Муж и жена - Тони Парсонс

— Вращения, — мягко поправил ее Текс. — «Четырехзвездный буги» — это танец в четыре ряда, — сообщил он, как будто я собирался проявить интерес к такого рода подробностям. — В отличие от «Дикого-дикого Запада» — танца, который, как вам, наверное, хорошо известно, исполняется в два ряда.

— Вы живете где-то поблизости, Текс?

— В Саут-Энде. Прямо по шоссе А127, потом направо у старого паба «Рок войны».

— Грэм работал страховым агентом, — подсказала мама. — Конечно, сейчас он на пенсии.

Текс налил всем чаю:

— Один кусок сахара или два? Я-то и без того сладкий.

Моя мама буквально покатилась со смеху, как будто услышала что-то очень остроумное.

Она отправилась на кухню за очередной порцией печенья, а я извинился перед Тексом и вышел вслед за ней.

— Я думал, что ты ходишь на танцы с тетушкой Этель, — начал я.

— Этель бросила танцы. Из-за своего артрита, Гарри. Все эти притопы вызвали у нее обострение. Бедняжка.

— Что этот Джон Уэйн делает в нашей гостиной, сидя в кресле отца?

— Старина Грэм. С ним все в порядке. Не волнуйся, он безобиден. Просто отвозит меня до дома на своей машине. Поверь мне, он слишком высокого о себе мнения. Очаровал всех наших старушек.

— А тебя?

— Меня? — Мама искренне рассмеялась. — Не беспокойся, Гарри. Для меня это прошедший этап. Если я приглашаю мужчину домой на чашку чая с печеньем, то можешь быть уверен, что он получит именно чай, ну, может быть, к печенью я еще добавлю заварной крем.

— А Текс знает об этом? — Я вспомнил выпуклые очертания в районе ширинки джинсов «Ливайс». Хотя маме перевалило уже за семьдесят, она была очень миловидной женщиной и вполне еще могла привлечь какого-нибудь похотливого старикашку. — Он не будет хвататься за шестизарядный пистолет? — произнес я с ухмылкой, притворяясь, что уже знаю ответ.

Но мама перестала улыбаться.

— У меня был муж, — сказала она. — И этого для меня вполне достаточно на всю жизнь.

— Твоей маме необходимо доказать себе, что она все еще женщина, — сказала моя жена. — Она должна проявить свою сексуальность.

— Она — маленькая старушка! И проявлять себя ей надо как-то по-другому. Пусть вяжет, наконец!

Мы собирались ложиться спать. Как делали это уже сотни раз. Но вид моей раздевающейся жены все еще возбуждал меня. Чего стоят ее длинные обнаженные ноги! Не думаю, что она чувствовала то же самое, глядя, как я натягиваю на себя полосатую пижаму.

— Мне кажется, что это просто замечательно, что у нее есть друг-мужчина, Гарри. Ты ведь знаешь, как ей не хватает твоего отца. Не хочешь же ты, чтобы она всю оставшуюся жизнь спала с зажженным светом?

— Она всегда была с моим отцом. И ей должно его не хватать. Это правильно.

— Значит ли это, что после твоей смерти я обязана хранить тебе верность?

Я фыркнул:

— Мне будет вполне достаточно, если ты будешь мне верна, пока я жив.

В этот момент она надевала через голову футболку и на мгновение застыла. Потом показались ее прищуренные глаза:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего.

— Выкладывай.

— Просто ты, кажется, чересчур подружилась с этим типом.

— С Люком?

— Его так зовут?

— Господи, Гарри! Меня не интересует Люк. По крайней мере, не в этом аспекте.

— Ты говорила, что он хочет…

— Мне наплевать, чего он хочет. Одно дело хотеть, другое — получить. Он достаточно умен, чтобы понять, чем я занимаюсь. И он знает, что я могу быть полезна его бизнесу. Думаю, что он может и мне быть полезен. Я им восхищаюсь, понял?

— Ты восхищаешься торговцем бутербродами?

— Он блестящий бизнесмен. Все, что он имеет, он заработал тяжелым трудом. Я знаю, что тебе не понравились его слова об Эймоне. Мне тоже не понравились. Но это только бизнес. Неужели ты думаешь, что я имею на него виды? Я не трахаю все, что движется, Гарри. Я не мужчина, я — не ты.

— Ну, и как же вы общаетесь — ты и старина Люк? Мне просто любопытно, как строятся ваши отношения.

— Его компания получает больше заказов, чем они могут принять. Если что-то появляется, когда они полностью заняты, он вызывает меня.

— Нет, я имею в виду, как строятся ваши с ним взаимоотношения? В другом плане. Он знает, что ты не заинтересована в нем как в мужчине? Его это устраивает? Или он все еще лелеет надежду наложить руки на твои канапе? Можешь не отвечать, потому что ответ я знаю.

Я понимал, что мне следует заткнуться, но уже не мог остановиться. Я испугался, что теряю ее. Это было смешным, потому что именно я отправился в дом Джины, зная, что ее там нет.

— Хочешь, я скажу тебе, Гарри, что меня огорчает? Ты думаешь, что он хочет от меня только одного. Но может — только может, — его интересует и еще кое-что? Тебе это не приходило в голову? Почему тебе так трудно поверить в то, что кому-то я нравлюсь именно тем, что могу делать. Не тем, как я выгляжу. Неужели это так трудно себе представить?

«Потому что ты все еще сводишь меня с ума, — подумал я. — И я не могу себе представить, что другие мужчины смотрят на тебя и не чувствуют того же, что и я». Но вслух я ничего не сказал.

— Не хочу даже с тобой разговаривать, — сказала она, повернулась на бок и резко выключила свет на своей тумбочке.

Я повернулся на другой бок и тоже выключил свет.

Какое-то время мы молча лежали в темноте. А когда она заговорила, в ее голосе не было ни слез, ни гнева. Только некоторое недоумение:

— Гарри?

— Что?

— Почему тебе так трудно поверить, что тебя любят?

Тут она застала меня врасплох.

Казуми говорила, что каждое утро она посещает курсы фотомастерства в Сохо. После пары неудачных попыток я обнаружил, что если правильно рассчитаю, то смогу перехватить ее по дороге от дома Джины до станции метро. Мне самому было трудно поверить в то, что я делал. Но все равно я шел на это.

Я остановился у края тротуара, посигналив ей, игнорируя машины сзади, которые из-за меня остановились в этот утренний час пик и отчаянно мне сигналили.

Я притворился удивленным:

— Казуми? Я так и подумал, что это вы. Хотите, подвезу вас в город? Мне по пути.

Несколько неохотно она села в машину. Казалось, что она не так уж и рада меня видеть, во всяком случае, не настолько, насколько я надеялся. Казуми с трудом втащила большую картонную коробку, на которой было написано «Илфордская фотобумага». Еще на плече у нее висели два фотоаппарата, но она не выглядела как обычная туристка. Я спросил, нравится ли ей Лондон, что она сейчас изучает и скучает ли она по Японии. Я слишком много говорил, нес всякую чепуху, щеки мои горели от возбуждения. Наконец, ей удалось вставить слово.