Очарование - Марти Джонс

Несколько мужчин поддерживали огонь в бочке на краю площади. Чайник с пряным теплым сидром висел над огнем, и, когда подошли Адам и Бренди, один из мужчин налил им душистый напиток. Адам с благодарностью взял чашки с сидром, отпустив руку Бренди. Она спрятала пальцы в складках платья, пытаясь хоть на миг сохранить ощущение тепла его руки.

— Вот, лучший сидр по эту сторону Сент-Луиса.

Бренди взяла чашку и отпила, закрыв глаза, пока смесь фруктов и корицы медленно согревала ее внутренности.

— О, очень вкусно!

Адам пил сидр, наблюдая за Бренди поверх своей чашки. Потом он взял ее за локоть и повел к павильону. Они сели на его ступеньки, молча наслаждаясь напитком.

— Мне кажется, что все прошло хорошо, — сказал Адам, оглядывая оставшихся горожан, которые разбирали будки. — Преподобный Баттерсби должен быть доволен результатами.

Бренди кивнула, неторопливо допивая сидр. Адам взял чашки и отдал мужчине, который присматривал за сидром. Потом вернулся и протянул ей руку.

— Я провожу вас домой. Потом мне придется вернуться, чтобы помочь убраться здесь.

— Я могу помочь, — вызвалась Бренди, неотрывно глядя на его пальцы, когда они переплелись с ее. Она снова почувствовала, как дрожь пробежала по ее телу. Кожа стала горячей, и пульс участился. Когда она вставала, то молилась, чтобы Адам не отпускал ее руку. Он не отпустил.

— Становится уже поздно. Кроме того, площадь обычно убирают мужчины, пока женщины укладывают детей.

Бренди кивнула, не надеясь на свой голос, когда Адам прикасался к ней. Она не понимала, как смогли они так сблизиться после той враждебности, которую он сначала испытывал к ней. Верит ли он ей теперь, доверяет ли? Если да, то почему? Что изменило его мнение? И не все ли ей равно, почему он его изменил, если эта перемена в ее пользу?

Прогулка до фургона была слишком короткой. Прежде чем Бренди собралась с духом, чтобы занять Адама остроумным разговором или спросить его о своем будущем, они уже пришли. Бренди не могла пригласить его, поскольку не было Дейни. Поступи она так, он мог бы снова подумать, что она распущенная женщина. Но ей также не хотелось, чтобы он уходил.

— Спасибо, вечер был чудесный, — наконец выговорила она.

Адам всю дорогу до двери фургона с ожиданием смотрел на девушку. Бренди шагнула между ним и оранжевой деревянной рамой.

— Итак, спокойной ночи, — прошептала она, кутаясь в шаль.

Адам с любопытством смотрел на нее сверху вниз, потом, казалось, понял ее замешательство.

— Я тоже хорошо провел время, — сказал он, удивившись, что говорит правду. Он действительно получил удовольствие — впервые за долгое время.

Адам шагнул к ней. Положив свои большие руки на талию Бренди, он притянул ее к себе. Бренди глубоко, прерывисто вздохнула. Потом его голова наклонилась, и его губы коснулись ее губ. Казалось, что он спрашивает глазами разрешение, и она, прильнув к нему, позволила своим векам медленно опуститься.

Его руки скользнули к ее лопаткам, когда он склонился над ней, крепче целуя ее. Руки Бренди обвились вокруг его шеи под светлыми волосами на затылке. Его губы все теснее и теснее прижимались к ее рту. Потом она почувствовала, как горячий кончик его языка дразняще касается ее губ, и слегка приоткрыла их.

Адам застонал и прижал ее к себе. Его нежная атака требовала от нее отклика. Бренди раскрыла губы, полностью впуская его язык, и тихо застонала, когда он коснулся глубин ее рта, провел по зубам, потом соприкоснулся с ее языком.

Когда Адам отпрянул, у нее дрожали колени. Она вцепилась в его рубашку, чтобы устоять на ногах. Адам накрыл ее руки своими.

— Я бы хотел, чтобы ты осталась в Чарминге, Бренди, — признался он голосом, хриплым от желания. Он был потрясен и изумлен силой чувств, которые испытывал к ней, когда его недоверие не стояло между ними. Он понимал, что если она согласится на его предложение, то возможности для их совместного будущего бесконечны.

Надежда, радость и счастье захватили Бренди. Она получила то, на что надеялась. И, Господи, намного больше того, о чем мечтала.

— Да, да, я хочу остаться.

Адам сжал ее руки и поцеловал сначала одну, потом другую. Он и в самом деле опасался начинать обсуждение такого щекотливого предмета, но ликование от ее непринужденного согласия перевесило осторожность, и он выпалил:

— Отлично, я надеялся, что ты скажешь это. Мы выставим фургон на продажу, чтобы у тебя были средства, пока я выясню, смогу ли найти тебе место. Хорошую работу, на которой ты сможешь получать достаточно, чтобы обеспечить себя с Дейни. И может быть, я смог бы поговорить с Дороти, чтобы она сдала тебе дом своей дочери…

— Подождите, Адам, о чем вы говорите? Продать фургон? Найти мне место?

Адам отодвинулся и посмотрел на озадаченное лицо Бренди. Ее темные глаза были еще томными от страсти, но внезапно в них блеснуло понимание и нечто большее, чем просто гнев.

— Я говорю о том, чтобы помочь тебе получить нормальную работу и приличное жилье.

— У меня есть свое дело, и оно очень хорошо обеспечивает меня и сестру. Зачем мне желать другой работы? Мне доставляет удовольствие продавать свои лекарства, и я не вижу в этом ничего постыдного. А кстати, что плохого в том, где мы живем?

— Послушай, Бренди, я понимаю трудности, которые, должно быть, возникли со смертью твоих родителей. У меня было такое же, ты знаешь. И я не виню тебя, чем бы ты ни занималась, чтобы заботиться о своей сестре. Но больше тебе не придется заниматься этим шарлатанством с продажей лекарств. Я предлагаю тебе настоящую работу и настоящий дом в городе, где живут хорошие люди.

Бренди гневно посмотрела на него сверкающими глазами. Ярость грозила задушить ее слова, но она заставила их прорваться сквозь завесу гнева, который охватил ее.

— Хорошие люди? Какими, я спрашиваю вас, представляете вы себе хороших людей? Тех, кто живет в домах без колес? Тех, кто одевается в такие платья? — спросила она, показывая на свое уродливое голубое платье. Горячие слезы жгли глаза, но Бренди сдерживала их.

Адам взял ее руки в свои:

— Подожди, Бренди, я не имел в виду это… Она оттолкнула его руки и поднялась на металлическую ступеньку у двери в фургон.

— Мы с сестрой хорошие люди, шериф Маккаллоу. Мы можем одеваться не так, как вы, и можем не жить в красивом доме. Но мы изо всех сил пытаемся облегчить страдания в этом мире и стараемся относиться к людям с добротой и уважением. И если вы спросите меня, шериф, — растягивая слова, надменно сказала она, — то это, черт побери, гораздо больше того, что сделали вы.

Она открыла дверь и исчезла в фургоне, сильно хлопнув дверью. Потом опустила щеколду и позволила слезам наполнить глаза.