Анатомия чувств - Гайя Колторти

Она залепила тебе пощечину, это произошло неожиданно, так что она даже не успела сообразить, что случилось. Ты отступил на шаг, щека твоя горела.

Твоя сестра смотрела на тебя с ужасом, потом бросилась к тебе, обняла и стала покрывать поцелуями щеки, лоб, подбородок.

— О, прости! — шептала она. — Прости меня, я не хотела, прости! — умоляла она, повиснув на тебе, и слезы дрожали в уголках ее глаз.

Ты на мгновение посмотрел на нее, потом крепко взял за плечи, привлек к себе, глубоко вздохнул и медленно обнял, покачиваясь. Ты целовал ее мокрую голову, а она снова и снова просила тебя простить ее.

Ты не мог понять, действительно ли она равнодушна или все-таки испытывала пусть даже слабое, эфемерное чувство к тебе. Но в тот момент это было неважно. Единственное, что было важно, — знать, что вы снова вместе и что она снова в твоих объятиях.

Халат сполз с ее плеча и обнажил грудь. Сельваджа прижалась к тебе еще сильнее, но ты не поддался на ее приглашение. После всего того, что случилось, она была еще далека от понимания, что ты не ее игрушка. Желая показать ей, что это не так, просто для начала, ты скромным жестом приподнял халат, запахнул его и завязал поясом. Ты расправил пальцами прядь ее волос и оставил ее в покое, бросив последний, нежный и печальный взгляд.

Когда ты выходил из комнаты, она по-прежнему стояла у кровати. Она смотрела на тебя и, может быть, пыталась понять, о чем ты думаешь на самом деле.

34

В этих ваших кривых отношениях было все, даже ненависть. Да, ненависть. И с обеих сторон. Ты разрывался между двумя крайностями — любить ее или ненавидеть, потому что не выносил ее приспособленчества, претензии на право обращаться с тобой как с марионеткой. И она тоже ненавидела тебя и даже сказала об этом, может быть, и не при полной ясности рассудка, но какая-то доля правды там все-таки имелась. Возможно, она притворялась, что любит тебя, с какой-то своей тайной целью, или ненавидела, потому что ты слишком много требовал от нее и от любви, которую она не могла тебе дать.

Как бы там ни было, а в тот же самый вечер, как обычно, в последний момент родители сообщили вам, что будут ужинать в ресторане.

При обоюдном согласии вы разделили обязанности: ты накрывал на стол, она готовила на двоих. Она хорошо справлялась. Чтобы ужин получился не слишком монотонный, ты зажег пару свечей, но когда она их заметила, то критически посмотрела на тебя, наверное, подумала, что твой жест типичная и бесполезная помпезность глупого влюбленного подростка, но не стала открыто возражать. Вы сели за стол молча.

— Иди сюда, — сказала она тебе какое-то время спустя, наклоняясь вперед.

Ты непонимающе посмотрел на нее, а она начала кормить тебя с вилки.

— Еще не так давно я был бы отличной мишенью для этой тарелки, правда? — сказал ты.

Сельваджа коротко засмелась:

— Если ты будешь плохо себя вести, я еще успею воспользоваться ею.

— О’кей. Но с чего вдруг такая неожиданная любезность?

Она продолжала кормить тебя с вилки, лишь бы не отвечать.

— Потому что нет причины ссориться, — наконец сказала она, — мне с тобой хорошо.

— Но ты меня не любишь, — добавил ты грустно.

— Нет, не люблю. Почему я должна любить тебя?

— Потому что я люблю тебя, и это окончательно и бесповоротно. Это не каприз.

— Джонни, тебе не кажется, что у тебя проблемы? Ты мой брат, ты не можешь серьезно влюбиться в меня. Разве это тебя не отталкивает? — сказала она совершенно спокойно. Будто подобные разговоры случаются каждый день.

— Нет, — сказал ты. — Напротив, это самое прекрасное, что со мной когда-либо случалось. И если уж на то пошло, то у тебя тоже проблемы, если думаешь, что нет ничего плохого в том, что мы сделали.

— Нравиться друг другу — это дозволено, — заключила Сельваджа, поднося к твоему рту последний кусочек.

— Разве не дозволено любить тебя, если это мне нравится?

В ответ она улыбнулась и сдалась.

— Согласна, — уступила она, избегая смотреть тебе в глаза, — тогда у нас у обоих проблемы.

На ее лице проскользнула тень стыда, а еще вины, хотя и скрытой.

— Может статься. И это мешает нам быть вместе и получать взаимное удовольствие? — спросил ты.

Она легонько поцеловала тебя в губы, а потом принялась ласкать, а ты благодарил Бога за каждое мгновение этого подаренного чуда.

— Джонни, — сказала она, — я не люблю тебя и не думаю, что что-то изменится. Но, если ты непременно хочешь знать, ты не ошибался, когда говорил, что я обращалась с тобой, как с вещью. Вероятно, в Генуе были люди, которые позволяли мне вести себя так. Я подумала на досуге и решила, что ты был прав, я должа измениться. Отныне я буду относиться к тебе уважительно, — она сказала это так серьезно, что нельзя было ей не поверить.

— А если уже слишком поздно? — спросил ты. — Я ведь могу не простить тебя, знаешь?

Она засмеялась и пожала плечами:

— Может быть, ты и не хочешь прощать меня, но простишь. Я вижу это по твоим глазам, понимаешь?

Да. Она была права.

После ужина, опять же при обоюдном согласии, вы отправились наверх, в ее комнату, где неторопливо занялись любовью. Перед тем как заснуть, она сказала, что любит тебя. По-сестрински. И это лишь усилило беспорядок в твоей голове. Она тебя не любила, но в то же время любила по-сестрински, как ближайшая родственница, с которой у тебя были интимные отношения, приносящие глубокое удовлетворение.

Странное дело. Но в тебе росла уверенность, что с этим придется свыкнуться.

35

Как ни пытался ты выкинуть ее из своей головы, теперь было очевидно, что этот план не удался.

В последующие дни ты снова стал ухаживать за ней. Как положено. Чего никогда не делал с другими. Напротив, обычно девушки бегали за тобой и всячески старались привлечь твое внимание. И нельзя сказать, что ни одной из них не удавалось покорить твое сердце.

С Сельваджей все было иначе. Ты хотел поразить ее. Любой ценой. Она должна была полюбить тебя. Если бы этого не случилось, кто бы мог поручиться, что, заведя новые знакомства, она не бросила бы тебя? Ты не смог бы этого пережить.

Чтобы завоевать ее сердце, ты шел на все: ты носил ей завтрак в постель, ты приглашал ее на ужин в рестораны, ты делал ей сюрпризы. Разумеется, ты даже не намекал, в каком смысле твои знаки внимания были ухаживаниями по всем правилам этикета, впрочем, со временем она сама догадалась бы об этом.

Однажды днем кто-то позвонил в дверь. Мама пошла открывать. Довольная улыбка появилась на твоем лице, как ты ни старался делать вид, что полностью поглощен чтением «La Gazzetta dello Sport»[27]. Сельваджа сидела рядом с тобой, собирая из бусинок новое ожерелье. Расстояние, которое отделяло вас, притом что вы не разговаривали и каждый, на первый взгляд, сосредоточенно занимался своим делом, все же не мешало тебе физически чувствовать ее близость. Мама недолго разговаривала с кем-то на пороге, потом вернулась в гостиную с огромным букетом цветов в руках.