Нечестивец - Шеннон Дрейк

«И вспыхнет свет, да откроется ей его лик. Дабы узрела она, что за чудище грозно скрывалось под маской».

Но света все не было. Она едва не вскрикнула, когда он вернулся, потому что не слышала шагов. Возможно, этот мрак помутил ее разум, потому что, когда он коснулся ее, Камилла — вот глупость! — задрожала и прижалась к нему и почувствовала, как напряглись его сильные мускулы под полотняной тканью одежды, облачавшей его руки и торс. Брайан наклонился к ней. Камилла почувствовала его дыхание над своим ухом и слово, которое он прошептал — просто и ясно:

— Вверх.

Она кивнула. Цепляясь за его руку, она повернулась. Слева была холодная как лед стена, а справа — тепло и жизнь высокого спутника, его ладонь, уверенно сжимающая ее запястье. Они поднялись по лестнице до самой часовенки, вошли внутрь, и он плотно прикрыл дверцу.

Камилла поняла, что граф уходил тогда не за светильником; он спускался в темную бездну, чтобы достать маску. У него их, видимо, несколько, поскольку та, что была надета на нем сейчас, совсем другая: простая, из тонкой дубленой кожи, ничуть не смахивающая на морду зверя — ни мифического, ни реального.

В часовне по-прежнему было сумеречно. И когда лестница и склеп остались за закрытой дверью, Камилла поняла, что теперь они действительно одни.

— Зачем вы это сделали? — спросила она.

— Вам было велено не бродить ночью по замку одной! — жестко произнес он.

— Я…

— Вам было велено не бродить ночью по замку одной!

Девушка выдернула руку и припустилась из часовни. Граф размашисто зашагал следом за ней. Когда он догнал ее, она почувствовала это и быстро обернулась. Но Брайан поступил неожиданно: подхватил ее и забросил на свое плечо. От неожиданности у нее перехватило дыхание. Камилла беззвучно открывала рот, пытаясь протестовать. Брайан решительно зашагал к лестнице холла. Когда он занес ногу на ступеньку, она попыталась привстать и соскользнуть на пол, но он сильно встряхнул ее, и девушка снова бессильно свесила голову ему на плечо.

Они миновали дверь ее комнаты и подошли к арке, ведущей в апартаменты графа. Он, толкнув ногой, распахнул дверь, захлопнул ее за собой тем же манером и небрежно сбросил Камиллу в одно из мягких кресел у очага.

Камилла непритворно дрожала, яростная и негодующая. Ее зубы выбивали дробь, а руки судорожно вцепились в подлокотники, она смотрела на него, и глаза ее метали молнии.

— Как вы смеете! Мне наплевать, что вы граф, а я — дочь проститутки! Как вы смеете!

Он присел перед ней на корточки:

— Как смеете вы! Вам велели не бродить. Как может гостья вести себя так вульгарно?

— Гостья! Я — заключенная.

— Вам же сказали — не бродить. Станет ли здравомыслящая особа разыскивать семейные склепы среди ночи — пусть даже ее заранее не просили не бродить здесь!

— Я слышала… какой-то шум.

— Хм! И ринулись прямо к неведомой опасности?

Она и сама не знала, почему так поступила, не знала, как объяснить ему, что вынудило ее ринуться вперед, в то время как разум советовал ей вернуться.

Но то, что он сказал затем, просто оглушило ее.

— Чем вы на самом деле здесь занимаетесь?

— Что?!

— На которого из этих ублюдков вы работаете?

— Что?

— Ведь там вход, верно?

— Ради всего святого, я не понимаю, о чем вы говорите! — вскричала она ошеломленно, тревожно глядя на него: он весь пылал, глаза просто блестели и даже под холщовой сорочкой было видно, как его мускулы дрожат от напряжения.

Камилла отпрянула в ужасе и забилась в кресло поглубже.

— Боже праведный! После всего этого не стоит изображать невинность, — предостерег он.

Камилла резко выдохнула, поняв, что он имел в виду.

— Вы не зверь и не чудовище, вы — сумасшедший! — выкрикнула она, обдав его ледяным взглядом. — Вы одержимы, вам пришлось видеть столько зла в жизни, что теперь оно мерещится вам повсюду. Ни на кого я не работаю!

— Так для чего тогда оголяться и бродить по ночам? — резко спросил Стерлинг.

— Я не голая!

— Как знать, — хмыкнул он.

Камилла до этого и не замечала, что ночная сорочка так прозрачна, и зарделась от смущения. Она почти перестала дышать.

Затем подумала: неужели она так устыдилась этих слов — или не слов, а того, что именно он высказал ей такое? Какое ей дело до него?

Впервые в жизни Камилла почувствовала такой сердечный голод — или желание. Ей хотелось объятий, хотелось ощутить стальную силу его рук, услышать ласковый, не гневный шепот. Она жаждала узнать, что за человек скрывается под этой маской — пылкий и яростный, страстно целеустремленный.

— Я…

— Что — вы? — спросил Брайан строго.

Она беспомощно качнула головой и обхватила себя руками.

— Я не знаю, что вам ответить. Не знаю, как доказать, что у меня нет никакого злого умысла. Будьте вы прокляты! Я помогла бы вам, если б могла, если был бы способ… разве не понимаете? Но ничего нельзя сделать! Нельзя же судить змей. Я еще не работала там, когда состоялась та экспедиция. Мне жаль, но я ничем не могу вам помочь!

Он надолго замер, и, когда все же шевельнулся, она сразу замерла, боясь очередной грубости с его стороны. Но, к ее удивлению, Брайан протянул к ней руки, обхватил ее, приподнял и притянул к себе.

Похоже, так ей и мечталось…

Брайан опустился в кресло, держа ее на руках и согревая своим теплом.

— Вы дрожите как осиновый лист, глупышка, — грубовато произнес он. — Вот еще проклятие на мою голову! Я не разорву вас в клочья, просто пытаюсь отогреть вас!

Камилла кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Сердце ее бешено колотилось. Ничего теплее она сейчас не желала; наверное, он чувствовал прохладу ее кожи, но внутри у нее бушевало пламя. Камилла закрыла глаза, уповая на то, что он спишет ее дрожь на ночную прохладу.

Ей было невыносимо думать, что Брайан догадывается об истине, что он отбросит сейчас все свои убеждения и жизненный опыт и заставит ее поверить: нет ничего за стенами этого замка, нет никакого завтра и важно лишь то, что он обладает ею. Дурман какой-то. Но она не желала поддаваться чувствам и отчаянно сопротивлялась, всей силой разума. Нет, она не ослабеет от ужаса, не оцепенеет от страха.

Брайан коснулся ее подбородка и приподнял лицо. Она зачарованно смотрела в бездонную синеву его глаз. Он пальцем провел по ее щеке и ласково зашептал:

— Такой я еще не встречал. Вы честная и храбрая женщина — или отъявленная лгунья.

Камилла напряглась, борясь с желанием остаться в его уютных объятиях. Но она никогда раньше не позволяла так уязвлять себя.

— Не ершитесь, Камилла. Я склонен верить первому чувству. Вы сами заметили, что я зол и сердит на весь мир. Время не вылечило меня.