Украденная любовь - Рексанна Бекнел

— Я думаю, вы привыкли иметь дело с молодцами куда более галантными, чем я когда-нибудь смогу стать.

Элиза молча уставилась на него. Боже, неужели его заигрывания означают нечто большее, чем она думала? Неужели он действительно «влюбился» в нее, как сказал Обри?

Она смущенно повернулась к своему кузену:

— Не могли бы вы отнести Обри? Мы сегодня завтракаем с капитаном, — объяснила она, стремясь перевести беседу в нейтральное русло.

Но у Обри были другие планы. Когда Оливер подошел к нему, мальчик широко улыбнулся своему новому другу.

— Вокруг Элизы вечно увиваются всякие высокородные молодчики, сплошь сэры и милорды. Один из них даже сделал ей предложение, — заявил он. — Но она его не любит. И никого не любит. Даже на своем дне рождения она не хотела быть с ними…

— Обри!

— …вот почему она придумала эту поездку на Мадейру — хотела сбежать. Я уверен, она специально притворяется, что болеет, хотя мне она никогда не казалась больной.

— Обри Хэбертон, придержи язык! Ты сам не понимаешь, что говоришь. К тому же Оливеру неинтересно все это слушать.

— Еще как интересно, Элиза! — Оставив Обри сидеть на кровати, Оливер схватил Элизу за руки. — Я хочу знать о вас все. Я… я думаю, вы — самая прекрасная женщина из всех, кого я знаю. И самая чистая. — Он посмотрел на нее молящим взглядом, и Элиза на мгновение замерла, потрясенная. Она никогда бы не поверила, что эти дерзкие карие глаза могут быть так серьезны. — Вы слишком хороши для такого, как я, — добавил юноша тихо.

К большому облегчению Элизы, шаги в коридоре положили конец излияниям Оливера. Но когда вошедший Киприан уставился на их соединенные руки, ее облегчение мгновенно превратилось в досаду.

— Да, она действительно слишком хороша для такого, как ты, Оливер, — мрачно произнес Киприан.

Элиза вырвала свои руки из рук Оливера, но было поздно: воздух между двоими мужчинами, казалось, весь пропитался враждебностью и потрескивал, точно перед грозой. Да они ревнуют ее друг к другу, с изумлением поняла она.

Ситуация складывалась нелепая до смешного. Элизе, которая всегда считала себя робкой, застенчивой и незаметной, наподобие серенького воробышка, было очень трудно поверить, что двое отъявленных пиратов готовы из-за нее вцепиться друг другу в глотки. Это, однако, не помешало ей немедленно вмешаться, чтобы прекратить готовую разгореться ссору.

— Я не слепая и вполне способна сама решить, кто для меня достаточно «хорош», а кто — нет. Ваши советы мне, во всяком случае, не нужны, — заявила Элиза со всем высокомерием, на какое была способна. — Именно поэтому я собираюсь выйти замуж за лорда Майкла Джонстона. Он — замечательный человек и самый благородный джентльмен во всей Империи. А теперь, когда мы закончили обсуждать мои вкусы относительно мужчин, я, с вашего позволения, хотела бы наконец позавтракать.

Со страхом она ждала реакции на произнесенное ею. У нее не было никакой уверенности в том, что ей удалось хоть как-то разрядить обстановку. Оливер по-прежнему мерил своего капитана свирепым взглядом, что до Киприана, то он смотрел на юношу с непередаваемым выражением, в котором смешивались холодный гнев и снисходительное пренебрежение, словно увлечение Оливера Элизой способно было его только позабавить. И, как ни странно, это взбесило ее сильнее всего. Откуда у Киприана такое чувство собственного превосходства, такая неколебимая уверенность в себе?

Оливер неуклюже повернулся к Элизе всем корпусом, будто его тело было вытесано из цельной дубовой колоды.

— Так мне отнести Обри к…

— Я сам это сделаю, — оборвал его Киприан.

— Нет! — почти закричала Элиза. — Нет, — повторила зона спокойнее, хотя сердце ее неистово билось. «Только бы не дошло до драки», — в отчаянии подумала она. — Пусть Оливер поможет Обри, мальчик уже привык к нему. — Она просунула свою руку под локоть Киприана и почти потащила его к двери. — Пойдемте же, я просто умираю от голода.

Когда Киприан повернулся на каблуках, она чуть не расплакалась от облегчения. Хотя его рука под ее пальцами словно окаменела, он все же уступил ей и повел вперед по коридору — столь узкому, что порой им приходилось касаться друг друга плечами и бедрами, но это была не слишком большая цена за то, чтобы избежать кровавой схватки между двумя соперниками.

Ум Элизы все еще отказывался постичь тот факт, что эти двое стали наскакивать друг на друга, как петухи, именно из-за нее. Элиза Фороугуд никогда не относилась к тем женщинам, из-за которых мужчины были готовы вступить в бой друг с другом. За ее приданое — может быть. Но за нее саму? Маловероятно. Однако это все же случилось, и лишь с огромным трудом Элизе удалось сохранить мир между двумя претендентами на ее внимание. Но постичь это она была не в силах. Вот уж поистине странный народ эти мужчины.

— Посадите его сюда, — сказала она, когда Оливер с Обри на руках вошел вслед за ними в каюту Киприана. В его логово, как про себя называла Элиза это помещение. Потом она слегка оттолкнула Киприана и, высвободив руку, повернулась к Оливеру. — Спасибо, Оливер. Это все, — добавила девушка, взглядом умоляя юношу, чтобы тот ушел мирно.

Оливер не улыбнулся, но ее немую просьбу исполнил.

— Позовите меня, если что, — сказал он и, не взглянув на Киприана, вышел.

«Благодарю тебя, боже», — подумала Элиза, собираясь с духом, чтобы выдержать новый раунд борьбы с чудовищным нравом Киприана Дэйра. Затем она решительно обернулась к нему:

— Неужели это все было так необходимо? Он оглядел ее с холодно-отчужденным видом.

— Я здесь капитан. Если мальчик не желает об этом помнить, пусть ищет место на другом корабле.

— Он не мальчик, — возразила Элиза. — И у него тоже могут быть чувства, как у вас или у меня.

— Да, он не мальчик, — медленно проговорил Киприан, продолжая стоять за столом напротив нее. — Именно поэтому я и велел вам избегать его. Но вы, я вижу, решили поощрять Оливера назло мне.

— Поощрять?! Назло вам?!! Я никого не поощряла, Киприан. Ни его, ни вас… — Элиза резко осеклась, заметив, что Обри, сидя в кресле в торце стола, внимательно наблюдает за их перепалкой и голова его вертится из стороны в сторону, словно он следит за прыгающим по корту теннисным мячом.

Она медленно, глубоко вдохнула, хотя, по правде сказать, никакой пользы это ей не принесло, и предложила:

— Может быть, нам лучше сесть за стол?

Это была самая неприятная трапеза, какую она могла вспомнить. Даже прошлым вечером, когда Киприан сначала напугал ее своей страстью, а потом приказал ей подавать на стол, словно ничего не произошло, Элиза не чувствовала себя так скверно. Вчера они, по крайней мере, пытались беседовать, и, хотя разговор вертелся в основном вокруг «Хамелеона» — его водоизмещения, скорости, которую он способен развить, идя при хорошем ветре на всех парусах, его замечательной остойчивости и прочих технических деталей, которые, по правде говоря, не особенно занимали Элизу, — это все же был какой-никакой разговор. Сегодня никто и не думал разговаривать, и эта напряженная тишина лишь усугублялась негромким позвякиванием металлических приборов об оловянные тарелки да доносящимися с палубы голосами матросов, к которым примешивались свист ветра в снастях и плеск волн за обшивкой.