Время ушельцев - Сергей А. Филимонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он достал из-за пазухи письмо Хириэли и прочел его вслух.
— Видишь, чем дело обернулось?
Дракон молчал.
— Никто теперь не сможет упрекнуть, что я сюда ходил.
— Залезай на мою спину, — неожиданно откликнулся дракон.
Не одно столетие прожил на свете Тилис, но даже не подозревал, как это здорово — летать. Чешуйчатое тело мягко покачивалось в такт взмахам могучих крыльев. Встречный ветер трепал и рвал длинные волосы. А внизу медленно проплывали горные хребты, пустыни, реки, озера…
«Надо будет еще веревку или ремень, чтоб держаться», — подумал он.
Оранжево-золотистый змей медленно и плавно снижался. Впереди уже вырастали пещеристые скалы и порхающие вокруг них птицы…
Нет! Это были не птицы. Это был Город Драконов — тот самый, о котором слышали многие, но никто и никогда еще не видел!
Кроме самих драконов, конечно.
Безупречный воин делает в штаны
В «Иггдрасиле» в ту ночь кипела жизнь. Горели черные свечи, распространяя скипидарный запах гуталина, два зеркала отражались одно в другом, и бесконечный коридор огней сходился вдали. Мерлин помешивал в чаше какую-то дрянь.
— Round about the cauldron go,
In a poison'd entrails throw…[6] —
пели самозваные маги на мотив хора ведьм из «Макбета».
— Misce, misce aqua[7] тухлус,
Прибавляя винный уксус,
Radix ipecacuanae[8]
И еще траву дурмана, —
начала Мунин.
— Double, double, toil and trouble,
Fire burn and cauldron bubble[9], —
грянул хор.
— Зловонючий, ядовитый
Гриб из рода Amanita[10],
И хмельной болиголов,
И отвар лесных клопов, —
подхватил Митрандир.
— Double, double, toil and trouble,
Fire burn and cauldron bubble…
— Psilocybe mexicana[11]
По рецепту дон Хуана,
Едкий натр и едкий кал,
Как Хенаро завещал, —
пропела Луинирильда.
— Double, double, toil and trouble,
Fire burn and cauldron bubble…
— Хвост иблиса, глаз лягушки,
Три пера из-под подушки,
Семь червей и девять мух;
Да приидет грозный дух! —
закончил Мерлин.
Чаша пошла по кругу. Если бы Поломатый не был до такой степени напуган, он бы заметил, что и Мерлин, и Митрандир, и Луинирильда, и Мунин из нее не пьют, а только касаются губами. Так что ему пришлось выпить всю чашу до капли. Во рту у него остался тошнотворный привкус собачьего дерьма. Но он твердо решил держаться до конца.
— Вызываю дух дона Хуана Матуса! — провозгласил Мерлин. — Дух человека по имени Хуан Матус! Дух дона Хуана Матуса, приди! Пришел ли ты?
Молчание.
— Попробуем духоловку, — решил Мерлин и взял со стола пионерский горн. Раздался неприличный звук.
— Дух, приди! — возгласил Мерлин.
Сатанинский хохот раскатился под потолком. Поломатый сжался, словно пытаясь пройти сквозь пол. Но пол был цементный, и Гэндальфу пришлось волей-неволей взять себя в руки.
— Назови свое имя!
— Анухидий! — произнес загробный голос.
Достаточно было немного поиграть буквами в этом «имени», чтобы понять, что на самом деле это — нецензурное ругательство. Поломатому, впрочем, было не до этого.
— Дух по имени Анухидий, твоим собственным именем заклинаю тебя: ответь нам, где искать Кольцо Всевластия?
— Под хвостом лошади Отца-Основателя, — произнес голос.
— Благодарю тебя, великий дух, за то, что ты посетил нас. Ныне я разрешаю тебе расстаться с нами. Все. Расходимся по одному, — подытожил Мерлин после небольшой паузы.
Поломатый затравленно повел головой, потом вскочил, опрокинув табурет, и ринулся к выходу, свалив по дороге транспарант с девизом клуба: «Те, кто верует слепо — Пути не найдут».
— Что это тебе вздумалось вызывать какого-то Анухидия? — поинтересовалась Мунин. — Мы же как будто договаривались про Бафомета!
— А если бы он и в самом деле пришел? Об этом вы подумали? Ладно, что вышло, то вышло. Давайте теперь обзванивать остальных.
Тьмутараканский болван
Бронзовый князь Владимир Святославич, тысячу лет назад основавший Тьмутаракань, сидел на коне и указывал рукой на недалекую отсюда крепость. В одиннадцатом веке ее брали половцы, потом — татары, потом, уже в шестнадцатом, ее отбил у черниговских князей Иван Грозный… А уж про двадцатый век и говорить нечего — мальчишки до сих пор таскали из окрестных лесов ржавые гранаты.
Словом, старая крепость повидала на своем веку многое.
Но такое…
Поломатый был облачен в белую простыню. На левом его плече в такт шагам покачивалась лопата, а в правой руке горела церковная свеча. Вдобавок от него разило ладаном, как от свежеотпетого покойника.
— Карр! Карр! — крикнула ворона.
«Збися дивъ, кличет връху древа, велитъ послушати земли незнаемѣ: Влъзѣ, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебѣ, Тьмутороканьскый блъван!»[12] — проступила надпись на постаменте.
Поломатый прилепил свечу сзади памятника и, помолившись, начал копать.
Ворона каркнула еще дважды.
Поломатый продолжал копать, внимательно разглядывая землю. Вдруг он выпрямился и поднес что-то к самым глазам…
— Аааоооууу! — раздался над сонным городом истошный вой назгулов.
И в тот же самый момент вспыхнул прожектор, заливая площадь ярким светом. Засверкали фотовспышки, запечатлевая Поломатого с каким-то черепком в руках и девятерых иггдрасильцев, с ног до головы закутанных в черное. Внезапно один из них бросился вперед, вырвал из рук Поломатого его добычу, расшвырял, как кегли, тех, кто пытался его удержать, и скрылся в проходном дворе. Через секунду оттуда послышался треск мотоцикла.
— Прошляпили, ротозеи! — выругался Коптев.
— Вы, разумеется, уже догадываетесь, — говорил он пятнадцать минут спустя восьмерым оставшимся, — что сюда вас привезли не просто так. За рытье ямы под памятником и дикие вопли в половине первого ночи с вас хватило бы и отделения. Рассказывайте, куда дели платину.
— К-какую платину? — изумленно переспросил кто-то.
— Платиновые проволочки из термопар, которые вам должен был передать гражданин Бобков.
— Ах, так он еще и в это влез? — возмутилась Мунин. — Нет, он нам ничего не передавал, это мы ему Кольцо подсунули.
— Кольцо? Платиновое?
— Да нет же, латунное! Он вбил себе в голову, что оно существует, ну, мы ему это кольцо и подсунули.
— Ничего не понимаю.
— Дело вот в чем, — Мунин достала
