Человек в витрине - Хьелль Даль

— Хотите сказать, что он был жадным?

— Его даже и жадным-то не назовешь, — буркнул Стокмо. — Вот вы оглянитесь. — Он обвел комнату своей сильной рабочей рукой. — Ничего особенного, так, домишко, здесь еще мой папаша жил. Но все, что имело хоть какую-то ценность, Рейдар выманил у папаши и продал как антиквариат. Как-то я привез сюда старые козлы из плотницкой мастерской в Гране, потом нашел по соседству похожий табурет. Думал приспособить у себя в сарае, но не тут-то было! Рейдар загнал козлы под видом старинного обеденного стола. Выручил целых десять тысяч крон, из которых мне не досталось ни одного эре! Помню, Рейдар при мне впаривал какому-то дураку старый мотоциклетный шлем под видом чаши для риса из Конго! Вот каким был Рейдар. Больше всего на свете он любил деньги и себя.

Фрёлик окинул Стокмо оценивающим взглядом. Несколько секунд оба молчали.

— Так что, сами видите, Рейдара и жадным-то назвать нельзя, — повторил Стокмо.

— Но вам, — медленно сказал Фрёлик, отрываясь от своего блокнота, — он все-таки платил жалованье.

— Да.

— За то, что вы привозили ему старые вещи?

— Ну да, всякое барахло… Предметы старины. Я ведь уже говорил — ездил к покойникам, интересовался, не отдадут ли родственники какое старье, и так далее. Если я был нужен Рейдару, он мне звонил, я садился в свой пикап и ехал куда надо.

— Значит, вы не работали каждый день от сих до сих?

— Нет.

— Но потом вас уволили?

— Три недели назад. Выкинул меня под зад коленом.

— За что?

Стокмо ненадолго замялся, а потом ответил:

— Дело касается только нас двоих.

— Поскольку Рейдар Фольке-Есперсен умер, дело уже не может быть личным.

— Скажу только, что спор у нас вышел из-за денег. Можете не сомневаться, если речь заходит о семейке Фольке-Есперсен, все рано или поздно сводится к деньгам!

— Вам не удастся отделаться общими словами.

— Он не заплатил мне старый долг. Вот я и не выдержал…

— И вы ушли?

— Ушел? Да ничего подобного! Этот мешок с дерьмом все время вызывал меня на работу!

— Некоторые говорят, что все было наоборот. Что Рейдар вас уволил.

Стокмо ощерился:

— Вы что же, не слышали, что я вам рассказывал? Все Фольке-Есперсены — последние сволочи, все до единого!

— То есть Рейдар вас не увольнял?

Стокмо сдвинул брови и сжал кулаки.

— Вы что, глухой?

Фрёлик невозмутимо смотрел на своего собеседника, дожидаясь, пока тот остынет.

— Вы получали регулярное жалованье или же вам платили аккордно?

Стокмо немного успокоился и закинул ногу на ногу.

— Рейдар Фольке-Есперсен не любил транжирить деньги, — проворчал он. — Бывало, увидит на той стороне улицы монетку в пятьдесят эре и бежит поднимать… Думаете, такой человек согласится добровольно делать отчисления в страховой фонд? Как бы не так! Со мной не заключали никакого договора. Я посылал им счета.

— По вашим словам, Фольке-Есперсены ссорились из-за магазина, — продолжал Фрёлик, перелистнув страницу в блокноте.

— Ну да, верно. Грызлись они из-за своей жалкой лавчонки. Каждому хотелось иметь жирный кусок пирога. Они здорово нажились на старом хламе. А мне долг так и не вернули!

— Каким образом братья Рейдара зарабатывали на магазине?

— Они ведь всем владели, верно? Все втроем. Теперь их осталось двое. У них было товарищество с ограниченной ответственностью, поэтому Ингрид никакой прибыли не получала. Вот какие они ловкачи! Убив Рейдара, они одновременно избавились и от его женушки. Так что теперь остались Карстен, Арвид и Эммануэль. Вот погодите, прочитают завещание, и ваш убийца сразу покажет зубы. — Стокмо злобно ухмыльнулся, подошел к деревянному сундуку за дверью кухни, достал оттуда два березовых полена, приковылял к печке и опустился на колени.

Фрёлик наблюдал, как он раздвигает кочергой головешки, аккуратно кладет поленья в середину, закрывает дверцу и проверяет тягу. Одновременно Фрёлик пытался найти в доводах Стокмо хоть какую-то логику, но никак не получалось.

— Но если магазин ничего не стоил, как вы говорите, — сказал он, — ваша версия не выдерживает никакой критики.

Стокмо встал. Глаза у него сверкнули.

— Что еще за версия такая?

— Ведь вы считаете, что Рейдара мог убить один из наследников, чтобы заполучить его долю.

Стокмо снова сел в кресло-качалку, достал из кармана брюк кисет с табаком и скрутил себе самокрутку.

— В том-то и трагедия, верно? Они грызутся напрасно. Прямо как мои соседи в здешних краях. Если умирает владелец какого-нибудь хутора, братья и сестры сразу начинают ссориться. Не разговаривают друг с другом, дерутся не на жизнь, а на смерть, а из-за чего? Из-за клочка земли, на котором так и так ничего не растет. Вот погодите, через пару лет мы вступим в ЕЭС, и всем мелким хозяйствам придет крышка. Но сейчас наследники все равно из-за них готовы рвать друг другу глотки. Помните то дело в Скедсмо, несколько лет назад, когда из-за дома прикончили целую семью — отца, мать и дочь? Вот так же и здесь. У Рейдара была жалкая лавчонка, меньше пятидесяти квадратных метров. Да им не хватало денег даже на то, чтобы выплатить старые долги! А теперь они снова начнут грызню. И на убийство они пошли из-за того же самого.

— Сколько он был вам должен?

— Сколько он был должен, касается только его и меня.

— Но вы считаете, у него было достаточно денег, чтобы расплатиться с вами?

— Без комментариев.

— Что?

— Я сказал: без комментариев.

Фрёлик выпрямился.

— Стокмо, не забывайтесь! Здесь допрос, а не пресс-конференция.

Стокмо не ответил. Фрёлик кивнул:

— Ну а все-таки, как вам кажется: у Рейдара было приличное состояние?

— Вряд ли.

— Но счета в банке у него, наверное, есть, — задумчиво предположил Фрёлик.

Стокмо пожал плечами.

— Вы приезжали к нему домой в тот день, когда его убили?

Стокмо кивнул.

— Зачем?

— Хотел поговорить с Рейдаром.

— О чем?

— Напомнить о долге.

— Ну и как, поговорили?

— Нет.

Фрёлик записал ответы, поднял голову и стал ждать. Стокмо не с первого раза прикурил свою самокрутку, глубоко затянулся и задержал дым в легких. Потом наклонился вперед, зажав сигарету между ладонями и глядя перед собой ничего не выражающим взглядом.

Интересно, подумал Фрёлик, сколько времени ему удастся хранить молчание. Стокмо откинулся на спинку кресла и принялся раскачиваться туда-сюда, словно забывшись в мыслях. Некоторое время только и было слышно, как скрипят по линолеуму полозья качалки и потрескивают березовые поленья в печке да гудит сама печка. Вдруг он выпрямился, вздрогнул, словно пробудившись ото сна, и спросил:

— У вас ко мне еще что-то?

— Мне надо знать, что произошло в тот вечер, когда вы увиделись с Рейдаром, — ответил Фрёлик.

— Он приехал на такси. Я подошел к нему и спросил, где мои деньги. Он велел мне убираться к черту и вошел в дом.

— Где вы его ждали, на улице?

— Сначала я поднялся в квартиру, но его дома не было, а женушка его сказала, что ждет его в любую минуту.

— Что вы сделали после того, как Есперсен вошел в дом?

— Уехал.

— Куда вы поехали?

— К одной знакомой.

— Что за знакомая?

— Ее зовут Карина. Живет на Терезегате.

— Сколько времени вы у нее пробыли?

— Не помню. Несколько часов мы были заняты. От нее я поехал к сыну. Когда я в городе, то обычно ночую у него. Вот и в тот день я переночевал у него, а на следующий день вернулся сюда.

— Когда вы приехали к сыну?

— Где-то около одиннадцати.

— Вы пробовали снова связаться с Рейдаром?

— Зависит от того, что вы имеете в виду. — Фрёлик удивленно поднял брови. — Ну да, пробовал… утром на следующий день.

— Во сколько?

— От сына я вышел в восемь и сразу поехал в Энсьё. У них там склад и контора. — Стокмо замолчал.

— Вы ждали его в Энсьё в пятницу, в восемь утра?

— Я ведь, кажется, так и сказал.

— В Энсьё он тоже не проявил к вам сочувствия?

— А он там и не объявлялся. Я прождал до одиннадцати. Сидел ждал его в машине три часа. А он даже не появился!

— Вы уверены?

— Думаете, я вру? Не было его. Вот почему вечером я поехал к нему домой, на улицу Томаса Хефтье.

— А где вы были в промежутке?

— У Карла Эрика, моего сына. Помогал ему часов до пяти. Потом мы перекусили, и я поехал к Рейдару.

— Ваш сын был дома, когда вы вернулись к нему — после того, как побывали на улице Томаса Хефтье?

— Да, наверное.

— Что значит «наверное»? Разве вы с ним не виделись, не разговаривали?

— Нет. У него в тот день ночевала его подружка. Карл Эрик живет над мастерской. Наверное, вы уже побывали в Турсхове. Раз нашли сюда дорогу с первого раза, значит, побывали… Когда подружка остается у него на ночь, я обычно укладываюсь в пристройке за мастерской. Я лег спать и продрых до утра.