Мир растений: Рассказы о саксауле, селитрянке, баобабе, березах, кактусах, капусте, банксиях, молочаях и многих других широко известных и редких цветковых растениях - Алексей Всеволодович Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хинди невелик ростом: от метра до трех. Красные стебли. Мелкие желтые цветки. Мелкие сердцевидные листья. Мелкие коробочки. Но семена с длинными волосками.
Когда Декапрелевич сравнил хинди с тем хлопчатником, что рос на полях в Грузии, он понял, это тот же самый хинди. Видимо, кто-то давно завез семена египетского хлопчатника и с ними вместе хинди. В посевах египетский сорт вымерз. Хинди остался. За неимением лучшего сорнячок оставили и стали сеять. Благо давал он такое же длинное волокно.
Справедливости ради нужно отметить, что и египетский хлопчатник тоже переселенец. Родина его вовсе не Египет. Здесь его только акклиматизировали и вывели хорошие сорта. На Ближний Восток он прибыл из Перу. И настоящее имя его — перувианский. В Перу его возделывали. Там он одичал. Но в диком виде никто в Перу перувианского хлопчатника не находил. Откуда же он попал в Перу?
В 1937 году выяснили, что дикого и быть не может. Перувианец — гибрид двух хлопчатников — старосветского и новосветского. Это поразительное открытие сразу же вызвало законные вопросы: кто родители? Где они встретились и скрестились?
Предположили, что родителями могут быть африканский дикий хлопчатник гуза и хлопчатник Раймонда из северного Перу. Гуза — травянистый полукустарник из полупустынь Мозамбика. Раймонд — более высок, до трех метров, с крупными листьями, как у подсолнуха, и длинными, до восьми сантиметров, цветками. В коробочках семена с зеленоватыми волосками.
Встречу гузы и Раймонда оказалось представить себе гораздо сложнее. Может быть, гуза проник в Америку в древние, более теплые времена через Чукотку и Аляску? Но тогда там росли субтропические леса, густые, тенистые и влажные. Как мог пробраться сквозь них житель солнечных пустынь гуза? Вдобавок гуза — травянистое растение, а среди хлопчатников в те далекие годы травянистых не было. Если же предположить, что гуза проник из Южной Африки в Перу через гипотетический сухопутный «мост», связывавший Африку с. Бразилией через Атлантику, то в Бразилии ему должен был встретиться дикий новосветский вид. А в Бразилии диких хлопчатников нет и не было. Все они обитают на тихоокеанских берегах. Проблема осталась неразрешенной.
Но ведь мы и не знаем точно родителей. Только предполагаем. А может быть, они были совсем другие, не гуза и не Раймонд? Диких хлопчатников на свете много, и они разбросаны по всем континентам. Не встречаются только в Европе и в Антарктике, потому что там нет пустынь. Все дикие хлопчатники — дети пустынь. Они многолетние. Приземистые, не выше двух-трех метров. К влаге, однако, не совсем равнодушны. Поэтому обитают чаще в приморских местностях, где иногда ощущается влажное дыхание океана.
Если же вдали от океанов, то выбирают места где повлажнее: в западинках, в ущельях или на камнях, которые ночью конденсируют воду. Один такой хлопчатник, имя ему — необычайный, растет на южной окраине Сахары, там, где на кремнистой почве балансируют между жизнью и смертью редкие колючие травы. Он и сам еле сводит концы с концами, потому что имеет необычные для сухой пустыни широкие лопастные листья и желтые ворончатые цветки.
Верблюды очень хорошо знают этот дикий хлопчатник. Они выискивают его в безбрежном каменном море и с наслаждением жуют пушистые листья. Все остальные травы для них несъедобны. Удивительно, как еще удается сохраняться хлопчатнику в таких условиях. Может быть, выручает то, что растет он редко, отдельными кустиками, как, впрочем, и все его дикие сородичи. До сих пор ни одному ботанику не удалось найти мало-мальски густую заросль.
Описывая степи и пустыни, ни один ботаник не включил ни один вид хлопчатника в списки растений. Точно они и не существуют вообще. А они и в Америке, и в Африке, и в Австралии. Но всегда в гордом одиночестве.
Люди заставили хлопчатник расти густыми зарослями; И послушный воле человека, он выстроился на полях ровными рядами. Но зато стал страдать от болезней. Пришлось защищать его с помощью химии. А когда уже становится невмоготу, отправляются в пустыню и ищут там дикий куст хлопчатника, устойчивый к болезням, чтобы влить свежие соки в культурные сорта. И пока сохранились в пустынях дикие сородичи, за судьбу культурных сортов можно не тревожиться.
Хохерии и плагиантусы
В горах Новой Зеландии среди мрачных вечнозеленых лесов можно часто заметить светло-зеленые купы необычных для этой страны листопадных деревьев хохерий. Обликом они похожи на наши березы. Только в пору цветения, поздним летом, одеваются массой белых цветков. Тогда хохерии становятся похожими на вишни, тем более что высотой они, как вишни, метров пять или семь. И листья, как у вишен, простые, удлиненные. Осенью, когда опадают лепестки, «вишни» снова становятся «березами». Их листва так же желтеет. Иногда краснеет, как у осины.
Хохерии растут в поясе туманов, где воздух насыщен водяными парами. Поэтому их стволики закутаны в мох, а сверху во мху растут разные папоротники. Там, где нет мха, гладкая светлая кора отслаивается длинными лентами, за что их зовут «ленточными деревьями» или тесемочниками.
Тесемочники взбираются в горы так высоко, что составляют верхнюю границу леса. Здесь они надежный заслон против обвалов, потому что первыми принимают на себя удары камней, которые скатываются с горных вершин. А если каменная лавина все же сильней и сшибла первые ряды тесемочников, то они опять поселяются на изуродованной земле. Первыми заселяют вырубки и другие освободившиеся места в лесных чащобах.
Другой тесемочник — плагиантус березовый — растет в предгорьях. Это единственный в растительном мире феномен, трижды в течение жизни меняющий облик. В молодости ветви стволика устремлены почти вертикально вверх. Листья довольно крупные и мягкие. Затем стройное деревце по непонятным причинам неожиданно становится раскидистым кустом с извилистыми, поникающими вниз ветвями. Листья мельчают, теряют единообразную форму, становятся суше и жестче. Наконец в зрелом возрасте куст превращается в березоподобное деревце, а листья вновь делаются крупными и мягкими.
Ботаник Л. Кокэйн, сорок лет проработавший в лесах Новой Зеландии, предположил, что эти изменения тесемочника отражают многотысячную историю дерева, начиная с тех архидавних времен, когда климат
