Ковчег изгоев (СИ) - Куницына Лариса

— Что у нас сегодня?

— Омлет и оладьи из синтетической печёнки с тушёной капустой. И твое любимое печенье с корицей.

— Какое приятное совпадение…

— Это совпадение?

— Может, и нет, — беспечно пожал плечами он. — Может, я и проговорился, что люблю такое печенье. Это неважно. Несмотря на упадочное настроение окружающих, у меня сегодня разыгрался аппетит. Наверно, это следствие моего полного невежества в делах космических путешествий. Ситуация, действительно, так безнадёжна?

— Понятия не имею, — пожала плечами я. — Нужно дождаться дальнейшего развития событий и тогда, может быть, нам и удастся это понять. Честно говоря, после просмотра этой записи, мне пришло в голову, что, поскольку нашим заданием, по сути, является не поиск пропавшего патрульного, а эта воронка, возможно, нам бы и пришлось в неё сунуться. Но когда идёшь на это осознанно, не так обидно.

— Конечно, я готов сам прыгнуть на дно могилы, но не позволю, чтоб меня туда тащили, — процитировал он.

— Только не надо про могилы.

— Как скажешь.

Мы принялись за еду, а я тем временем то и дело бросала на него заинтересованные взгляды.

— Скажи честно, — проговорила я, когда он разлил кофе по чашкам, — у тебя у самого возникли какие-нибудь мысли относительно этой записи?

— Пока ничего, заслуживающего внимания. Но я думаю.

— Хорошо, — вздохнула я, — потому что у меня такое чувство, что об этом думаем только мы с тобой.

— Интересно, о чём думает мальтиец?

— Иди, спроси, — я взглядом указала в угол, где Дакоста уже минут двадцать сидел, не меняя позы и устремив глаза в пустоту. Джулиан заметил его и покачал головой.

— Да, ему сейчас не позавидуешь. Странно, что ему ещё не намылили шею.

— Пытались. Но что бы это изменило?

— Ничего, только мне лишняя работа, — он какое-то время смотрел на своего коллегу. — Знаешь, мне его даже жалко стало. Наверно, стоит подойти.

В этот момент Дакоста вздрогнул, словно почувствовал наши взгляды, и посмотрел в нашу сторону. Потом поднялся и направился к нам.

— Сам идёт… — тихонько прокомментировала я.

Дакоста подошёл и остановился возле нашего столика.

— Разрешите? — спросил он.

— Присаживайтесь, — кивнула я.

Он сел и задумчиво посмотрел на меня.

— Я всё испортил? Я погубил всех?

— Пока сложно говорить о последствиях… — произнесла я. — Возможно, нам удастся выкрутиться.

Он перевёл взгляд прозрачных глаз на Джулиана.

— Вы меня презираете, МакЛарен?

— А вы ведь больше всего боитесь презрения, гордый человек? — усмехнулся тот. — Нет, не презираю. Честно говоря, я вам завидую.

— Завидуете? Чему? Моему позору?

— Нет, не позору. Я завидую тому, доктор, что вы с вашими знаниями и в вашем возрасте умудрились остаться ребёнком. Капризным и жестоким, но всё же ребенком. В каком же чудесном мире вы там живёте? Но не беспокойтесь. Это пройдёт. У вас ещё есть надежда поумнеть и повзрослеть.

— Странно слышать это от вас, ведь вы моложе меня.

— Настоящий возраст измеряется не годами, а страданиями и свершениями.

— Да, я где-то читал об этом.

— Об этом часто пишут. Хотите кофе?

— Не откажусь. Мой остыл.

Дакоста нажал кнопку на боковой стороне стола и произнёс:

— Микки, принеси чистую кофейную чашку.

Микки примчался с чашкой и, грациозно составив её с подноса на стол и поклонившись, умчался в кухню. Дакоста посмотрел ему вслед.

— Может быть, вы и правы, в чём-то я остался ребенком. Такое бывает. Кажется, что ты всё делаешь верно, что ты прав, ты на коне, а потом вдруг видишь, что конь деревянный, и едешь ты вниз по лестнице как раз в направлении стены. Попробуйте понять меня, этот корабль — дело всей моей жизни. Я занимаюсь этим проектом десять лет. Ради него я забросил свою работу, пошёл учиться на медицинский факультет, занимался в госпиталях и Центре психической реабилитации. Я думал, что я имею право руководить своей работой. Ведь это важно, держать всё под контролем. И вдруг всё начало утекать у меня сквозь пальцы. Те, кто поддерживал мои начинания, вдруг были задвинуты в тень молодыми и амбициозными людьми, которые понимали суть проблемы, но изначально не были согласны с нашей концепцией. Я уверен, что замена Лейда — это их рук дело. Мало того, что меня перевели со старпома на врача, так и в лазарете мне пришлось потесниться. И кто я здесь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Как показал сегодняшний день, вершитель судеб, — ответила я. — Можете гордиться.

— Простите, — он уронил голову на бледные тонкие руки и тяжко вздохнул. — Я понятия не имел, к чему это приведёт. Я просто хотел оставить за собой право решающего голоса.

— На что вы надеялись? — воскликнула я. — Вы ведь не умеете летать в космосе. Вы не знаете его законов, его опасностей, вы не знаете, что он собой представляет. А это просто холод и пустота. Это вечное и равнодушное ничто, живущее по своим собственным законам, для которого тридцать человеческих душ в металлической банке значат не более чем обычный булыжник того же размера. Люди, которые поддерживали ваши начинания… Что они понимали в космосе? Они летали когда-нибудь? Они спасали кого-нибудь? На их глазах взрывались звездолёты с десятками живых людей на борту? Они вылавливали в невесомости обледеневшие тела погибших? Что они знают о жизни и смерти здесь, в этой ледяной бездне?

— Согласен, — кивнул он. — Может, ни я, ни они ничего не понимаем в космосе, но есть вещи, в которых мы понимаем, но не понимаете вы. То, ради чего мы всё это затеяли. Вы умеете летать в космосе, а мы знаем, как бороться с тёмными силами. Так почему бы каждому из нас не заняться своим делом?

— Бороться с тёмными силами? — переспросила я. — Что вы, мальчик, знаете о тёмных силах? Вы, родившийся и выросший на светлой и благополучной Земле. То, что вычитали в своих гримуарах и инкунабулах? Да вы хоть раз видели хоть одного демона, не говоря уж о битве с ним?

Его глаза обиженно и упрямо сверкнули:

— По крайней мере, я знаю, что делать, если увижу его. И я иду на эту битву не с пустыми руками. У меня есть оружие: этот корабль и этот экипаж.

— Экипаж — это не оружие, — отчеканила я. — Это живые люди. И что вы называете экипажем? Этих разобщенных, измученных и напуганных людей? Экипажем они станут, когда будут называть друг друга по именам, когда будут понимать друг друга с полуслова и полувзгляда, и когда каждый будет готов отдать жизнь за каждого и за общее дело. А пока у вас нет экипажа.

— Вы думаете, что вы своей демократичностью добьётесь большего? Это не обычные люди, это уникумы. Каждый из них в чём-то превосходит вас, и когда они поймут это, они возьмут над вами верх. Их можно держать в узде только страхом.

— Зачем вы пошли на медицинский факультет, доктор? — неожиданно спросил Джулиан. — Если вы собирались стать командиром корабля или старпомом, почему не пошли в космошколу, или где там ещё учат на эти специальности? Чтобы разобрать этих людей на винтики, и знать на какую кнопку нажать, чтоб они выполняли ваши команды? Вы думаете, что знание анатомии и методик лечения достаточно, чтоб быть врачом?

— А что ещё нужно, по-вашему, доктор?

— Милосердие.

Дакоста вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Мне говорили об этом на факультете. Но милосердие — это не совсем то, что нужно воину.

— Ошибаетесь, это именно то, что нужно воину с тёмными силами, потому что его главное оружие — не звездолёт. Его оружие — свет. Подумайте над этим.

Дакоста какое-то время задумчиво смотрел на него.

— Странный вы, МакЛарен. Говорите так, будто сами всю жизнь боролись со Злом. К тому же такая загадочная личность… Скажите тогда, почему вы занялись медициной?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Потому что вся моя семья, все мои родные умерли от чумы. А я по какой-то нелепой случайности остался жив.

Дакоста пристальней взглянул на него.

— Где это было? На какой планете?

Джулиан покачал головой.

— Это не имеет значения. Теперь той планеты больше нет.