Время войны - Антон Антонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А когда вертухай пробурчал: «Ничего, до сына тоже очередь дойдет», — женщина потеряла остатки разума и даже укусила конвойного за руку, когда тот попытался силой протолкнуть ее в дверной проем.
По всем инструкциям в подобной ситуации следовало бы вызвать спецконвой и отправить эту бабу вниз, в крематорий, где ее живьем засунут в печку ногами вперед.
Но сегодня день был особенный. Пришел какой-то приказ из столицы и все забегали, как ошпаренные. Всех свободных конвойных и вспомогательные наряды выделили в помощь опергруппам, которые в эту ночь проводили какие-то особые массовые аресты. И спецконвой в полном составе пошел туда же. Так что сокращенному боевому расчету пришлось управляться своими силами.
Гарбенка выбежал в предбанник и, быстро оценив обстановку, решительно рявкнул:
— Ты и ты! Помогите ее скрутить! Быстро! А то спецнаказание всем.
«Ты и ты» относилось к двум смертницам, по виду самым сильным из всей партии. Первая наверняка была крестьянкой, а вторая скорее спортсменкой. И обе повиновались без возражений — ведь теперь уже никто в тюрьме не сомневался, что в самой справедливой на свете стране возможны спецнаказания в форме сожжения заживо.
Из-за нехватки вертухаев засовывать в печку живых нарушителей поручали заключенным, и свидетельства очевидцев быстро распространялись по тюремному блоку.
Общими усилиями эффектную красавицу с черными кудрями затащили в расстрельную камеру и раздели, нещадно изорвав ее платье.
Это было плохо. Данила Гарбенка имел секретную информацию о том, куда идет утилизированная одежда, и тайную инструкцию: не допускать повреждения личных вещей осужденных. Дело в том, что одежда эта отправлялась в комиссионные магазины, и за дорогое модное платье полковничьей жены можно было выручить недурные деньги. А теперь оно не годилось даже на половую тряпку.
Голую красавицу швырнули в коридорчик, но она и тут продолжала бунтовать и никак не хотела поворачиваться спиной. Пришлось стрелять ей в лицо, преодолевая умоляющий взгляд, под крик: «Сына пощадите!» и плач некрасивой крестьянки, разревевшейся в самый неподходящий момент.
Раздеваясь, крестьянка продолжала всхлипывать, а спортсменка ее утешала, хотя сама была лет на восемь моложе и жить, наверное, хотела не меньше.
— Фамилия? — спросил у нее Гарбенка и услышав ответ, сразу понял, почему лицо ее кажется таким знакомым. Это была чемпионка страны по бегу на короткие дистанции — «самая быстрая женщина планеты» (вранье, потому что настоящая рекордсменка Целины жила на островах — но чужие рекорды в ЦНР не признавали).
Она принадлежала к АСК — армейскому спортивному клубу, с которым вечно конкурировал ИСКО — единый спортивный клуб Органов. И похоже, теперь конкуренция перешла на новый уровень.
А впрочем, эта чемпионка, кажется, была дочерью генерала и женой офицера.
Уже стоя у стенки и поддерживая рукой совершенно обессилевшую крестьянку, чемпионка крикнула:
— Да здравствует великий вождь Бранивой.
Гарбенка выстрелил два раза без паузы, но крестьянка все же упала первой, а чемпионка рухнула на нее сверху.
— От пули не убежишь, — пробормотал исполнитель приговоров.
А дальше ему пришлось иметь дело с малолеткой, которая искренне считала себя изменницей и спрашивала с неподдельным удивлением:
— Разве меня не будут пытать? Такое отродье, как я, заслуживает самой мучительной смерти.
Дело было ясное. Следователь на первом же допросе для профилактики заехал девочке по лицу и на словах разъяснил, что она по мнению Органов собой представляет и как с нею следует поступить. Вот у нее мозги и повернулись. Но исполнителю приговоров в этом было мало радости, особенно когда девчонка возжелала лично командовать своим расстрелом.
Она очень старательно кричала: «Пли!» — и у Гарбенки от этого сделалось что-то вроде истерики, так что он, целясь дрожащей от смеха рукой, попал не в голову, а куда-то в шею, и девочка поимела те мучения, о которых так мечтала. Правда, мучилась она недолго — Гарбенка торопливо зарядил еще один патрон и исправил свою ошибку контрольным выстрелом в висок. А потом еще долго не мог успокоиться, чтобы вызвать следующую жертву.
Следующей была учительница начальных классов, которая молча разделась, аккуратно сложила свои тряпки, бросила их все вместе в утилизатор и, пройдя полпути до коридорчика, беззвучно упала в обморок.
В стремлении утихомирить разгулявшиеся нервы, Гарбенка чуть было не злоупотребил беспомощным состоянием жертвы, хоть это и противоречило его принципам. Но когда он стал поднимать учительницу с пола и неосторожно сжал рукой ее грудь, она от боли очнулась и отпрянула с таким испугом, что Гарбенка сразу же и передумал.
В этой женщине, хоть и молодой, но с явными задатками старой девы, не было ровным счетом ничего особенного. В предбаннике Гарбенка видел девиц и получше.
У стенки учительница с тихим стоном свалилась в обморок снова, и на этот раз Гарбенка даже не стал ее поднимать, а так и застрелил бесчувственную. Он ведь был не садист, а просто выполнял свою работу.
А Лана Казарина в предбаннике все ждала своей очереди. Она то и дело порывалась встать первой, но решимость оставляла ее в тот самый момент, когда надо было от мыслей перейти к делу.
Все-таки она не хотела умирать. Мысли о смерти матери, о мучениях отца, о том, что из-за нее в тюрьму и под расстрел попали во множестве невинные люди, отступали перед желанием жить. И когда конвойный указал стволом автомата на нее, Лану охватил жуткий животный страх.
— Теперь ты, — произнес конвойный, и Лана шагнула в проем двери, как в пропасть.
Раздевалась она недолго — ведь ее привели на расстрел все в той же ночной рубашке и босиком. Но раздеваясь, Лана успела с чувством выпалить по адресу исполнителя приговоров:
— Какие же вы все-таки сволочи! Даже перед смертью не можете не поиздеваться.
И тут Гарбенка, обидевшись, выболтал ей страшную государственную тайну:
— Никто над тобой не издевается. Тебя расстреляют, а добру зачем пропадать. Тряпки твои в комиссионку пойдут, кто-нибудь другой их носить будет. Зачем же их кровью-то пачкать.
И вот тут Лана окончательно поняла, что великий вождь целинского народа Бранивой и вправду предатель, раз он своим мудрым руководством довел страну до такого состояния, что приходится перепродавать через комиссионки вещи казненных смертников.
А Гарбенка между тем продолжал:
— А если ты о чем другом подумала, так за этим тоже дело не станет.
Он подошел к девушке поближе и протянул руки к ее грудям. Лана отпрянула назад к стене, но Гарбенка потянулся за нею, прижался всем телом и зашептал возбужденно, горячо дыша ей прямо в ухо:
— Ну, не ломайся. Тебе понравится. Спорим, у тебя никогда еще не было настоящего мужика. И не будет… Ай!
Он вскрикнул от стремительного кошачьего укуса. Белые здоровые зубы генеральской дочери впились в его шею.
С воплем: «Сука! Убью!» — Гарбенка отскочил от девушки и схватил со стола незаряженный револьвер. А она, по-прежнему прижимаясь спиной к стене рядом с утилизатором, вдруг вся преобразилась и выглядела теперь так, что казалось, будь на ней тельняшка — разорвала бы с треском, как какой-нибудь революционный матрос.
— Убивай! — выкрикнула она, и даже страх весь куда-то пропал, как иногда бывает в азарте боя. — Ты же убийца! Такое у тебя призвание! А если сюда приведут твою мать — ее ты тоже убьешь? Или сначала изнасилуешь?
И видя, что палач снова бросил револьвер на стол и, держась одной рукой за шею, другой полез в ящик за патронами, Лана торопливо продолжала говорить, как на трибуне, забыв о своей наготе:
— Вы все убийцы и предатели! Но ничего — скоро ваше время кончится. Скоро сюда придут амурцы, и тогда вы все умоетесь кровавыми слезами. Будете умолять о пощаде, но никто вас не пощадит. Потому что вы сами уничтожили всех лучших офицеров, а те, которые еще живы, не станут вас защищать, потому что вы убиваете их детей!
Она была всего лишь старшей школьницей — но школьницей, привыкшей выступать на митингах и собраниях, и говорить не только по бумажке, но и своими словами тоже. Однако ее речь не произвела впечатления на палача.
— Встань туда. Лицом к стене, — сказал он и, отняв левую руку от шеи, взял ею патрон и втолкнул его в барабан.
4
2 мая 666 года Майской революции великий вождь целинского народа Тамирлан Бранивой был разбужен в неурочный час.
Охранник громко постучал в дверь и, дождавшись ответа, вошел в спальню и доложил:
— Срочный звонок. Генерал Садоуски. Требует непременно вас.
— Что случилось? — удивился великий вождь.
— Какой-то инцидент на границе. Якобы серьезный.
— Да что они там, с ума посходили? — возмутился Бранивой. — Без меня уже ни одного вопроса не могут решить!