Гнев Цезаря - Богдан Сушинский

Январь 1949 года. Албания.

Влёра. Отель «Иллирия»

Около десяти вечера, когда флотский чекист уже собирался отходить ко сну, он по телефону был вызван в номер генерала Волынцева.

«Атташе настолько рано оставил ресторан, что теперь мается в номере без женщины?! – удивился Гайдук. – Интересно, что могло заставить этого генерала, никогда ранее не отказывавшегося от удовольствия „вдрызг измять“ очередную юбку, довести свое существование в „Иллирии“ до полумонашеского аскетизма? Что-то рановато он начал сдавать позиции, ра-новато…»

– Вы уже в курсе, что вами, в лице бывшего германского офицера, заинтересовалась итальянская контрразведка? – канцелярским тоном спросил генерал, как только Дмитрий переступил порог.

– Лишь несколько часов назад узнал об этом. Но из того же источника, из которого получили сведения вы сами, то есть со слов графини фон Жерми.

Произнеся это, подполковник выдержал паузу, чтобы понять, действительно ли у генерала Волынцева тот же источник, или же у него какие-то более основательные сведения. А поскольку Волынцев никак не отреагировал на этот «пробный информационный шар», заключил: «Слава богу, из того же. И хорошо, что судьба послала мне сюда Волынцева, а кого бы то ни было другого. Все-таки мы знакомы с этим человеком с сорок первого».

– И что, есть предположения по поводу того, почему пытаются выйти именно на вас? – Генерал, очевидно, попросил сделать в номере кое-какую перестановку мебели, и теперь он был похож на небольшой кабинет – с массивным, обращенным к двери столом, слева от которого стояла небольшая книжная этажерка, а справа – домашний бар. Кровать же была отделена ширмой. – Возможно, вы уже знаете или хотя бы догадываетесь, о ком идет речь?

– О бароне Генрихе фон Шварцвальде, как утверждает наша общая знакомая.

– И какие суждения по этому поводу? – Резким движением руки указал флотскому чекисту на один из двух стульев по ту сторону стола.

– Пока никаких. Впервые слышу об этом… бароне фон Шварцвальде.

– Ну, фамилия может быть изменена.

– Скорее всего… Потому и говорю: нужно видеть человека. Впрочем, никакого желания встречаться с ним, или с кем бы то ни было другим из тайных агентов итальянской контрразведки, у меня нет. Хотя еще в Севастополе, во время инструктажа, нас – командира конвоя, меня и нескольких других офицеров – предупреждали, что попытки завязать знакомство с нами или даже вербовки не исключаются.

– Ну, чтобы прибегать к подобным предупреждениям, особые, секретные инструктажи не нужны, – нахмурясь, проворчал атташе-генерал. – Тем более что речь идет о профессионалах.

– И все же хотел бы получить инструкции, как вести себя с этим германцем и вообще нужно ли идти на контакт с ним.

– То есть имеешь страстное желание прикрыться моими генеральскими погонами?

– Даже скрывать не стану: да, такое желание у меня имеется.

– Вот, подлец, даже не оправдывается! – незло проворчал Волынцев, причем с такими интонациями, словно обращался к кому-то третьему.

– Одно дело – выполнять приказ, другое – встречаться с вражеским агентом по собственному желанию. Меня потом года полтора будут таскать по «особым отделам» да упражняться на мне в выбивании признаний. Притом что германец-итальянец этот нам и на фиг не нужен.

– И это я слышу от офицера контрразведки и начальника службы безопасности конвоя! – устало покачал головой атташе-генерал.

– Поэтому и слышите.

Атташе взял с небольшого подноса рюмки, наполнил их русской, из домашних еще запасов, водкой и, лишь когда под «тост молчания» они выпили, признал:

– В принципе, ход мыслей у тебя правильный: идти на такие контакты, не поставив в известность Центр, – решение самоубийственное. Поэтому я сразу же подстраховался, то есть еще позавчера связался по своим каналам с Главным управлением военной разведки и получил добро.

– Это сразу же меняет ситуацию, – степенно оживился подполковник.

– Мало того, наши кадровики попытались выяснить, с кем нам предстоит иметь дело, и оказалось, что ни по каким картотекам, ни «германским», ни «итальянским», этот самый Генрих Шварцвальд у нас не проходит. Предполагают, что под этим оперативным псевдонимом скрывается кто-то из людей Скорцени. Или же на тебя возжелал выйти кто-то из агентов британской разведки.

Гайдук почти не сомневался, что под личиной итальянского контрразведчика Шварцвальда скрывается немецкий диверсант фон Штубер, однако спешить с изобличением не стал. Нужно, чтобы эсэсовец сам назвал свое имя, иначе придется объяснять, когда и при каких обстоятельствах они познакомились. И вот тогда уже… Рассуждать на тему того, что именно последует за этим «тогда уже…», подполковнику не хотелось. Прекрасно понимал, что никакое объяснение того, почему он скрыл от органов свое кратковременное пленение, его уже не спасет, слишком поздно. Ну а вслух произнес:

– Уверен, что гадать, кто на самом деле этот Шварцвальд, теперь уже придется недолго.

– И что существенно: теперь мы уже обречены на эту встречу с итальянским контрразведчиком по воле Центра. Раскручивается полномасштабная операция.

– Вы сообщили, что этот германец желает встретиться именно со мной, подполковником Гайдуком?

– А разве есть основания считать, что он стремится выйти именно на тебя? – хитровато ухмыльнулся генерал, предложив закусить вместе с ним ломтиками своей любимой, щедро начесноченной конской колбасы. Даже в годы войны Волынцев умудрялся каким-то образом доставать ее, то ли из Калмыкии, то ли из Башкирии. Судя по всему, остался верен своему гастрономическому пристрастию и здесь, на Балканах.

– По-моему, нет, – решительно повел подбородком флотский чекист. – Жерми уверяет, что германец на итальянской службе тоже в ответе за безопасность своего конвоя, вот и решил пообщаться с коллегой.

По застывшему на какое-то время взгляду генерала Дмитрий понял, что сама Анна докладывала об интересе Шварцвальда именно к персоне Гайдука, но отступать он уже не собирался.

– Вот и я высказал графине фон Жерми те же соображения. Иначе сразу же возникает масса ненужных вопросов о том, откуда германцу известна фамилия начальника службы безопасности конвоя. И как давно… известна? – вновь взялся за бутылку атташе-генерал. – Уж не со времен ли войны? Или все-таки со времен, а, подполковник?

Гайдуку не так уж и часто приходилось встречаться с ним за бутылкой водки, но к конской колбасе пристраститься он все же успел. Вот и сейчас он с удовольствием разжевал кусок приятно пахнущей, по-настоящему мясной, без каких-либо сальных и прочих жировых добавок, колбасы и только тогда проговорил:

– Подождем до завтра. Как только я увижу этого барона, сразу же определюсь: встречался с них когда-нибудь, скажем, во время допросов пленных, которых передавали нам в разработку, или нет? И вообще, все прояснится.

– То есть вы еще не виделись с ним? Имею в виду здесь, в Албании?

Гайдук так и не понял, что именно скрывается за этим вопросом: то ли банальное уточнение, к которым обычно прибегают при размышлениях вслух, то ли упрек по поводу сегодняшней встречи со странноватым таксистом, о которой флотский чекист решил не упоминать. Появление таксиста он вообще намерен был вынести за рамки всей этой словесной сутолоки по поводу мифического германца.

– Но меня это не огорчает: есть надежда, что увидимся.

И тут в сознании подполковника всплыла первая встреча с немцами во время захвата ими летом сорок первого еще недостроенной авиационной базы «Буг-12». Ни фамилии эсэсовца, который допрашивал его тогда, во время кратковременного пленения, ни его лица долгое время Гайдук вспомнить не мог. А если бы и вспомнил, тут же постарался бы забыть, как забывают подробности кошмарного сна. И лишь когда Анна сообщила, что на самом деле Шварцвальд – это барон фон Штубер, память его словно бы взорвалась от эмоций и воспоминаний. Крайне неприятных для него сейчас… воспоминаний.

Другое дело, что совсем рядом находился тот единственных из его соотечественников человек, который был извещен о происшествии на базе. И человеком этим стала графиня фон Жерми. Правда, раньше она не знала ни фамилии офицера СД, ни его лица, но о самом факте ей было известно. К счастью, к числу его врагов Анна не принадлежит; к тому же они были связаны тайной гибели энкавэдэшника Вегерова[31], однако женщина могла просто элементарно проговориться. Или же специально для того и прибегнуть к утечке взрывоопасной информации, чтобы и самой подстраховаться, и его, подполковника, подстраховать. На тот случай, естественно, когда бы Шварцвальд вздумал шантажировать флотского чекиста, пытаясь нейтрализовать его сведениями, переданными советской разведке через дипломатов или через того же генерала Волынцева.

– Подождем, конечно, – вновь наполнил рюмки атташе-генерал, предупредив при этом, что пьют по последней. Не донося спиртное до губ, он неожиданно спросил: – Что-то начал припоминать, подполковник? Ну-ну?! По глазам вижу: что кое-что в твоей памяти просветляется. Кто такой этот Шварцвальд? Когда и где вы с ним виделись раньше? Уже завтра утром я мог бы сообщить в Центр его имя и хоть какие-то сведения из прошлого, что значительно усилило бы наши позиции.