Смешенье (1-2) - Нил Стивенсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы сами варите мыло? – спросила Элиза. – Такой аромат чудесный!
– Ну конечно, сами! – сказала герцогиня, дивясь, что Элиза сочла такой факт достойным упоминания. Тут что-то пришло ей в голову. – Обязательно берите наше мыло.
– Сударыня, я и без того злоупотребляю вашим гостеприимством. В Париже множество парфюмеров и мыловаров. Мне несложно съездить туда и…
– Нет, нет! – воскликнула герцогиня. – Никогда не покупайте мыло в Париже – у незнакомых людей! Не забывайте, что на вас лежит забота о сиротке!
– Как вы знаете, сударыня, маленький Жан-Жак теперь на попечении отцов-иезуитов. Наверное, они сами варят мыло…
– Да уж кому, как не им, об этом заботиться! – сказала герцогиня. – Однако вы иногда забираете его одежду. Пусть её моют здесь, моим мылом.
Элизе было всё равно; она охотно согласилась бы, раз уж герцогиня д’Аркашон так настаивает, и если замялась на миг, то лишь от недоумения.
– Вам следует брать мыло у герцогини, – твёрдо сказал Поншартрен.
– Да-да! – вставил Россиньоль, которому, судя по всему, ещё некоторое время предстояло говорить короткими словами.
– С благодарностью соглашаюсь, мадам, – сказала Элиза.
– Мои прачки стирают без перчаток! – проговорила герцогиня с какой-то даже обидой.
Разговор на время затух. Сани проехали мимо служебных построек, обогнули огороженный выгул для герцогских лошадей и оказались в охотничьем парке, голом и бесприютном в вечерних сумерках. Поншартрен открыл створки двух фонарей, висящих над скамьями у бортов, и теперь сани скользили по лесу в ореоле жёлтого света. Вскоре показалась каменная стена. Открытые ворота в ней стерегли (во всяком случае, номинально) человек пять мушкетёров – все они стояли у костра и грелись. Стена тянулась на двадцать шесть миль, и таких ворот в ней было двадцать три. За ними начинался Гран-парк, охотничьи угодья короля.
Герцогиня, видимо, успела пожалеть о разговоре про мыло и, набравшись благодушия, заговорила с большим чувством:
– Госпожа графиня де ля Зёр сказала, что собирается учредить в Ла-Дюнетт салон! Я объяснила, что не знаю, как это делается! Я всего лишь старая наседка, где мне вести умные разговоры! Однако графиня заверила меня, что довольно будет пригласить нескольких людей, таких умных, как мсье Россиньоль и господин граф де Поншартрен, – и всё получится само собой!
Поншартрен улыбнулся:
– Госпожа герцогиня, вы пытаетесь уверить меня и мсье Россиньоля, будто таким милым дамам не о чем поговорить наедине, кроме как о нас!
Герцогиня на миг опешила, затем ахнула:
– Мсье, вы надо мной подтруниваете!
Элиза покрепче стиснула Россиньоля, и тот неловко заёрзал.
– Покуда ничего само собой не получается, потому что мсье Россиньоль так неразговорчив! – заметила герцогиня с необычной для себя бестактностью; ей следовало знать, что указывать молчащему человеку на его молчание – худший способ втянуть того в разговор.
– До того, как вы присоединились к нам, сударыня, мсье Россиньоль рассказывал мне, что пытается взломать очень сложный шифр, посредством которого герцог Савойский переписывается со своими сообщниками на севере. Мсье Россиньоль витает мыслями в другом мире.
– Напротив, – отвечал Россиньоль, – я вполне могу говорить, если только меня не просят извлекать в уме квадратные корни или что-нибудь в таком роде.
– Я не знаю, что это такое, но, наверное, что-то ужасно сложное! – воскликнула герцогиня.
– Я не стану просить вас ни о чём таком, мсье, – сказал Поншартрен, – но когда-нибудь, когда вы будете менее сосредоточены – например, у графини в салоне, – я хотел бы поговорить с вами о том, чем занимаюсь сам. Возможно, вам известно, что Кольбер в своё время заказал немецкому учёному Лейбницу арифметическую машину для управления королевскими финансами. Лейбниц машину сделал, но сейчас он увлёкся другим и к тому же служит Ганноверскому двору, то есть стал врагом Франции. Хотя самая попытка поставить математический гений на службу финансам заслуживает внимания в качестве прецедента.
– И впрямь очень занятно, – проговорил Россиньоль, – хотя обязанности королевского криптоаналитика и не оставляют мне свободного времени.
– Какого рода задачи вы имеет в виду, мсье? – спросила Элиза.
– То, что я сейчас скажу, – тайна, которая не должна выйти за пределы этих саней, – начал Поншартрен.
– Не тревожьтесь, мсье. Нелепостью было бы предположить, что между нами затесался иностранный шпион, – сказал Россиньоль и тут же почувствовал, как четыре острых коготка сомкнулись на его мошонке.
– О, в данном случае меня тревожат не иностранные шпионы, а французские спекулянты, – промолвил граф.
– В таком случае у вас ещё меньше поводов для опасений – мне нечем спекулировать, – отвечала Элиза.
– Я хочу изъять из обращения всю золотую и серебряную монету, – сказал Поншартрен.
– Всю?! По всей стране?! – вскричала герцогиня.
– Да, сударыня. Мы отчеканим новые золотые луидоры и серебряные экю в обмен на старые.
– О небо! Зачем это надо?
– Новые будут стоить дороже.
– Вы хотите сказать, что в них будет больше золота или серебра? – спросила Элиза.
Поншартрен терпеливо улыбнулся.
– Нет, мадемуазель. В них будет ровно столько же золота или серебра, сколько в нынешних, – но стоить они будут больше: скажем, за девять новых луидоров надо будет отдать казначейству десять старых.
– Как можно сказать, что та же монета стоит больше?
– Как можно сказать, что она стоит столько, сколько сейчас? – Поншартрен вскинул руки, словно желая поймать снежинку. – У монет есть номинал, установленный королевским указом. Новый указ, новый номинал.
– Понимаю. Только это, сдаётся мне, способ сделать что-то из ничего – вечный двигатель. Где-то как-то должны возникнуть непредвиденные последствия.
– Очень возможно, – отвечал Поншартрен, – но я не могу сообразить, где и какие именно. Поймите, король поручил мне удвоить доходы, чтобы оплачивать войну. Удвоить! Все обычные налоги и сборы уже исчерпаны. Надо придумать что-нибудь новое.
– Теперь я уразумела, почему вы хотите обратиться за советом к величайшим учёным Франции, – сказала герцогиня.
Все взоры устремились на Россиньоля. Однако тот внезапно упёрся ногами в дно саней и запрокинул голову. Несколько мгновений он из-под полуприкрытых век смотрел в тёмно-синее небо и не дышал, потом выдохнул и набрал полную грудь холодного воздуха.
– Я убеждён, что мсье Россиньоль пережил внезапное математическое озарение, – приглушённым голосом выговорил Поншартрен. – Говорят, мсье Декарту идеи приходили в своего рода религиозных наитиях. До сей минуты я в это не верил, ибо самая мысль представлялась мне кощунственной. Однако лицо мсье Россиньоля, когда он разгадал шифр, было подобно лику святого, просветлённого Святым Духом!
– Мы часто будем видеть такое в салоне? – спросила герцогиня, глядя на Россиньоля с очень большим сомнением.
– Лишь изредка, – заверила её Элиза. –
