подмосковной деревушке, обитая в доме семейства Ермолаевых, отметили здесь новый год в довольно узком кругу, а после и рождество.

Восьмого января за два дня до отъезда обратно в Москву утро началось с обычного кофе и выпечки из слоёного теста. Лена, одетая в теплую пижаму, спустилась в гостиную, откуда доносился приятный аромат, села в кресло, стоявшее возле дивана, на котором расположился её отец, и приняла у мамы кружку с бодрящим напитком.

У северной стены слева от окна, скромно устроившись в углу, переливалась мерцающими огнями большая нарядная ёлка.

– Надо будет убрать её после старого нового года, – заметила Галина Владимировна, поставив на стол тарелку со свежими круассанами, занимая место возле своего мужа.

– Это опять доставать все коробки, – фыркнула её дочь, согнув ноги в коленях, поджимая их под себя.

– Вообще, в последнее время всё меньше и меньше хочется устраивать весь этот праздник… Слишком много суеты получается, да и проблем тоже: приходится наряжать ёлку, потом убирать её, между тем делать салаты, закуски… Какой-то кулинарный марафон! – продолжала хозяйка дома.

– Ну да, – согласилась девушка, откусывая кусочек сдобы.

Никольский внимательно посмотрел на неё, оценивая взглядом её настроение и способность здраво рассуждать в данный момент.

– Чего? – подхватывая обломки крошащегося теста, удивилась она, заметив его взор на себе.

– Нет, ничего, – улыбнулся он.

– Да говори, – с детским любопытством потребовала она.

– Ты и вправду хочешь, чтобы я сказал? – в его голосе прослеживалось яркое сомнение. – Я думал, что этот разговор следует начать несколько позже.

– А чем тебе этот момент не подходит? – не догадывалась она о смысле его слов.

– Ладно, – согласился он, скользнув рукой в задний карман своих брюк.

Его движения были спокойные, но несколько неуверенные. Он действительно не собирался спрашивать об этом сейчас, но, раз уж Лена сама этого захотела, значит пусть будет так.

– Лена, мы с тобой знакомы где-то около пяти месяцев… Знаю, что это абсолютно незначительный срок, но не вижу смысла тянуть время, чтобы отсрочить этот миг, – он медленно подошёл к ней, опустился на одно колено возле её кресла, открывая пальцами левой руки крохотную ювелирную коробочку, что находилась в его правой ладони. – Ты выйдешь за меня замуж?

В голове девушки, казалось, замерли все мысли. Она бездумно смотрела на золотое кольцо, что было утоплено между бархатными фиксаторами внутри темно-красной упаковки и украшалось каким-то камнем, в которых она не разбиралась. Её глаза не выражали никаких эмоций, лишь крайнее удивление.

Родители молчали, ведь и их Никольский застал врасплох. Ермолаева младшая тревожно оглянулась, дабы разглядеть совет в их глазах, но мама лишь приветливо улыбалась, что несколько успокоило Лену. Она снова устремила взгляд на Влада, положив руки на подлокотник кресла, в котором находилась.

– Я так понимаю, ты ждёшь от меня ответа, – неуверенно произнесла она.

– Я не посмею тебя торопить с твоим решением, – отозвался он.

В её сознании фантазия развернула неслыханные баталии, в которых она представляла себя женой, матерью его детей, а потом медленно старела возле своего немолодого мужа. В какой-то момент она поняла, что теперь ей плевать на свою жизнь. Разочаровавшись в людях, она боится рискнуть им поверить снова, а значит, как ей казалось, она потеряла смысл своего скромного существования. Может ли она его обрести снова, дав человеку, что готов до собственной смерти жертвовать собой ради неё? Способен ли этот путь заменить ей желание плакать от одиночества, говоря при этом окружающим, что любви не существует, она в неё не верит и не нуждается в ней? Решение, которое она примет сейчас, может дать ответы на все её вопросы. Но так страшно узнавать правду о самой себе и окончательно отрекаться от своей молодости в пользу чужого блага, подразумевая под ним свое собственное.

Она скользнула ладонью по его запястью, заглянула в его глаза, в которых читалась бесконечная мольба и отчаяние, набрала немного воздуха в лёгкие, словно готовилась произнести последние в своей жизни слова, стоя перед палачом, готовящим для неё плаху, и улыбнулась через силу.

– Я согласна, – ответила она на его предложение, стараясь не вникать в смысл своей фразы, чтобы не отказаться от своего решения.

Он бережно взял её руку и, достав кольцо из коробочки, осторожно надел на безымянный палец, затем приподнялся над полом, нежно коснулся губами её губ.

– Ты не пожалеешь, – шепнул он ей, благодаря за согласие.

«Сомневаюсь» – пронеслось в её мыслях.

Через два дня, собрав свои вещи, готовясь к отъезду в Москву, Лена переодевалась в своей комнате. Галина Владимировна бесшумно заглянула в спальню дочери, что последние сорок восемь часов старалась избегать прямого контакта глаза в глаза со всеми, кто её окружал.

– Как ты себя чувствуешь? – беспокоилась мама.

– Нормально, – безразлично ответила девушка.

– Поделишься? – женщина остановилась возле двери, не желая нарушать личного пространства своей собеседницы.

– Мам, правда, всё хорошо, – улыбнулась Ермолаева, хоть все прекрасно поняли, что она нагло лжёт, чтобы избавиться от ненужных объяснений и лишить себя возможности вникнуть в суть сложившейся ситуации.

– Ну, как знаешь, – сдалась хозяйка дома и покинула её.

Лена села на пол возле большого зеркала, взяла пудреницу, нанесла бледный, как её кожа, порошок на щеки, растушевав его мягким ватным диском. В какой-то момент она снова обратила внимание на украшение, что мелькнуло в отражении на её пальце.

– Господи, что я творю?! – в отчаянии прошептала она, обхватив руками свою голову.

Через минуту в дверь постучали. Это был Никольский. Лена стремительно вернулась к прерванному занятию и пригласила его войти.