Тайна греческого гроба. Грозящая беда - Эллери Куин

Инспектор обдумал его слова.

— Гмм… В этом что-то есть… Барни, мальчик мой, а этого воинственного Мика[19] ты когда-нибудь видел? — Он ткнул большим пальцем в сторону громадного ирландца.

— Нет. Не сказал бы.

— Хорошо, Барни. Возвращайся к своим клиентам.

Шик с хрустом поднялся на ноги и вышел.

— Миссис Оделл, какая у вас была девичья фамилия?

Дрожание губ усилилось.

— Моррисон.

— Лили Моррисон?

— Да.

— Давно вы замужем за Оделлом?

— Два с половиной года.

— Так-так. — Старик снова сверился с фиктивным досье. — Теперь послушайте меня, миссис Лили Моррисон Оделл. Вот передо мной четкие записи. Пять лет назад некто Альберт Гримшоу был арестован и отправлен в Синг-Синг. На момент его ареста данные о вашей с ним связи отсутствуют — верно. Но за несколько лет до этого вы с ним жили… Какой там адрес, сержант Вели?

— Десятая авеню, дом один-ноль-четыре-пять, — выпалил Вели.

Оделл вскочил, физиономия у него побагровела.

— Жила с ним, она? — рявкнул он. — Ни один негодяй не может безнаказанно сказать такое о моей жене! Выходи сюда, ты, старый пустозвон! Я выбью…

Пригнувшись, он двинулся вперед, при этом молотя кунаками по воздуху. И вдруг его голова резко дернулась назад, чуть не сломав шейный позвонок. Он попятился в железной хватке сержанта Вели, держащего его за воротник. Вели дважды встряхнул Оделла, как ребенок погремушку, и Оделл, разинув рот, шлепнулся обратно на стул.

— Веди себя хорошо, балбес, — мягко сказал Вели. — Не знаешь, что нельзя угрожать офицеру полиции? — Он не ослаблял захвата, так что Оделл едва мог дышать и сидел в полном шоке.

— Я уверен, Томас, он будет вести себя хорошо, — заметил инспектор, словно ничего неподобающего не произошло. — Итак, миссис Оделл, я говорил…

Женщина, полными ужаса глазами наблюдавшая за жестоким обращением со своим слоноподобным мужем, всхлипнула.

— Я ничего не знаю. Не понимаю, о чем вы говорите. Я никогда не знала человека по имени Гримшоу. Никогда не видела…

— Слишком много «никогда», миссис Оделл. Почему Гримшоу две недели назад, как только вышел из тюрьмы, первым делом разыскал вас?

— Не отвечай, — сдавленно булькнула туша.

— Не буду. Не буду.

Инспектор обратил острый взгляд на мужа:

— Вы осознаете, что я могу вас задержать за отказ от содействия полиции в расследовании убийства?

— Давай попробуй, — засипел Оделл. — У меня есть влияние. Ничего у тебя не выйдет. Я знаю Оливанта из суда…

— Слышите, господин окружной прокурор? Он знает Оливанта из суда, — тяжко вздохнул инспектор. — Этот человек обещает применить свое незаконное влияние… Оделл, какой у вас рэкет?

— Нет у меня никакого рэкета.

— О, значит, вы честно зарабатываете на жизнь. А какой у вас бизнес?

— Прокладка труб.

— Это объясняет ваши связи… Где вы живете, ирландец?

— В Бруклине, район Флэтбуш.

— Есть что-нибудь на этого типа, Томас?

Сержант Вели отпустил воротник Оделла.

— Чистое досье, шеф, — с сожалением сказал он.

— А на женщину?

— По-видимому, пошла по прямой дорожке.

— Вот! — торжествующе воскликнула миссис Оделл.

— Ага, значит, вы признаете, что раньше жили иначе?

Большие, коровьи глаза открылись еще шире, но она упрямо хранила молчание.

— Я предлагаю вызвать всеведущего мистера Белла. — Это Эллери подал голос из глубин своего кресла.

Инспектор кивнул Вели, тот вышел и почти сразу вернулся с ночным портье.

— Взгляните на этого мужчину, Белл, — сказал инспектор.

Адамово яблоко Белла заметно дернулось. Дрожащим пальцем он ткнул в сторону насупившегося Джереми Оделла и закричал:

— Вот тот человек! Вот тот человек!

— Ха! — Инспектор поднялся на ноги. — Которым из них он был?

На какой-то момент Белл растерялся:

— Вот так-так, кажется, не могу припомнить точно… А, вспомнил! Этот человек пришел предпоследним, как раз перед бородатым доктором! — Его голос обрел уверенность. — Это же ирландец — здоровый мужик, я вам говорил, инспектор. Теперь вспомнил.

— Это точно?

— Готов поклясться.

— Хорошо, Белл. Ступай домой.

У ирландца отвисла челюсть, и в черных глазах появилось отчаяние.

— Ну, что скажете, Оделл?

Он помотал головой, как боксер-профессионал в состоянии грогги.

— О чем?

— Когда-нибудь видели этого человека, который только что вышел?

— Нет!

— Знаете, кто он такой?

— Нет!

— Это ночной портье, — любезно произнес инспектор, — из отеля «Бенедикт». Бывали там?

— Нет!

— Он говорит, что видел вас там, у своей стойки, между десятью и десятью тридцатью вечера, в четверг, тридцатого сентября.

— Наглая ложь!

— Вы подошли к стойке и спросили, зарегистрировался ли у них Альберт Гримшоу.

— Неправда.

— Вы узнали у Белла номер комнаты Гримшоу и поднялись наверх. Номер 314, Оделл. Помните? Нетрудно запомнить такой номер… Итак?

Оделл встал.

— Слушайте. Я честный налогоплательщик и гражданин. Вы просто бредите, и я ничего не понимаю. Это вам не Россия! У меня есть права! Пойдем, Лили, они не могут нас здесь удерживать!

Женщина послушно поднялась. Вели шагнул за Оделлом, и какое-то время казалось, что эти двое вот-вот схватятся, но инспектор жестом приказал Вели отойти в сторону и проследил, как Оделлы, сначала медленно, а затем с устрашающим ускорением, ринулись в дверь и исчезли из вида.

— Приставь к ним кого-нибудь, — сказал инспектор Квин самым печальным тоном, и Вели вышел.

— Самая упрямая и тупая пара свидетелей, — пробормотал Сэмпсон. — Что за всем этим стоит?

Эллери проворчал:

— Разве вы не слышали мистера Джереми Оделла, Сэмпсон? Все дело в Советской России. И в старой доброй красной пропаганде. Старая добрая Россия! Что бы делали без нее наши доблестные граждане?

Никто не обращал на него внимания.

— Ну тут и закручено, я вам скажу, — поднял брови Пеппер. — Этот весельчак Гримшоу заварил кучу темных дел…

Инспектор беспомощно развел руками, и они довольно долго просидели в молчании.

Но когда Пеппер и окружной прокурор поднялись, чтобы уйти, Эллери громогласно продекламировал:

— Скажем вместе с Теренцием[20]: «Все, что несет нам судьба, выдержим мы хладнокровно».

Чуть не до конца дня в деле Халкиса сохранялось статус-кво, безотрадное в своей стабильности. Инспектор вернулся к своим служебным занятиям, очень разнообразным, а Эллери занимался своими делами, которые в основном сводились к жадному усвоению сигарет и мудрых строф из крошечного томика, хранимого в кармане, и все это — погрузившись в кожаное кресло в кабинете отца и предаваясь яростным раздумьям. Получалось, что цитировать Теренция легче, чем следовать его совету.

«Бомба» взорвалась как раз перед тем, как инспектор Квин, завершив на этот день все необходимую рутинную работу, решил забрать сына из кабинета и отбыть в другое, тоже не слишком веселое местечко — к себе домой. Инспектор почти уже влез в пальто, когда в кабинет влетел Пеппер, раскрасневшийся от возбуждения и необычной для него экзальтации. Он размахивал над головой почтовым конвертом.

— Инспектор! Мистер Квин! Смотрите-ка. — Швырнув конверт на стол, он забегал вокруг. — Только что поступило. Как видите, адресовано Сэмпсону. Шефа не было, его секретарша вскрыла конверт и дала мне. Это слишком здорово, чтобы держать при себе. Прочитайте.

Эллери скоренько выбрался из кресла и встал рядом с отцом. Они вместе внимательно осмотрели конверт. Он был из дешевых, адрес напечатан на машинке, штемпель показывал, что письмо отправили из почтового отделения вокзала Гранд-Сентрал в то же утро.

— Ну-ка, посмотрим, что это, — пробормотал инспектор. Он аккуратно вытащил из конверта листок, вырванный из блокнота, тоже недорогого. Развернул. На нем было напечатано несколько строк — и ни даты, ни обращения, ни подписи. Старик прочитал его вслух, не спеша.

«Пишущему стало известно нечто пикантное — важное и пикантное — о деле Гримшоу. Окружного прокурора это должно заинтересовать.

Вот в чем дело. Просмотрите старые сведения об Альберте Гримшоу, и узнаете, что у него был брат. Но вот чего вы не сможете обнаружить, так это что его брат активно вовлечен в расследование. На самом деле сейчас он известен под именем мистера Гилберта Слоуна».

— Что вы об этом думаете? — кричал Пеппер.

Квины посмотрели друг на друга, затем на Пеппера.

— Интересно, если это правда, — заметил инспектор. — Однако это может быть просто уловка.

Эллери безразлично произнес: