Дом на Сиреневой улице - Автор, пиши еще!
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В жару мужчина в наглухо застёгнутом чёрном костюме вызывал ещё больше вопросов, на которых ответа никто не находил. Даже пресловутая тётя Феня, старшая по дому, смирилась с тщетностью своих попыток достучаться до данного типа, решив, что безукоризненно вносимые платежи за квартирную плату ― достаточный аргумент, чтобы признать своё фиаско в теме «вызвать эмоции» у пресловутого существа. Мистер Икс останавливался, если ему перегораживали дорогу. Молча и бесстрастно сносил свою временную «безысходность». Дожидался, пока его оппоненту надоедала «игра в одни ворота». И также спокойно и безэмоционально, к тому же ― без потерь покидал словесное (со стороны тёти Фени, конечно, Мистер Икс соблюдал безмолвное отсутствие себя в данной точке) «поле битвы».
Сектант Игорёк пошёл в этой необъявленной войне ещё дальше, попытавшись со словами «Хари Кришна» одарить данного типа своими максимально радушными объятиями. Но, по какой-то необъяснимой причине, промахнулся с «обнимашками», а мужчина в чёрном спокойным шагом шёл вдаль.
Мистер Икс как будто бы никогда никуда не спешил. Не выяснял. Не доказывал. Остальные для него были неодушевлёнными помехами на пути. Поскольку любая живая душа среагировала бы на те потоки эмоций, которые изливались на странного мужчину. Дети шептались, что это, возможно, восставший из могилы зомби. Но в эту схему слабо укладывалась чистая и тщательно отутюженная одежда по сезону. Мальчишки пытались проследить за человеком в чёрном. Тот невозмутимо садился в автомобиль (конечно же, чёрный!), и уезжал вдаль. Марка автомобиля, как и номера на оном, каждый раз были разными, поэтому версия о личном автомобиле была откинута, как не выдерживающая критики. И если соседи со временем отступились от безэмоционального Мистера, то мальчишки продолжали строить планы по «рассекречиванию» данного типа. Впрочем, даже коалиция с тётей Феней ― по выяснению паспортных данных прописанного в квартире 124 жильца, ясности внесла мало: Иванов Константин Сергеевич ― что может быть банальнее? Только тот нюанс, что его инициалы складывались в пресловутое слово «ИКС», вызывая зудящее ощущение великой тайны! Вот только в дальнейших расследованиях никто не продвинулся ни на шаг.
Никому не приходило в голову, что Константин был бы рад испытывать эмоции, но для его безмолвия была веская причина, не дававшая ему забыть об этом ни на секунду…
…В разгар боя, уже порядком контуженный, сержант Костя Иванов пытался увести свою боевую «мотолыгу» из-под шквального огня. Ему это почти удалось, когда рядом разорвалась мина, и весь мир погрузился во тьму. Он не чувствовал, как пламя пожирало вместе с любимым МТЛБ его лицо…
Константин чудом выжил, потеряв в том бою очень многое: лучшего друга, свою боевую машину, своё лицо и… желание жить. Чувствовал себя беспомощным калекой, неспособным самостоятельно себя обслуживать. Не мог смотреть на своё, покрытое бинтами, тело. Отдельно переживал за свою любимую мотолыгу, которая приняла на себя основной удар и восстановлению не подлежала. А он помнил, как получил этот «многоцелевой транспортёр-тягач лёгкий бронированный»! Как с любовью его чинил. Контузия лишила его эмоций, огонь сожрал его лицо, война забрала любимое дело. Полная беспомощность и нежелание жить.
Спас командир взвода. Пришёл в госпиталь, поддержал, дал надежду. И Костя воспрял духом. Лицо восстановили, пересадив кожу. Сила воли позволила встать. Командир использовал все рычаги, чтобы Костя «остался в строю». И пусть он уже не годен к боевой службе, но в военном институте все ценили и любили «человека в чёрном», прощая его непонятные для других слабости, поскольку на свете не так много людей, так искренне отдававшихся своему делу.
После ранения он многое не чувствовал ― жару, холод, эмоции, но ощущал любовь и поддержку своих курсантов и бывших соратников. Кто-то ушёл «на гражданку», кто-то получил большой чин. Но их взвод остался «боевой единицей», по первому зову приходя на помощь поредевшему, повзрослевшему, но по-прежнему дружному личному составу.
Только посвящать в свои тайны посторонних Константин не собирался.
Таракан
Татьяна Нескоромная
Аглая Григорьевна Самоцветова вышла вечером на кухню глотнуть воды. Её пятый муж, Семён Аркадьевич Самоваров, уже выходил из ванной, когда их двухкомнатную квартиру на Сиреневой заполнил душераздирающий женский крик. Неведомая сила подтолкнула Семёна Аркадьевича, словно пробку из-под шампанского, и забросила на кухню, где на табурете, поджав белые полные ноги, сидела Аглая Григорьевна и тыкала пальцем в направлении пола.
– Там, там, там… – заикалась женщина, не в силах произнести ни слова.
– Рыбка моя, что случилось, почему ты кричала? – Семён Аркадьевич подошёл к жене и обнял за покатые плечи.
– Там, – она шмыгнула носом, сделала большие глаза и по слогам прошептала, – та-ра-кан!
– Да не может быть! – простодушно заявил Семён Аркадьевич и осёкся, заметив, как, словно в замедленной съёмке, начинают прищуриваться глаза Аглаи Григорьевны.
– Ты. Мне. Не веришь? – женщина уперла в бока сдобные, как булочки, руки. – Права была мама, когда говорила: «Не выходи, доченька, замуж в пятый раз, муж все равно не будет тебе верить, особенно в то, что он последний».
– Что ты, пташечка моя, я верю, верю! – поспешно согласился Семён Аркадьевич и погладил жену по новомодной стрижке.
– Сёма, – Аглая Григорьевна топнула ногой, но тут же поджала её обратно, – мы должны обязательно в этом разобраться!
– В чём, Аглаюшка?
– Откуда у нас взялись тараканы! Сёма, ты каждый день моешь пол? – уставилась на мужа Аглая Григорьевна.
– Конечно! – бодро отозвался Семён Аркадьевич. – Два раза: утром и вечером.
– И крошки со стола каждый раз вытираешь?
– Ага. Каждый раз.
– Значит, он пришёл от соседей! Сёма, ты сейчас же должен пойти туда и узнать, не бегают ли их тараканы к нам.
– Но…
– Никаких «но»! – отрезала Аглая Григорьевна. – Разве моё спокойствие не стоит твоих усилий? И мой талант, который нас кормит? Да на твою зарплату сантехника долго не проживёшь, а мои филармонические концерты проходят с неизменными аншлагами! Иди уже! – указала она на дверь царственным жестом.
Семён Аркадьевич, потоптался на месте, зашёл в спальню, медленно натянул рубашку и брюки и маленькими шажочками побрёл к входной двери.
– Сёма, стой! – окликнула его слабым голосом жена. Семён Аркадьевич в три прыжка вернулся на кухню и навис над громадными грудями Аглаи Григорьевны, задорно выглядывающими из выреза ночнушки. – Накапай мне валерьянки! Потом отнеси в спальню – не могу ходить