Цитадель души моей - Вадим Саитов

Тропинка привела к хлипкому, полувкопанному в пологий речной берег, домику.

Узкие, расположенные под самой крышей, окна были затянуты какой-то мутной плёнкой, поэтому пытаться что-то разглядеть через них я не стал, а постоял некоторое время у двери, прислушиваясь к звучащим за ней голосам, потом резко потянул на себя дверную ручку. Всё внутреннее пространство домика занимала одна-единственная комната со стоящим посредине грубым дощатым столом. За столом, на простой, наспех сколоченной лавке сидели двое, испуганно вскочившие при моём появлении. Раздетый по пояс здоровый бородатый мужик, с густо заросшим черной кучерявой порослью торсом и одетая в короткую легкомысленную тунику девушка — невысокая, но фигуристая. С густой рыжей шевелюрой, пухлыми губами, вздёрнутым носом и широко распахнутыми серо — зелёными глазами. Не сказать, что очень красивая, но определённо привлекательная и… прав был верг — «течная». Даже сейчас её взгляд был больше оценивающим, чем испуганным.

— Ага, — сказал я, переводя насмешливый взгляд на парочку со стоящего на столе кувшина, — отмечаете чудесное избавление от кровожадных вергов?

Мужик мой намёк проигнорировал.

— Кто ты такой, молния тебя разрази? — прорычал он, хватаясь за, лежащий на столе, нож.

— Нож положи, — холодно сказал я, — Петер.

Услышав свое имя, мужик обмяк, выронил нож и упал обратно на лавку, где и замер, уперев локти в стол и обхватив кудлатую голову руками. Девушка села рядом и приобняла Петера за плечи.

— Вы егерь? — звонким, но с хрипотцой, голосом поинтересовалась она, — а я вас не знаю, — и кокетливо прищурила глаза.

— Кто из вас старуху убил? — спросил я, — и зачем?

— Да не убивал её никто! — Петер поднял голову и бросил на меня затравленный взгляд, — сама она померла! Остывшая уже совсем была, когда Марта к ней пришла.

— Пусть так. А зачем всё это? Следы когтей, лужи крови?

— Потому что люблю я её, Марту мою! — теперь он смотрел на меня с вызовом. — А Урсулу я еще с той поры терпеть не мог, когда она моему брату женой была. Вот только когда его бревном насмерть зашибло, пришлось мне за Урсулу идти, уж такие у нас правила. Шесть, почитай, годков она мне жизни не давала — всё, хватит. Мы уже и так с Мартой бежать собирались, но, как старуха померла, мы и подумали, что если это на вергов свалить, то нас никто искать и не станет. Ну и, — Петер отвёл взгляд, почесал затылок, — ничего плохого не подумают, опять же. Думали тут отсидеться немножко, а потом, как всё стихнет — на восток пойти, к Мериде.

— Ясненько, — кивнул я, — а что из-за вас Четвертая Война Бестий могла начаться, это вам, конечно, безразлично. Собирайтесь. Обратно пойдем — в Балену.

Петер открыл рот, потом неуверенно посмотрел на Марту.

— Нет, — с неожиданной твёрдостью заявила та, и Петер эхом повторил за ней:

— Нет, — и упёрся ладонями в край стола, словно опасался, что я его сейчас силком потащу.

Я зло посмотрел на Марту, но она демонстративно прижалась щекой к плечу отчима и (теперь уже никаких сомнений) любовника, ответив мне наглым взглядом упрямого избалованного ребёнка.

— Хоть убейте, — хрипло сказал Петер, — не пойдем.

Убить? Больно надо.

— Выйди на секунду, мне Марте пару слов надо сказать без лишних ушей.

— Нет, нет! — Марта, в притворном ужасе, повисла у Петера на левой руке, — не уходи!

Разумеется, после такого Петер и не пошевелился, да еще и начал косо постреливать взглядом в лежащий на столе нож. Да чтоб вас!

— Я могу и при нём сказать, — я подмигнул Марте и многозначительно усмехнулся. Девушка заколебалась. Облизнула губы, выпустила руку Петера.

— Ладно, выйди. Ненадолго. Если я крикну, сразу заходи.

Петер шумно встал, пыхтя, выбрался из-за стола и вышел, попытавшись зацепить меня плечом на выходе — не смог, конечно. Хлопнула дверь.

— Тебе нравится им вертеть, да?

— Пфе, — Марта презрительно фыркнула.

— Мне кажется, он тебя сразу разлюбит, если узнает, что делит тебя не только с половиной мужчин Балены, но еще и с половиной самцов местных кланов и стай.

Честно говоря, я до сих пор не верил вергу. Или, скорее — своему знанию вержьего языка.

Но, увидев реакцию Марты — поверил. Полностью и безоговорочно. Кровь отхлынула от её лица, зато уши, наоборот, предательски заалели. Она вцепилась побелевшими пальцами в край стола и выдохнула хрипло:

— Ложь! — попыталась улыбнуться, — никто тебе не поверит!

— У меня свидетель есть, — спокойно сказал я, — да ты его знаешь. Септий Гракх, лейтенант гарнизона. Он всё видел. А не выдал тебя, только чтобы мир в провинции сохранить.

Южане — люди вспыльчивые. Как бы от такой новости за оружие не схватились все горожане, кто его держать может.

А угадал я. Гракха она в покое оставила вовсе не потому, что знает, как будет «волчица» на ромейском, и что это значит. В глазах её ужас плещется, лицо уже не белое — серое. В обморок бы не грянулась. Реакция её мне понятна: более страшного — в глазах большинства людей — греха, чем отдаться бестии, и придумать-то сложно.

Зверопоклонников, к примеру, буде они живьем в руки имперского правосудия попадут, обычно удушением казнят. Но зверопоклонники тоже разные бывают. Есть несколько сект, которые практикуют так называемое «подчинение зверю». Берут самца волка, медведя или еще кого (смотря какому зверобогу поклоняются) дрессируют его упорно, ну и «подчиняются», ага. Не только женщины, кстати. И вот таких казнить полагается исключительно в кипящем масле. Я это разделение вполне даже поддерживаю: если Марту я еще могу понять (просто дурная девка с бешеной дыркой), то мысль о людях, ради веры себя на поругание зверям отдающих, у меня только отвращение вызывает.

— Мне, — сказал я, — мир в провинции тоже дорог. Поэтому выдавать тебя я не стану, если вы сейчас со мной в Балену вернетесь.

Ожила Марта немного. Задышала чаще, цвет лица потихоньку возвращаться начал.

— Но что мы скажем? — жалобно спросила, — ведь как узнают, что мы…

— Соврёте что-нибудь, — пожал я плечами, — что сбежали из логова. Или что Петер тебя героически спас, сотню вергов при этом положив. Сами придумаете.

Всё. Совсем оправилась — заулыбалась, завозилась. Огонёк масляный во взгляде снова проявился.

— Петер! — крикнула. Тут же распахнулась дверь. Петер настороженно замер на пороге, недобро разглядывая меня из-под бровей. Марта успокаивающе ему улыбнулась.

— Собирайся, — весело сказала она, — едем домой. Ща расскажу, что придумала — нас все на руках носить будут.

Дерек фыркнул.

— И что же? Так никому и не сказал?

Я пожал плечами:

— А зачем?

— В самом деле — зачем? — капитан откинулся на спинку стула, — тут ты прав. Но прибить её следовало — когда всё уляжется, конечно. Или ты думаешь, что она после всего этого одумается?

Я скептически поджал губы. Разумеется, нет. Разве что первое время посидит тихо, да и то — вряд ли.

— Ну, вот видишь. Рано или поздно, кто-нибудь прознает… шуму будет, — капитан покачал головой, — ладно, это уж я сам позабочусь. Вообще — молодец, хорошо сработал. И…

Я насторожился.

— Что?

— Пару деньков отдохни, а потом… у меня для тебя еще кое-что есть.

— Опять «деликатная миссия»?

Капитан, против моего ожидания, даже глазами не усмехнулся. Кивнул, поморщился.

— Поедешь на Сицилию. Что-то там недоброе назревает.

— Чекалки? — подобрался я.

— Кто ж еще? Как обычно, играют на людских пороках. Но на этот раз, похоже, смогли — таки нужную ноту подобрать. Какие-то странные перестановки в тамошних легионах идут, а началось это аккурат тогда же, когда перфект Весторий вдруг деньгам счет потерял. А тут еще…

Сицилия — тоже очень специфичный регион. Я б даже не сказал, что он полностью имперский, и вовсе не потому, что там замиренные люперны местами живут. Раньше — во времена Смутного Века — Сицилия полностью под чекалками была. В отличие от остальных бестий, чекалки людей плотно в оборот берут. Сами они не меньших, чем у нас, высот общественного развития достигли, а люди у них в роли рабов, среди которых они странноватую — и страшноватую — иерархию поддерживают, построенную на постоянном доносительстве и взаимном недоверии. И хотя чекалок на Сицилии уже двести лет как нет, люди там до сих пор те же. Недоверчивые, скрытные, живущие плотными закрытыми группами, проникнуть в которые человеку со стороны просто невозможно. Ну и мораль у них прежняя, от чекалок в наследство полученная, осталась, поэтому половина имперских преступников сицилийские корни имеет. Разумеется, сенат этому обстоятельству ничуть не рад, но зато и отпор достойный чекалки от сицилийцев завсегда получают, зачастую даже без помощи егерей и квартирующих там легионов.