Жизнь волшебника - Александр Гордеев

мужиков не видать. В основном холёные, изнеженные, интеллигентные, словно подъеденные

цивилизацией. Всё мужское в них рассосано комфортом и сытостью. Зачем напрягаться, если

сытно и так? А весь остальной фасад можно сделать рубашкой и брюками. А женщинам в этом

смысле так и того проще. Их возможности ещё шире. У москвичек и возраст не поймёшь – всё

замазано. Было бы, в принципе, хоть какое-то лицо-площадка, а всё остальное можно нарисовать.

«Нет, но почему же вы все тусклые-то такие? Вы ещё и не рады тут ничему? Что же, для вас

ещё один сорт хлеба придумать? Или радоваться совсем разучились? Поучитесь тогда у меня. Я

специально буду улыбаться, улыбаться и улыбаться».

А может быть, махнуть рукой на этих москвичек и не заглядываться на них? Все они будто на

порядок чужие. В общежитских коридорах попадается немало симпатичных девчонок. Вдруг и

землячки есть среди них? Они всё-таки чем-то ближе. Конечно! Почему эта простая мысль не

пришла в голову раньше? Завтра на консультации надо будет осмотреться.

Поднявшись из метро, Роман входит в какой-то фирменный магазин. В отдел «брюки»

очередина – и все, получается, за штанами. Интересно, как видит эту неубывающую очередь

продавщица, работающая тут лет десять? Наверное, думает: когда же, наконец, все будут в новых

штанах? Или уже не думает? Просто будет до пенсии брюки продавать, да всё. Ну а эта

длиннющая очередь за чем?

– Что продают? – спрашивает Роман в хвосте.

– Рубашки, – отвечает кто-то.

А вот рубашку или даже две не мешало бы купить. Все свои старые совсем истрепались.

Придётся стоять. Очередь длиной метров в шестьдесят почти не движется. Что ж, деваться

некуда… Но как непривычно стоять. Чем дольше стоишь, тем больше кажется, что уже само это

стояние куда дороже рубашек. Люди читают и в очереди. Это и понятно: разве очередь это не

жизнь?

Самое интересное обнаруживается уже перед продавцами. Рядом почти без очереди продают

такие же рубашки, но только с пуговичками. А в этой очереди – рубашки с кнопочками. Черт

возьми, да кто же знал?! И он за этими кнопочками стоит уже полтора часа? Что же, бросить эту

очередь и перейти в другую? «Эх, Москва, Москва, нам бы твои заботы!» – думает Роман, покупая

всё-таки модную рубашку с кнопочками. А что делать, если уже отстоял, как дурак? Зато в Пылёвке

он будет самым модным.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ

Звёздочка

476

А на консультации хоть сквозь землю провались. И не потому, что подготовлен слабее других

(это само собой понятно) – тут другое: вроде бы самый большой мужик в аудитории, сибиряк, к

тому же, и с соплями – насморк! До занятий всё было сухо, а сел за стол, взялся за ручку, и нос как

продырявили. Знал бы, так хотя бы платком запасся. Сиди теперь, гоняй сопли, да мотай их на

свои сибирские кулаки. По сторонам смотреть стыдно и забота только одна: как бы швыркать

потише. А тут снова, как вчера в хлебном отделе, кто-то сзади за рукав дёргает. В воображении так

и вспыхивает очередной москвич с комнатным лицом.

Роман оглядывается, зажав ладонью всё лицо до самых глаз. Красивая девушка с длинной

русой косой (бог ты мой, где только живут такие!) протягивает ему крохотную баночку с бальзамом,

который все называют вьетнамской звёздочкой, знаками показывая, чтобы он потёр около носа.

Ничего не остаётся, как взять её свободной рукой, благодарно кивая своей дурной башкой с

жидким носом.

Из открытой баночки по аудитории расплывается такой густой запах эвкалиптового масла, что с

передних столов даже оглядываются. А облегчение от бальзама и в самом деле есть. Нос сохнет, в

голове светлеет. Роман поворачивается, чтобы вернуть баночку, но девушка машет рукой: мол,

после отдашь, натирай ещё… А ведь девочка-то что надо! Интересно, откуда она приехала? Вот

если бы из Читы!

Консультация заканчивается. Закрывая тетрадку, Роман роняет ручку под стол, а когда находит

её там, его спасительницы уже нет. Он выбегает на улицу и видит, как она, высокая и стройная, с

сумкой на плече, в длинной развивающейся юбке стремительно идёт к метро. Нет, приезжие по

Москве так не ходят. К тому же, будь она приезжей, то жила бы в общежитии, а это – в другую

сторону. Значит – москвичка. А жаль… Москвички не для него, вчера на них поставлен крест.

Москвичи вообще живут в каком-то ином, почти чужом мире. Ему в этот мир не хочется совсем. Но

баночку надо вернуть.

Москвичка есть москвичка, она и оборачивается на него, уже не узнавая, с готовым

недоумением и взглядом свысока. Роман протягивает на ладони крохотную баночку с бальзамом.

– Ой, я и забыла, – спохватывается она с какой-то, будто невольной улыбкой.

– Спасибо, спасли, – говорит Роман. – И как только угораздило меня простыть при такой тёплой

погоде!

– В тёплую погоду простывают от сквозняков, – замечает она.

Ох, и молодцао, ох и умница! А может быть, всё же познакомиться? И снова он словно

фотографирует её: шикарная, будто вовсе не московская коса, насмешливо-строгий взгляд карих

глаз, зеленоватые, чуть различающиеся оттенком кофта с юбкой. Нет, она не для него. И не для

такого знакомства, как ему нужно. Но он почему-то всё же нерешительно идёт рядом. Девушка

тоже замедляет шаг, всё же воспринимая его как провожатого. Если ей нужно до метро, то там они

и расстанутся. Этого расстояния как раз хватит, чтобы поговорить о сквозняках и погоде. Больше

им, к сожалению, и говорить не о чём.

У входа на станцию киоск с мороженым.

– Купим? – вдруг предлагает она, и тут же спохватившись, смеётся: – Ой, да ведь у вас насморк!

Роман занимает очередь, покупает ей эскимо в шоколаде, на которое она тычет пальчиком в

стекло витрины. Покупает только ей.

– Моё любимое, – поясняет девушка. – А вы какое любите?

– Да как сказать…

– Уж не от мороженого ли вы простудились, если больше не хотите?

– Не знаю, люблю или нет, – говорит Роман. – Просто не хочу. Я уже ел его. Покупал в первый

день, как приехал…

– Целую коробку? – со смехом спрашивает она.

– Почему коробку? Одну порцию. Чтобы попробовать…

– И только?! Вам что же, не нравится наше московское мороженое? Его все хвалят.

– Очень нравится. Потому и не покупаю больше.

Она даже останавливается.

– Какой вы странный… Наверное, вы боитесь, что объедитесь или разоритесь…

– Не знаю, как объяснить… – сконфуженно бормочет Роман. – Наверное, вы не поймёте. Мне

просто неловко его есть…

– Неловко? – с новым изумлением спрашивает