Граф Карбури – шевалье. Приключения авантюриста - Татьяна Юрьевна Сергеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дашенька пережила смерть Андрея, своего бесценного друга (теперь она иначе и не называла его) очень тяжело. Родных у Андрея не было, и они с тётушкой Марией Петровной, которая вызвала её из Москвы, тихо похоронили его в Лавре совсем неподалёку от Дашенькиных родителей. Без Андрея дом совсем осиротел, стал тихим и пустынным. Хозяйство так быстро стало приходить в упадок, что Мария Петровна до приезда мужа из армии выписала управляющего из имения своих родителей.
Дашенька пробыла в родном доме недолго, надо было возвращаться в Москву. Она служила в одном из лучших Московских театров, московские театралы Дашеньку полюбили, она быстро завоевала их уважение как едва ли не лучшая актриса на московской сцене. Государыня пристально следила за её успехами, о том многие гости из Петербурга ей передавали…
Через муки творчества, унижения и прямые оскорбления, через удачи и потери Фальконет подошёл к концу своего деяния. Готовый монумент стоял в мастерской, чеканщикам предстояла долгая работа по шлифовке швов и неровностей бронзы… Давно покинула Россию его любимая ученица. Несколько лет назад она стала его невесткой, вышла замуж за его непутёвого сына, и теперь мучилась с ним в Париже, имея на руках крошечную дочурку, внучку Фальконета… На душе было тяжело. Он был подавлен: в его мастерской погиб молодой, талантливый человек… Была испорчена плавка — головы Петра и его коня пришлось отливать заново. Бецкой в Сенате требовал вычесть из гонорара ваятеля деньги, потраченные на эту повторную плавку… Императрица, до слёз напуганная бунтом Пугачёва, совсем забыла о монументе, и даже не соблаговолила взглянуть на него…
Ваятеля давно и настойчиво звали в Голландию. Он быстро собрался — в отличие от Ласкари, богатства в России Фальконет не нажил. Перед отъездом он пришёл проститься к Фон-Визину, с которым подружился в последние годы. Денис Иваныч только что вернулся из Франции, и ваятелю не терпелось узнать новости — его молодой друг должен был повидаться в Париже и с Мари Анн, и с его внучкой. Они обнялись при встрече, долго говорили о разном. Фон-Визину нечем было порадовать Фальконета: его невестке приходилось несладко, но кое-какие любопытные новости он всё-таки привёз.
— Знаете ли… У меня ведь Вам подарок есть…
— Подарок? Я давно забыл, что это такое…
Фон-Визин протянул ему большой фолиант.
Фальконет с удивлением взял в руки книгу. Граф Марин Карбури… Бог мой! — Воскликнул он, раскрыв страницы. — Ведь это наш шевалье! «Трактат о камне»… «Я нашёл»… «Я придумал»… «Я перевёз»… И почти что — «я изваял»… Оказывается, не быть монументу, если бы не советы его… Бог мой, сколько людей пытаются приписать себе чужие достижения… Даже Ласкари… Про Бецкого я и не говорю… — Он вздохнул и, поблагодарив Фон-Визина, добавил. — Впрочем, всё это уже не имеет никакого значения… Среди всего, что заставляли меня претерпеть, я работал как художник, который ставит достоинства порученной ему работы выше человеческих фантазий…
Минуло ещё долгих четыре года, пока императрица, не приняла решение открыть, наконец, монумент. Тому было много причин — Екатерина, желавшая, чтобы все народы на земле, а пуще всего свой собственный, считали её преемницей Петра Великого, решила отметить столетнюю годовщину его воцарения открытием монумента, который так долго ждал решения своей участи. И государыня распорядилась готовиться к празднику. Величайшее повеление выполнялось с превеликим усердием, и не напрасно.
Такого торжества в Петербурге ещё не бывало.
Утро выдалось не по-летнему прохладным и ветреным. Небо, закрытое тучами, вот-вот снова должно было пролиться дождём: ливень, шедший всю ночь, повсюду в городе оставил огромные лужи и непролазную грязь. Сильные порывы северного ветра готовы были сорвать огромные полотняные щиты с нарисованными на них гористыми странами: этими щитами закрыли от зрителей монумент, установленный за несколько месяцев до праздника.
Но неприветливая погода не испугала жителей города. Едва хмурый рассвет накрыл ближайшие к площади улицы, толпы людей потянулись к Неве. Пешком, на повозках, в экипажах и каретах празднично одетый люд торопился туда, где должно было состояться торжество. Сюда тянуло всех — и дворовых, и крестьян, и работных людей, и знатных горожан. Все с нетерпением поглядывали на небольшое двухэтажное здание Сената. Его вытянутый балкон был украшен разноцветными флагами, хлеставшими полотнищами под ударами сильного ветра. Именно с этого балкона императрица должна была руководить праздничным действом.
Но центром движения был наплавной мост через Неву. По нему с Васильевского острова ехали и шли люди, закрываясь от холодного ветра, готового сорвать не только флаги и знамёна, украшавшие мост, но, казалось, и самих горожан.
На Неве у моста качались на волнах многочисленные императорские яхты, различные суда, большие и маленькие, тоже украшенные флагами, заполненные множеством людей, ожидающих появления императрицы.
И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, порывистый
