Иногда они возвращаются. Главное – не терять крылья - Вероника Лукьянчук

бы ей хотелось в данный момент. Она знала, что он исполнит все ее желания,

даже те, о которых она сама еще не знает.

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

Отъезд в Испанию стал неожиданным и нервным. Из утренних новостей

Алекс узнал, что в Барселоне волнения. Чем конкретно вызваны забастовки и

митинги, и чего добиваются митингующие Каролина выяснять не стала. Алекс

был напряжен. Хотелось его поддержать, но она не знала, как.

Уже в Барселоне, в офисе Dream Holiday Алекс сказал:

– Тебе нужно уехать, здесь оставаться сейчас опасно.

– Я не боюсь, я хочу быть рядом с тобой.

– Я боюсь. За тебя. Тем более, если это не прекратится, – Алекс

отвернулся от экрана, на котором улицы Барселоны напоминали оживленный

улей с тысячами людей, могут возникнуть проблемы с рейсами. Вылеты из

страны могут быть отменены. Такое уже было несколько лет назад. И тогда

неизвестно, сколько это продлится.

– Я не …

– Я могу себе позволить удерживать тебя здесь в такое время. У тебя

дома семья. Представь, что с ними будет, когда они увидят новости отсюда. Я

сегодня куплю билет.

Я не люблю 4 июля. И хотя с годами боль утихает, и хотя я могу

искренне назвать себя счастливым человеком сегодня, и хотя… Я простила,

действительно простила и сохранила при этом теплое отношение к Алексу,

полюбив при этом себя, но так и не смогла полюбить 4 июля.

Каролина смотрит на свой билет в один конец. Барселона – Минск. Завтра

утром ее здесь уже не будет. Телом. Но душой, мысленно, ей кажется, она не

сможет никогда покинуть эту землю.

День начался как обычно. Они с Алексом собирались на набережную.

Снова яхта, море, но осознание, что это последний день не давало Каролине

получать от всего этого прежнего удовольствия.

– Мы выходим через 5 минут.

Вот как он умудряется собраться, такое чувство, за 10 минут!

Ей захотела съязвить или пошутить по этому поводу, но не получилось.

Промолчала. А еще больше захотелось его обнять. Так, как будто они сейчас

выходили уже, чтобы ехать в аэропорт. Не обняла. Иногда ей все же сложно до

конца понять его настроение. Когда он весь в себе. Как сейчас. Даже хочется

задать глупый женский вопрос "о чем ты сейчас думаешь?" Не задала.

На пристани все было по – прежнему. Хотя чего она ожидала? Что чайки

будут летать с грустью в глазах от того, что она завтра улетает?

– Я сегодня не поплыву, у меня тут неприятности, нужно остаться.

Дико захотелось плакать. "Ну, все, начинается!", – мысленно Каролин

уже начинала себя ругать.

– Ясно, – развернувшись, направилась к яхте. Только разреветься перед

ним не хватало. Это был тот случай, когда Каролина понимала, что поступает

неправильно, но все равно так поступала. Но в то же время, почему она должна

что – то скрывать, подстраиваться, вечно быть мудрой. Надоело быть мудрой в

двадцать с лишним лет. Возможно, в этой ее серьезности не по годам и был

свой определенный недостаток. Всему должно быть свое время. Каролине бы

стать мудрой годам к сорока, а не сейчас. А так…

Так рассуждая она поднялась на яхту. Отправились. Было ощущение

невероятного одиночества. Отчего – то было невыносимо обидно, что он

оставил одну именно в этот последний день. А еще она очень боялась вечера, их

предстоящего разговора перед расставанием. Каролина понимала, что он

должен состояться и боялась его. Они должны были поговорить. Нормально, по

– настоящему. Они же так долго этого ждали, шли к этому. Весь этот долгий год

для них было огромной роскошью – поговорить вживую, не онлайн. Хотя

почему она говорит: для них? Она уже с трудом представляет, что творится у

него в голове.

Когда мы болеем, очень часто не чувствуем вкуса еды, говорим, что еда

безвкусная. А сегодня у Каролины был какой – то безвкусный день. Ну, не

может радовать море, не могут окрылять и внушать доверие чайки, когда от

боли хочется кричать и плакать навзрыд.

– Главное не заплакать, – с такой пульсирующей мыслью Каролина

села в машину Алекса в тот вечер.

Они приехали в ресторан. Вокруг огромное количество расслабленных

алкоголем и весельем людей. Как специально подчеркивающих Каролине: “ты

уедешь, а здесь ничего не изменится. Не думай, что кому – то здесь станет

грустно без тебя”.

– Что – то вы какие – то печальные, – откуда – то из глубины зала к ним

подошел Роджер. И не надо так на меня сурово смотреть, Алекс, как будто я вам

помешал. Я вообще не к тебе пришел.

Роджер протянул Каролине большую коробку с восточными сладостями.

– My dear, передай, пожалуйста, Заре. Скажи, что от меня, от моего

пламенного сердца, скучающего по ней.

– Да, конечно.

– Так – так, – Алекс бросил взгляд на коробку, я теперь знаю, что у нас

сегодня на вечер к чаю.

– Даже не думай, я Заре уже написал, что ее ждет. А коробка, между

прочим, специально запакована так, чтобы сладости перенесли перелет.

– Ох и ничего себе. А ты страшный человек.

– Еще раз спасибо, Каролина, ну, не буду вам мешать. А то он, —

Роджер указал на Алекса, меня сейчас испепелит взглядом.

Роджер ушел. И Алекс с Каролиной разговаривали. Обо всем на свете,

кроме самого главного. Полчаса, один, два …

Она не выдержала первая.

– Алекс, как ты думаешь, когда утихнут забастовки и митинги?

– Не знаю, сложно сказать. Дай Бог, это ненадолго. Иначе я просто

останусь без работы – с туризмом возникнут огромные проблемы.

– Как только все прекратится, я приеду снова, ведь так?

Алекс замолчал. Казалось, он молчал целую вечность.

– У меня же еще много времени, благодаря тому, что я экстерном сдала

все экзамены. Я могу ещ …

– Тебе не стоит приезжать.

– Не волнуйся, я дождусь пока не наступит спокойный период. Не могут

же они вечность так выступать.

– Каролина, ты не поняла меня. Я не знаю, с чего начать, как сказать тебе

то, что давно должен был. We cannot continue any more.

Теперь молчала она. С каждым последующим его словом казалось, что

вот – вот должны подступить слезы, рыдания, но нет. Что это, неожиданность,

шок или не по возрасту сложившаяся мудрость, не позволяющая плакать при

нем, мужчине всей, как казалось, жизни?

– Мне невероятно сложно говорить сейчас все это. Но еще с первого дня,

самого первого дня, я понял, что мы не будем вместе. Я хочу, чтобы ты знала, я

люблю тебя и никогда не смогу забыть. И …, я не хочу, не смогу существовать,