Пурпурный занавес - Всеволод Глуховцев

Ничего плохого Николай в этом не видел, по большому счету. И все же, размышляя по дороге к психоаналитику о смысле бытия человеческого, собственным умом пришел к тому же выводу, к какому и две с лишним тысячи лет назад автор Экклезиаста: все суета сует, муравьиный труд, мышиная возня и копошенье червей. Вся наша жизнь в качестве так называемого общественного существа, обладающего разумом, есть не что иное, как беспрерывные тараканьи бега. А в конце ждет приз – старуха с косой.

Зайдя в кабинет к своему старшему приятелю, Николай засомневался – сразу рассказать об интеллектуальных достижениях, или позже, когда проведут сеанс. Решил, что после будет удобнее…

Уверенно войдя в транс, он направил свои мысли к подсознательной сфере Леонтьева – и очутился в роскошном дворце, посреди просторного зала.

Вокруг зеркала, хрусталь, позолота. На стенах большие портреты каких-то людей в самых разнообразных одеяниях: рядом со старцем в парадном мундире времен Людовика XIV соседствовало изображение молодого человека в футболке с надписью «Viva Cuba!»

Гордеев начал обход, неслышно скользя по мраморному полу, между колоннами и тихо журчащими фонтанчиками, мимо комодов и каминов с канделябрами, рассматривая изящные статуи и большущие напольные вазы. В глаза била барская роскошь и великолепие, во всем чувствовался достаток и требовательный вкус эстетствующего богача.

Протяженные галереи сменялись обширными залами, а те, в свою очередь, длинными полутемными коридорами, стены которых были завешаны узорчатыми персидскими коврами и бархатными драпировками. Повсюду горящие свечи – множество разноцветных свечей. В одной из комнат несколько нелепо смотрелся огромный суперплоский экран с приставкой DVD под ним, соседствующий со статуей рыцаря в проржавелых доспехах и сложенным из грубых камней очагом – здесь-то зачем, ведь не кухня же?

Николай усмехнулся: аристократ, блин! Он бы еще рыцарю в железную перчатку мобильник вложил – для полноты картины!.. Впрочем, хоть не ретроград – похвально.

Пройдя в следующее помещение, Гордеев застыл на пороге в изумлении.

В центре зала с высоким сводчатым потолком возвышалось внушительное изваяние, с реалистической точностью изображавшее устремленный ввысь фаллос с двумя валунами мошонки у основания. Такое ощущение… Николай стремительно приблизился, потрогал – ну да, из высококачественной резины изготовили, чертяки! Но каков гусь – этот Леонтьев-Филимонов!..

Так он всё блуждал и блуждал по многочисленным комнатам-переходам этого великолепного замка, и вскоре ему это наскучило.

Где же владелец? Он ведь должен, просто ОБЯЗАН быть где-то здесь…

И словно откликнувшись на его призыв, слуха Гордеева достигли звуки сбивчивой человеческой речи. Слов было не разобрать, да и не важен их смысл, главное – гость, кажется, обнаружил хозяина. Устремился в ту сторону, откуда доносился голос. Так и есть, интонации Леонтьева – по мере приближения Николай все яснее различал речь говорившего, или точнее бубнившего. Наконец-то!

Он достиг покоев, заглянул в приоткрытую дверь – ну вот, приехали.

Теперь уж изумления не было. Николай едва не прыснул со смеху.

Голый, потный, тучный Леонтьев, пыхтя и бормоча себе под нос разные скабрезности, содомствовал с прекрасным юношей. Прилип к его заду словно краб и знай себе, энергично работает тазом. В такт движениям и произносит свой монолог, словно молитву – прости, Господи! – творит. А может, колдовские заклинания?..

Посмотрел Николай, посмотрел, покривился, да и ушел. Что тут скажешь? И так все ясно.

Покинул красивый дворец тайного извращенца, и тут одна интересная мысль пронзила его: зачем возвращаться в Срединный мир, в земную реальность, когда можно попытаться прямо отсюда, из виртуального пространства леонтьевской психосферы скакнуть прямиком в подсознание Глухаревского!

Только подумал, тут как тут перед ним лесенка – только сброшена она была не с воздушного шара, а с внушительной туши дирижабля. Это что-то новое…

Не утруждая себя рассуждениями, Николай полез наверх, забрался в нутро гондолы и опустился в кресло. Поехали, что ли, то бишь полетели? И они действительно полетели.

Коля прикрыл глаза и не заметил, как уснул под мерный рокот пропеллеров. Пробудился мгновенно от ощущения какой-то перемены. Понял, что судно уже не плывет по небу, а зависло над одним местом – вероятно, достигло цели?

Гордеев выглянул в проем люка. Лестница покачивалась над мелким песочком пляжа. Вот так сюрприз – он на побережье морском, что ли? Пассажир, извольте сойти и проследовать к пункту назначения!..

Только хотел выйти – как голова закружилась, и он потерял сознание.

Когда Николай пришел в чувство, дирижабль исчез, а он увидел себя на берегу океана.

Отчего возникло в Гордееве это понятие – «океан», он не смог бы сказать, хоть убей. Но он совершенно точно знал, что это не большое озеро типа Байкала, не море даже, а именно океан, не больше и не меньше.

Какой?.. Вот уж Бог ведает. Точно, что не Северный Ледовитый.

Этот мир – необъятная ярко-синяя высь небес, безбрежная лазурь спокойных вод, ласковый прибой у бело-песчаного берега – был мир никогда не виданных Николаем южных широт. И одинокая пальма слева, плотные лентовидные листья которой слегка покачивались от неуловимого ветерка, служила явным тому подтверждением.

Гордеев зачем-то направился к пальме. Хотя нетрудно понять, зачем – во всем окоеме это был единственный предмет, отличный от пространства неба, океана и песка. Песок, кстати, был удивительно мелкий и мягкий – как мука, он и цветом-то почти белый, едва-едва в желтизну… Николай шел, чувствуя, как берег плавно пружинит под ногами, всё равно что плотный резиновый ковер.

Пальма казалась вроде бы недалекой, но Гордеев шагал, шагал, а она будто и не приближалась. Однако нечто изменилось. Что именно?.. А вот что: теперь ясно было видно, что от пальмы тянется веревка.

Николай побежал. Это оказалось потруднее, чем шагать. Ноги вязли в песке, заплетались. Но он добежал таки. И увидел, что длиннющей веревкой к пальме привязана лодка.

Он догадался: отвязал веревку (скорее трос, в палец толщиной) и, не выпуская ее из рук, припустил к лодке. Страховка оказалась по делу: лодка болталась на мелководье, и отпусти трос – унесло бы запросто.

Это была килевая двухвесельная шлюпка. Николай долго не думал, кинул смотанный трос на дно шлюпки, вскочил в нее и сильным движением весел оттолкнулся от берега.

Последний раз он греб больше десяти лет тому назад, на озере в городском парке. Но сейчас он так лихо заработал веслами, как будто только этим и занимался всю жизнь. И шлюпка скользила по воде необычайно легко – один гребок, и она пролетала сразу метров сто. Николай вскинул голову: ага, берега уже не видно.