Вторжение к далеким предкам - Андрэ Нортон

Она снова в овальной комнате. Тяжесть головного обруча, прикосновение Глаз ко лбу, тяжесть во всем теле от изнурения… Вся комната пропитана страхом – ее боязнью того, что призраки задушат ее.

Шторм… Она выдержала его, заставила лурлов работать, укреплять стену – но какими усилиями! Они не хотели подчиняться, они… они сопротивлялись ее воле, воле Глаз! Тяжело дыша, Д'Эйри пыталась понять, что это значит. Неужели ее могущество, ее дар стали слабее? Она не могла поверить, что наступил роковой час, когда…

Нет! Еще не время! Ее срок еще не пришел, она не стара и бессильна! Просто этот шторм был слишком силен, сильнее всех, какие она помнит. И лурлы… они устали. Конечно же, устали. Это не ее слабость виновата, нет! Она прижала к бокам юбку из ракушек, оглядывая свое обтекаемое чешуйчатое тело. Нет, еще не настала пора отказаться от Глаз и сделать необходимый после этого необходимый и жестокий шаг.

Д'Эйри выглянула в щель окна. Волны стали гораздо меньше, но и сейчас море было голодным и злым под низкими зловещими облаками. Если Д'Онги рассчитал верно…

Слабый звук за спиной заставил ее обернуться. В дверях стояла женщина – тонкая и хрупкая. Лицо обрамляли густые жесткие волосы темно-зеленого цвета – цвета юности. Обнаженное тело блестело после недавнего погружения в воду, щели шейных жабр еще не полностью закрылись.

– Приветствую Глаза, – эту ритуальную фразу вошедшая произнесла с нескрываемой насмешкой. – После шторма нам удалось собрать славный урожай, на берег выброшено много интересного. И еще: Д'Хуна заявила, что больше не в силах управлять Глазами.

Все это время она не отрывала от Д'Эйри пристального взгляда, в котором горели жестокость и алчность.

Я понимаю тебя, Д'Атея, подумала Хранительница Глаз, что ты страстно мечтаешь, чтобы и я отказалась от непосильной нагрузки. Д'Эйри с трудом удержалась, чтобы не коснуться рукой головного обруча. С тех пор как Глаза были доверены мне, ты затаила на меня злобу. И все эти годы шпионишь за мной, выжидаешь момент, когда твоя сестра сможет занять мое место. Но Д'Хуна… О море! Ведь она на пять лет моложе меня, а уже истощила свой дар… К тому же в Норнохе у меня нет друзей, а многие откровенно меня недолюбливают. Да, я замкнута, не люблю общества – такова уж моя натура, мне ее не изменить. Но теперь… Если поднимется вопрос о Глазах – кто встанет на мою защиту?

– Д'Хуна хорошо служила Глазам. – Д'Эйри внимательно следила за своим голосом, чтобы не выдать смятения, вызванного сообщением Д'Атеи.

– Ты так считаешь? По мнению многих, могла бы служить и получше. – Острый язычок дерзкой девчонки быстро облизнул губы, словно смакуя что-то очень вкусное. Затем Д'Атея добавила, как о чем-то незначительном: – Собирается Совет…

Д'Эйри почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. Усилием воли она вернула самообладание, надеясь, что для собеседницы этот приступ слабости прошел незамеченным.

– Но… это же против обычаев. Никто не имеет права решать судьбу хранительниц Глаз.

– Д'Фани ссылается на Закон о Тройной Опасности. В таких случаях Совет может принимать любое решение – это тоже обычай предков.

Д'Эйри проглотила подкативший к горлу комок. Д'Фани – поборник старых обычаев, давно забытых людьми, Д'Фани – приверженец идеи Кормления… Если у него найдутся сторонники – о море, что же будет тогда!

– Совет уже заседает… – Д'Атея вплотную придвинулась к Д'Эйри, пытаясь уловить на ее лице тень тревоги. – Д'Фани говорил перед ними. И Голос Скалы…

– Голос Скалы, – перебила Д'Эйри, – молчит уже столько лет, сколько ты помнишь себя, Д'Атея. Даже Д'Рубин не смог заставить его звучать, хотя потратил на это половину прошлого года. У древних были свои тайны, мы давно утратили ключи к ним…

– Утрачено вовсе не так много и не так безвозвратно. Просто мы пытаемся идти другими путями, более безболезненными, но и более слабыми. Д'Тор со своим братом не зря изучили мудрость древних – им удалось заставить Голос вновь говорить. Они предрекают беды для нашего народа, если мы не сумеем умилостивить лурлов. Во время минувшего шторма Д'Хуна не смогла заставить работать троих…

Троих? Она не справилась с тремя… А ей, Д'Эйри, отказались повиноваться четыре! И Д'Хуна отреклась от Глаз – выходит, и ей следует поступить так же… Так, так… Что еще выболтает эта девчонка?

– Ты сказала, что Д'Хуна могла бы служить лучше? – Она уже не могла скрыть волнения, хотя видела злорадный огонек в глазах Д'Атеи. – Что ты имела в виду?

– Если голос предскажет следующий шторм, авторитет Д'Фани в Совете поднимется. Что с того, что хранительницы Глаз поклялись служить Норноху всю жизнь? Кому нужна такая служба, если их власть над лурлами слабеет? Им даже не удается заставить лурлов давать побольше потомства. Нужно вернуться к Кормлению, напрасно мы отступили от этого освященного веками обычая предков.

Огонек торжества в глазах Д'Атеи был ответом на отчаянный вздох, вырвавшийся из груди Д'Эйри.

– Подумай сама, что ты говоришь. Народ уже давно отказался от Кормления. Ведь есть Наказ Д'Гана, предостережение от слепого следования темным варварским обрядам. Разве для этого наш народ поднялся из мутной тины?

– Д'Фани утверждает, что Д'Ган и ему подобные нанесли вред. Ты наблюдаешь за лурлами. Скажи, Хранительница Глаз: они так же послушны твоим приказам?

– Спроси об этом у стен Норноха. – Д'Эйри сумела изобразить беспечную улыбку. – Разве башни пали? Разве стены рушатся под ударами волн?

– Пока нет. Но если Голос заговорит, будет новый шторм, за ним еще… – Теперь победоносная улыбка сияла на лице Д'Атеи. – Уверена, что после отречения Д'Хуны к мнению Д'Фани прислушаются многие. Он может даже попросить полной единоличной власти – как тебе понравится это, Д'Эйри?..

Она кивнула и выскользнула за дверь. Д'Эйри подставила лицо залетавшим через окно в башню брызгам прибоя. Неужели Д'Фани и его брат Д'Тор сумели восстановить Голос? Скорее всего, это просто трюк, с помощью которого Д'Фани рассчитывает приобрести вес в Совете и столкнуть народ на старые пути, к варварским обычаям древности, от которых их когда-то избавил Д'Ган.

Да, много веков Голос, установленный на высочайшей скале внутри Трех Стен, безошибочно предсказывал приближение шторма. А потом Голос замолчал, и это тоже оказалось следствием обычаев. С древности было заведено, что только определенная группа лиц обслуживала Голос, знала его сложный механизм. И когда в Год Красного Прилива случилась чума, первыми ее жертвами оказались слуги Голоса.

После этого много лет Голос еще продолжал звучать перед штормом, и люди поверили, что он вечен. Но вот он стал ошибаться – сначала нечасто, затем постоянно, а вскоре вовсе заглох. После этого в течение двух поколений энтузиасты пытались запустить Голос, понять его устройство, но безуспешно. В конце концов все уверовали, что Голос, как и лурлы, подчиняется только мысленным приказам, а тех, кто умел с ним общаться, уже не стало. И если средством коммуникации для лурлов были Глаза, ничего подобного для контакта с Голосом не обнаружили.